История Бадалии Херодсфут - Редьярд Киплинг

— Ступайте-ка к себе домой, и вам надо лечь в постель.

— Я — замужняя женщина, слышите, вы, и я желаю идти с моим мужем!

— Но я же не причинил ей никакого зла, — отозвался Том из дальних рядов зрителей. Он чувствовал, что теперь сочувствие публики было на его стороне.

— Ах вы, собака, вы, может быть, сделали мне добро? Я — замужняя женщина, говорю вам, и я не желаю, чтобы моего мужа отобрали у меня.

— Ну, хорошо, если вы действительно замужняя женщина, так прикройте свою грудь, — примирительно сказал полицейский. Он был достаточно хорошо знаком с семейными ссорами.

— А вот не хочу! Благодарю вас за ваше бесстыдство. Можете взглянуть сюда! — Она быстро расшнуровала свой корсаж и показала следы побоев в виде полумесяца, какие могли получиться от меткого удара при помощи спинки стула. — Вот что он сделал со мною, потому что моё сердце не хотело само разорваться! Он хотел достать его и разбить. Смотрите, Том, что вы со мной сделали, а ведь я вас любила; но это было до того, как я узнала, что вы связались с этой женщиной.

— Вы обвиняете его? — сказал полицейский. — Он отсидит за это, вероятно, с месяц.

— Нет! — твёрдо сказала Женни. Выставить мужа на посмешище толпы — это было одно, а засадить его в тюрьму — это совсем не входило в её намерения.

— Ну, тогда ступайте и ложитесь спать, а вы, — это относилось к толпе, — расходитесь по домам. Проходите, проходите. И нечего тут смеяться. — И затем, обращаясь к Тому, которого окружили сочувствовавшие ему приятели: — Благодарите Бога, что она вас не обвиняет, но запомните это на будущее.

Но Том совершенно не оценил снисходительности своей жены, и друзья его ничем не воздействовали на него в смысле примирения. Он продолжал бить свою жену, потому что она была несносна, и по той же причине он подыскивал себе новую любовницу.

Мужчины такого сорта обыкновенно оканчивают свои семейные распри очень тяжёлой сценой на улице, где жены самым непростительным образом клевещут на них, возводя всевозможные обвинения, и затем они утешаются в кругу своих товарищей за кружкой пива. Оказывалось при этом, что все женщины — одинаково несносны, а виски всегда одинаково приятно. Его друзья вполне сочувствовали ему. Может быть, он был немного более жесток к своей жене, чем она того заслуживала, но её безобразное поведение под влиянием гнева оправдывало все его грубости.

— Я бы не мог больше жить с такой женщиной, как она, — сказал один из его утешителей.

— Пошлите её к черту, и пусть она сама заботится о себе. Человек выбивается из сил, чтобы только накормить все эти рты, а они сидят себе спокойно дома; и только в самое первое время, заметьте это себе, они оказывают нам некоторое внимание, какое подобает мужчине, если только он мужчина, а потом она ни с того ни с сего становится на дыбы и начинает ругать вас на всю улицу, называя всяческими именами. Что тут хорошего, спрашиваю я вас? — рассуждал второй утешитель.

Перед приятелями стояла уже третья бутылка виски, и эта последняя речь особенно понравилась Тому. Он решил вернуться к Бадалии, своей первой жене. По всей вероятности, она не слишком хорошо вела себя во время их разлуки, и он мог отомстить ей за свой попранный авторитет мужа.

Наверное, у неё были и деньги. Простые женщины всегда как-то ухитряются иметь пенсы, в которых Бог отказывает работающему в поте лица своего мужчине. Чтобы освежиться, он выпил ещё виски. Теперь уже он не сомневался, что Бадалия сделала что-то очень нехорошее. Может быть, она уже вышла замуж за другого. Тогда он подождёт, когда её супруг уйдёт из дома и, поколотив Бадалию, возьмёт у неё деньги и получит, наконец, удовлетворение. Догматы права и законности имеют, конечно, большое значение, но когда все молитвы прочитаны и столько выстрадано, выпивка является единственным средством для мужчины разобраться в своих собственных поступках. Жаль только, что её действие так непродолжительно.

Том вышел вместе со своими друзьями и велел им передать Женни, что он отправляется на Геннисон-стрит и больше к ней не вернётся. Так как это была злая весть, то они хорошо запомнили её, и каждый в отдельности с тупою дотошностью пьяного передал её Женни. Между тем Том шёл до тех пор, пока опьянение не соскочило с него и не остановилось на месте, как останавливается громадный вал, прежде чем устремится на корабль и потопит его. Он свернул на боковую улицу и стал осторожно пробираться по блестящей, чёрной асфальтовой мостовой, освещённой отражениями света из окон магазинов, который ложился длинными светлыми полосами под его ногами. Теперь он был совершенно трезв. Вспоминая своё прошлое, он пришёл к такому полному и совершённому оправданию своих поступков, что, если бы оказалось, что Бадалия в его отсутствие осмелилась вести вполне безупречную жизнь, он вынужден был бы избить её вдребезги за то, что она не сделала ничего дурного.

