Леди Шир - Ива Михаэль

Леди Шир смотрела в пустоту коридора, по которому, удаляясь, прошла Марта. «Неужели я ей таки рассказала?» – подумала Шир. «Некоторые сны так пугающе очевидны. Это её желание быть со мной, заставить меня переживать за неё, бояться её потерять. Другого и быть не может. Это не простой сон про эпизоды из прошлого. Мы никогда не были с ней на реке, и ни с кем из взрослых она не могла ходить на реку, может, если очень давно… здесь нет реки, она бы мне рассказала».

Леди Шир и Марта лишь однажды находились вдвоём за пределами монастыря, в первый день их знакомства. Они были знакомы и раньше, но дружба, когда Марта позволила себе называть Леди Шир просто Шир, началась примерно год назад. Марта выбила мячом мизинец на левой руке, неуклюже поймала мяч во время игры. Поломанная кость прорвала кожу и вышла наружу. В первый момент Марта не чувствовала боли и не замечала вылезшую кость, Марта присела на корточки и наблюдала, как её кровь капает на пыльные камни. Но потом Марта заметила торчащую кость, и боль стала невыносимой, и тогда Марта заорала. К ней подбежала монахиня, но монахиню тут же стошнило при виде крови и торчащей наружу кости. Леди Шир не скрывала от себя того, что давно ждала подобного момента, она стремительно походкой вышла во двор и, подойдя к Марте, тут же подхватила её на руки, не заботясь о том, что Марта испачкает ей кровью платье. Обнимая Шир, Марта продолжала плакать, тогда Шир прижалась щекой к её щеке и тоже заплакала. Когда Марта заметила, что Леди Шир тоже плачет, понемногу притихла, от удивления Марта даже переслала чувствовать боль так сильно. Она ещё никогда не видела чтобы кто-то из взрослых плакал вместе с ней от её боли, ни тётка, ни отец, ни Карин – та тем более нет, Карин всегда оставалась весёлой. Марта почувствовала нечто такое, что было совершенно противоположно одиночеству.

– Леди Шир, почему вы плачете? – спросила Марта, с трудом справляясь с дыханием.

У Шир по лицу текли настоящие слёзы и покраснели глаза.

– Не знаю, мне тебя стало жаль.

И тогда Марте показалось, что Леди Шир совсем не взрослая, а просто девочка, которой много лет.

Приехал доктор, посмотрел на палец Марты и сказал, что её надо везти в больницу. Марта попросила разрешения у настоятельницы, чтобы Леди Шир поехала с ней, им было позволено, но настоятельница сопроводила с ними и ту монахиню, которую стошнило.

– Тебе пойдёт на пользу, – сказала ей настоятельница.

Леди Шир едва удержалась от смеха, она хотела пошутить про пользу прочищения желудка, но решила смолчать, вряд ли бы кто понял эту шутку, разве что доктор, но он бы не признался из уважения к настоятельнице. На тот момент Леди Шир ещё плохо была знакома с Мартой, поэтому не могла и предположить, что эта бледная худенькая девочка, которая, в общем-то, совсем еще ребёнок, она, Марта, поняла бы эту шутку.

Позже, спустя какое-то время, когда Шир и Марта познакомились ближе, Шир восхитила личность Марты. Марта была ребёнком, но она была ребёнком по-другому, она вела себя так, как если б вдруг взрослому вернули детство, можно было сказать, что Марта ценила детство. Иногда Шир даже казалось, что Марта – это кто-то взрослый в детском теле, чтоб было удобнее наблюдать за людьми. Шир долго не могла понять, что именно отличает Марту от других детей? Но вот был такой случай. На заднем дворе монастыря растут вишнёвые деревья, и девочкам строго запрещается рвать вишни, вишни предназначались для варенья. Это был сезон, когда вишни в самом соку. Одна из девчонок предложила, когда стемнеет, пробраться в сад, нарвать вишен и принести в спальню для всех, ещё трое смелых вызвались с ней. Но повариха поймала их и отвела к настоятельнице. Настоятельница сказала, что если девочки признаются, которая из них «зачинщица налёта на вишнёвый сад», только ту и накажет, в противном случае будут наказаны все четверо. Одна из девчонок тут же выдала «зачинщицу». Об этом узнали остальные девочки, которые дожидались вишен в спальне, и «предательница» была отчуждена, девочки перестали с ней разговаривать, перестали вообще с ней общаться, а некоторые даже плевали ей на платье. Только Марта продолжала относиться к ней как прежде, до истории с вишнями: «…ну, с каждым могло случиться – наверно, она просто испугалась. Надо было нас всех наказать, мы ведь все хотели вишни, тогда бы уж точно никто бы не поссорился». Так сказала Марта, когда они обсуждали с Шир эту историю, и тогда Шир поняла, что у Марты нет детской жестокости, которая характерна почти для всех детей.

