Искатель. 1988. Выпуск №6 - Александр Казанцев

Вязов с замиранием сердца понял, что случайно включил дремавшие сотню лет реактивные двигатели (скорее всего рулевые) погибшего чужепланетного звездолета.

— Эй, Никита! Ты понимаешь, что делаешь? Зачем запустил двигатель своего скафандра? Прешь прямо на модуль звездолета!

— Это не мой двигатель, — доложил Вязов, — неизвестно отчего заработали двигатели звездолета.

— Эх, растяпа! Теперь никакой буксир не поможет. С Земли уже тревогу бьют, им все видно. Тоже «спасатели»! — гремел в шлеме Вязова гневный голос Бережного.

— Отсюда их не выключить, — имея в виду заработавшие двигатели, сказал Вязов.

— Сам вижу. Нестерова помнишь?

— Летчика? Еще бы!

— Иду, как он, на таран. Держись, Никита!

Бережной видел в передний иллюминатор, как надвигается на него Дикий спутник. Он успел развернуть космоплан, поставив его на пути космического пришельца.

Удар получился страшным. Эластичный пластиковый скафандр вместе с Бережным вырвало из кресла у пульта. Пробив переборку, он ударился о стенку кабины, прогнув ее так, что она дала трещины. Бережной потерял сознание…

Вязов, находившийся с противоположной стороны от ожившего обломка чужепланетного звездолета, тоже ощутил удар во всей его силе, чуть смягченный только пластиковым скафандром, и тоже потерял сознание.

ИНФРАКРАСНЫЕ ЧЕЛОВЕЧКИ

Когда Вязов пришел в себя, его тело ныло от ушибов. Голову после удара саднило, в глазах застыла какая-то мутная пелена, словно передняя стенка шлема потеряла прозрачность.

— Командир! — крикнул Вязов. — Георгий Трофимович! Ты жив?

Вязову только казалось, что он крикнул. На самом деле ему удалось издать несколько беспомощных звуков, но и они не попали в эфир из-за того, что вышла из строя радиоустановка скафандра.

Вскоре Вязов понял это. В горле першило, хотелось сплюнуть, но… некуда. В шлемофоне — ни звука: очевидно, сорвало антенну. Космическое безмолвие жило отдельно от шума и звона в ушах Вязова.

В глазах чуть прояснилось. Лобовое стекло шлема все-таки уцелело. Но где же это проклятое рулевое крыло инопланетного корабля? Что с космолетом? С Бережным? Превозмогая боль о теле, Вязов постарался развернуться, чтобы увидеть обломок с космолетом или модуль звездолета «Крылов».

Но не увидел ничего, кроме ярких немигающих звезд и ослепительного, в короне языков солнца. И тут вдруг Вязов понял, что отброшен далеко от ожившего инопланетного обломка, от космолета Бережного, от модуля звездолета, что летит над Землей по круговой орбите и что крохотную точку — неметаллический скафандр, в котором-то и дюзы керамические, не обнаружить никакими локаторами ни с Земли, ни из космоса!

Кислорода осталось на считанные часы. Вязов успеет только несколько раз облететь вокруг Земли. Включить двигатели? Но куда лететь? Здесь не повернешь, как в воздухе рулем! Увеличение скорости изменит лишь орбиту, на которую вынесет скафандр, и ничуть не приблизит его к модулю звездолета или резервным космолетам, вылетавшим вслед за космолетом Бережного. При этом в реактивных двигателях будет расходоваться кислород, а запасы его для двигателей и дыхания в скафандре общие. Любая попытка использовать двигатели только сократит ему жизнь.

Можно попытаться продержаться подольше, рассчитывая на то, что его поймают в прицел радиолокаторы, хотя шансов обнаружить с Земли затерявшийся в космосе пластиковый скафандр почти нет.

И в том и в другом случае положение Вязова выглядело безнадежным.

Весь мир после того, как опасность столкновения в околоземном пространстве с Диким спутником миновала, был потрясен новой сенсацией.