В это время Бадалия, выдержав ежедневную вечернюю схватку с матерью Ласкар-Лу, была теперь у себя в комнате. На все самые язвительные упрёки, какие только может придумать язык обитательниц Геннисон-стрит, старуха, уличённая в сотый раз в воровстве съестного, посылаемого из сострадания несчастной калеке, только хихикала в ответ и возражала:

— А вы думаете, что Лу никогда в жизни не обманывала мужчин? Да она и помирает от того, что слишком много возилась с ними. Я! Да я ещё лет двадцать проживу!

Бадалия хорошенько встряхнула её больше из принципа, чем в надежде излечить её, и вытолкнула на улицу, где старуха свалилась, как сноп, на мостовую, призывая всех чертей на голову Бадалии.

И один из них явился по её зову в образе мужчины с очень бледным лицом, который обратился к ней, назвав её по имени.

Тогда мать Ласкар-Лу вспомнила. Это же был муж Бадалии, а возвращение мужей всегда сопровождалось на Геннисон-стрит потасовками.

— Где моя жена? — спросил Том.

— Она у себя наверху, ступай к ней, — отвечала старуха, свалившись набок. — Вы вернулись за ней, Том?

— Да. С кем она связалась, пока меня не было?

— Со всеми попами в приходе. Она стала такая, что вы её и не узнаете.

— Подлая она!

— О да. Она теперь снюхалась с сёстрами милосердия и с попом. А он даёт ей деньги — целыми фунтами каждую неделю. И за это она живёт с ним — уже несколько месяцев. Нет ничего удивительного, что вы не хотели с ней жить и бросили её. Она выбросила меня с лестницы на улицу, чтобы я тут валялась и издыхала, как собака!

— Она все в той же комнате? — спросил Том, перешагнув через старуху, которая рылась в щелях мостовой, ища какой-нибудь добычи.

— Да, но она стала такая красивая, что вы её не узнаете.

Том поднялся по лестнице, а старая леди захихикала ему вслед. Том был раздражён. Теперь на некоторое время Бадалия не будет в состоянии угощать пинками других людей и входить в комнату как раз тогда, когда присылалась пища для больной.

Бадалия, уже полураздетая на ночь, услышала хорошо знакомые шаги на лестнице. И прежде чем он толкнул ногой в дверь, как он это делал обыкновенно, она успела передумать обо многом.

— Том вернулся, — сказала она сама себе. — И я этому рада, несмотря на попа и на все остальное.

Она открыла дверь и окликнула его по имени.

Но мужчина оттолкнул её от себя.

— Не нужно мне этих поцелуев и лизанья. Надоело мне все это, — сказал он.

— Я вас не так часто целовала эти два года, чтобы успеть вам надоесть.

— Меня целовали женщины получше вас. Деньги есть?

— Есть немного, очень немного.

— Это — ложь, и вы это хорошо знаете.

— У меня нет своих. О, Том, к чему говорить о деньгах в первую же минуту возвращения? Вы не любите Женни? Я так и знала, что вы её не любите.

— Молчите лучше. Найдётся же у вас столько, чтобы человек мог выпить в своё удовольствие?

— Вам не следует больше пить. Вы и так пьяны. Вам надо лечь в постель, Том.

— У вас?

— Ну, да — у меня. Чем я хуже Женни?

Говоря это, она протянула к нему руки. Но хмель ещё крепко держал Тома.

— Это не для меня, — сказал он, прислонившись спиной к стене. — Вы думаете, я не знаю, как вы вели себя с тех пор, как я ушёл?

— Спросите, кого хотите! — с негодованием возразила Бадалия. — Кто посмеет что-нибудь сказать обо мне?

— Кто посмеет? Да все говорят. Я только пришёл сюда, как уже узнаю, что вы с попом неизвестно где. Что нужно от вас попу?

— Поп всегда бывает здесь, — поспешно отвечала Бадалия.

В эту минуту она думала о чем угодно, только не о священнике. Том важно уселся на единственный стул, стоявший в комнате. Бадалия продолжала свои приготовления ко сну.

— Хорошенькое это дело, — сказал Том, — говорить своему законному мужу, — я ведь заплатил пять долларов за обручальное кольцо. Поп всегда здесь, а? И вы при этом так же невозмутимы, как медная кастрюля! Да есть ли у вас стыд? Может быть, он и теперь под кроватью?

— Том, вы совершенно пьяны. Мне нечего стыдиться.