В больнице Марте наложили гипс, пришлось подождать, пока доктор вправлял кость. Монахиню уже не тошнило, она без устали молилась, а когда закончила молитву, сказала Шир, что выйдет прогуляться и подышать свежим воздухом. Шир осталась сидеть в коридоре, прислушиваясь к голосам за дверью, за которой находилась Марта. Марта очень нравилась Шир, но Шир было запрещено «принимать участие в воспитании девочек», поэтому она терпеливо ждала случая хотя бы просто заговорить с Мартой. Позже Марта признается Шир, что она тоже искала повода с ней поговорить. Леди Шир почувствовала себя виноватой, когда увидела рану на мизинце у Марты и лужицу крови. Она не желала Марте зла, возможно, Шир была бы не против маленькой царапины на коленках или локтях – «…с детьми это случается».

Марту вывели в коридор, где ждала её Шир. На мизинце у Марты был гипс, который охватывал всю кисть и запястье, но другие четыре пальца были свободны. Марта была бледнее, чем обычно, она была почти зелёной, но совершенно не выглядела несчастной. Врач усадил её на скамейку рядом с Шир и попросил подождать.

– И чего мы ждём? – спросила Шир у Марты.

– Мне еду принесут, – ответила Марта, – доктор сказал, что мне надо поесть.

Сестра принесла Марте булку с повидлом и кружку молока. Марта выпила молоко и отдала пустую кружку Шир. Булка с повидлом аппетита у неё не вызывала. Марта сидела и смотрела на булку, как будто ждала, что та с ней заговорит, и тогда Марта убедит булку исчезнуть, но булка молчала, тогда заговорила Марта:

– Леди Шир, хотите мой бутерброд?

Тревога за Марту отступила, и Леди Шир начала обращать внимание на окружающую её обстановку. Запах лекарств, больничные стены и белые халаты поднимали в ней туманные чувства, смешанный со стыдом и обидой.

– Давай уйдём отсюда, Марта.

– А где сестра Глория?

«Оказывается, она Глория», – подумала Шир.

– Сестра Глория вышла подышать. Пойдём Марта, мы её найдём, и будем возвращаться.

Но сестры Глории нигде не было. Леди Шир и Марта обошли по кругу больницу вдоль каменного забора. День был тёплым, солнечным, приветливым, он располагал к прогулкам на свежем воздухе, он увлёк монашку Глорию бродить по узким улочкам и шумным торговым рядам. У входа в больницу была расположена маленькая каменная площадь с голубями, клумбами и подвесными скамейками.

– Леди Шир, давайте на качелях покатаемся, пока сестра Глория не вернулась?

Не дожидаясь ответа, Марта вскочила на подвесную скамейку и стала раскачиваться:

– Леди Шир, раскачивайте меня!

– Ну уж нет, а меня кто будет раскачивать? – спросила Шир и уселась рядом с Мартой.

«Всё хорошо совпало», – это была первая мысль, которая промелькнула в подсознании у Марты в тот момент. «Она мне не зря нравилась», – это была вторая мысль, и она была более осознанной. Марта расхохоталась, ей доставило удовольствие, что Шир села с ней рядом и тоже начала раскачиваться.

– Ты смешная, Шир, и такая хорошая.

Тогда Марта впервые назвала её по имени, она осознала это уже в тот момент, когда произнесла задорно «Шир», а не учтиво «Леди Шир», как её учили. Марта наклонила голову, так чтобы волосы упали ей на лицо, и сквозь волосы, украдкой, глянула на Шир. Шир сделала вид, что ничего не заметила и с тех пор, когда они оставались вдвоём, Марта называла её просто «Шир». Возможно, если бы настоятельница услышала подобную вольность – Марта была бы наказана, а Шир осталась бы без работы, но Марта умела хранить секреты, и даже те, на которых не было написано «не выдавать, секрет, молчи». Подвешенная на цепях скамейка едва ли походила на качели, она лишь скрипела и болталась из стороны в сторону, но этим она не разочаровала маленькую беловолосую девчонку в день, с которого началась история её дружбы с волшебной Леди Шир.

– Шир, а ты уверенна, что Бог есть?

– Конечно, я знаю, что Он есть.

На залитой солнцем больничной площади девочка и монашка кормят голубей, подобная картина порадовала бы глаз даже самого строгого созерцателя. Прелесть! Марта так и не съела свой бутерброд, облизала повидло, а булку они крошили голубям. Леди Шир наблюдала не только за окружающими, но и сама за собой. Она любила представлять, что видит себя со стороны, она умела замечать маленькие уголки счастья. Подбрасывая крошки хлеба в воздух и раскачиваясь на подвесной скамейке, Шир наблюдала, как раскрываются её пальцы, подобно лепесткам, как развиваются края монашеского платья, как качается её грудь. Голуби на лету ловили кусочки хлеба, рядом сидела маленькая девочка и хохотала, забыв про сломанный мизинец, её смешили голуби. И разве это не называется счастьем? Просто надо уметь его увидеть. И появись сейчас Глория, Шир не сразу бы поняла, почему она вдруг пришла и прервала трапезу голубей.