Все началось опять с Мальбарской радиообсерватории при Кембриджском университете в Англии, где еще в прошлом столетии, в июле 1957 года студенткой Джосиан Белл и профессором Хьюшем были отмечены упорядоченные радиоимпульсы, даже принятые сначала за сигналы «маленьких зеленых человечков». Тогда они задержали на полгода осторожных английских ученых с публикацией сообщения, приведшего к открытию «пульсаров». Теперь к профессору Джорджу Хьюшу-младшему, занявшему место своего прадеда в радиообсерватории, вошла его супруга Джосиан Белл, которая была правнучкой той студентки, открывшей пульсары, и уже по семейной традиции подписывала свои научные труды именем прабабки, хотя формально и считалась миссис Джордж Хьюш по мужу, и обратилась к нему со следующими словами:

— Боюсь, почтенный профессор, я отвлеку вас от важных размышлений, но наша дочь Мэри, снимая показания самописцев большого радиотелескопа в инфракрасном диапазоне, обнаружила весьма странное послание из космоса, совсем не похожее на пульсар, открытый в прошлом столетии здесь, у нас же. Оно действительно очень напоминает разумный сигнал.

— Что? Опять «маленькие зеленые человечки»? — проворчал профессор Джордж Хьюш. — Право, уважаемая коллега, вам следовало бы избавиться от столь романтических наклонностей. Наука, подлинная наука должна быть критична и недоверчива ко всяким сенсационным сигналам «маленьких зеленых человечков». Извольте найти подобным сообщениям более естественные объяснения.

— И все-таки, уважаемый профессор Хьюш, у меня есть основания считать эту передачу из космоса делом рук разумного существа, хотя повтора ее не последовало. Впрочем, повторение давних сигналов и привело к заключению о существовании пульсаров именно потому, что сигналы соответствовали параметрам нейтронных звезд. Наш случай уникален, и я настоятельно советую вам уделить ему большее внимание, чем-то, с которым вы относитесь к любым новым сообщениям. Нельзя считать строго научными поиски только естественных причин обнаруженных явлений, как вы только что рекомендовали, словно существование разума у вас, у меня или у инопланетных существ противоречит природе.

Супруги, несомненно, рассорились бы, что с ними случалось достаточно часто, если бы не их дочь Мэри, которая ворвалась в кабинет и с присущей молодости бесцеремонностью заявила:

— Я не знаю, к каким выводам пришли высокие научные авторитеты, но я сочла нужным вызвать корреспондентов лондонских газет для экстренного сообщения о своем открытии.

— Вы сошли с ума, Мэри, это настоящая профанация! — запротестовал возмущенный профессор Хьюш.

Но миссис Белл встала на сторону дочери. И, поскольку во всех семейных сражениях победа доставалась миссис Белл, вопрос в конце концов был решен в пользу Мэри.

Словом, в Мальбарской радиообсерватории при Кембриджском университете давняя ситуация не повторилась, и сообщение без задержки разнеслось по всему свету.

Стихийно возникший в Лондоне под председательством бойкой Мэри Белл-Хьюш комитет связи с «инфракрасными человечками», как с английским юмором назвали предполагаемых авторов космического послания, обратился ко всем ученым мира с просьбой помочь в расшифровке загадочных сигналов.

В разных странах компьютеры были запрограммированы на расшифровку космического «ребуса».

Через день компьютеры сделали вывод, что «послание основано на двоичной системе и состоит из сгруппированных символов, из которых группы вторая и последняя, а также третья и предпоследняя идентичны».

Однако дальше этого дело пока не продвинулось.

НАДЕЖДА

Компьютеры не были запрограммированы на интуитивное решение загадки.

Но два московских мальчика, школьники-радиолюбители, Саша Кузнецов и Витя Стрелецкий (кстати, едва не утонувшие после падения у Ленинских гор «московского метеорита», угодившего в реку), повторяя азы старинной радиотехники, обратили внимание на то, что принятые в инфракрасном диапазоне сигналы напоминают давно забытую после появления компьютерного радиотелеграфа азбуку Морзе. Если обратиться к ней, то можно прочесть космическое послание как русское слово «Надежда».

Это детское сообщение было принято с недоверием. Кто мог из космоса передавать в тепловом диапазоне русское слово, да еще по условной азбуке «допотопного» телеграфа?

Профессор Хьюш и другие скептики не хотели и слышать об этом, уверяя, что берутся при помощи забытых алфавитов прочесть заданное им слово не только по звездам, но и по огням ночного города!

Однако иначе отнеслись к вспыхнувшему спору между скептиками и романтиками науки во Всемирном Звездном комитете, который более суток тщетно разыскивал затерявшегося в космосе русского астронавта Вязова-Джандарканова.

При всей невероятности передачи в инфракрасном диапазоне русского слова «Надежда» оставалось неясным, как мог сделать это Вязов, если послание исходило от него.

Несмотря на это, Звездный комитет принял энергичные меры. Полученные по его запросу данные от профессоров Хьюша и Белл были сообщены пилотам находящихся в космосе кораблей.