Вяземский - Вячеслав Бондаренко

Странные чувства одолевали князя Андрея Ивановича. В глубине души кипела обида на императора, который непонятно почему держал его на расстоянии — не отстранил от себя, но и не приблизил. Но в то же время князь и сам не хотел становиться государственным мужем в полном смысле этого слова. Ему хватало сознания своей честности, прямоты, выполняемого долга… А теперь, в отставке, он и вовсе ни от кого не зависел. Сердце, ум и душа — свободны, открыты. У него были любимая жена, сын, две дочери, друзья, библиотека, подмосковное имение Остафьево, в котором только что был заложен фундамент дома… И князь воспрял духом. Теперь отставка казалась ему спасением.

В Остафьеве сейчас можно видеть миниатюру работы Ксавье де Местра, на которой Андрей Иванович изображен на склоне жизни. Миниатюра изображает человека в годах, с поредевшими волосами, приятным сухощавым лицом; князь явно знает себе цену, видны высокий ум, ироничность, скептицизм — перед нами много повидавший сын эпохи Просвещения, усердный читатель французских энциклопедистов.

Тридцать три огромных тома «Энциклопедии» Д'Аламбера и Руссо занимали почетное место на полках библиотеки Андрея Ивановича. Библиотека эта, по свидетельству Вяземского, была «единственным богатством дома». Больше всего в ней было книг по истории (пятитомный «Исторический атлас» Гедевиля, восьмитомная «Военная история Людовика XIV», четырнадцать томов Плутарха, двадцать томов Тацита…), философии («Опыты» Монтеня, «Максимы» Ларошфуко, «Характеры» Лабрюйера, пятитомник Макиавелли, Монтескье, Гельвеций, Дидро, Вольтер…), военному делу. Всего пять тысяч томов. («Русский библиофил» в 1911 году уточняет, что сын Андрея Ивановича собрал семь тысяч томов, а внук — десять.)

«Мой родитель был один из образованнейших, почтеннейших и любезнейших людей своего времени, — вспоминал П.А. Вяземский. — Он владел даром слова, любил разговор, обмен мыслей и мнений, даже любил споры, но не по упрямству убеждений своих, не по тщеславию ума, довольного самим собою, но по любви к искусству и к оживлению беседы. Он любил спор для спора, как умственную гимнастику, как безобидную стрельбу в цель, как фехтованье… Он знал несколько иностранных языков, особенно хорошо знал французский…»

До недавнего времени Андрей Иванович Вяземский привлекал внимание лишь в этом качестве — как «один из образованнейших, почтеннейших и любезнейших людей своего времени», честный, прямодушный вельможа, библиофил, друг, покровитель и зять Карамзина, отец своего знаменитого сына. Но сейчас мы вправе говорить о нем и как о вполне самостоятельной фигуре в истории русской культуры, более того — как об одном из зачинателей русской философской мысли.

…В конце 1790 года в германском городке Альтона (сейчас это один из центральных районов Гамбурга) вышла на немецком языке книга «Beobachtungen über Geist des Menschen und dessen Verhaltruss zur Welt». Оригинальная философская концепция, предложенная в ней автором, Андреем Передуминым-Колывановым, могла бы произвести переворот в европейской философии конца XVIII века, и не случилось этого лишь из-за отсутствия печатных откликов и крошечного тиража. Уже столетие спустя, в 1902 году, автор капитальной «Истории новой немецкой психологии» Макс Дессуар, подробно разбиравший каждый изданный в Германии философский труд, с сожалением отмечал, что не смог найти ни одного экземпляра книги загадочного русского автора.

Потребовалось еще сто лет, чтобы труд Андрея Передумина-Колыванова вновь увидел свет. Благодаря стараниям В.В. Васильева, обнаружившего раритет в библиотеках Москвы и Страсбурга, в 2003 году русский перевод книги — «Наблюдения о человеческом духе и его отношении к миру» — вышел в Калининграде.

Вадим Васильев, проведя скрупулезный анализ текста «Наблюдений…», убедительно доказал в послесловии к ним, что за псевдонимом Андрей Передумин-Колыванов скрывался 36-летний князь Андрей Иванович Вяземский. В пользу этого говорят многие факты — и то, что немецким языком князь владел в совершенстве (уже 11-летним мальчиком он перевел с французского на немецкий роман Фенелона «Путешествие Телемака»), и то, что фамилию «Колыванова» носила его внебрачная дочь, впоследствии супруга Карамзина. Происходила она от старого русского названия Ревеля-Таллина, где долго квартировал полк Андрея Ивановича.

Пересказывать содержание философских трактатов — дело бессмысленное, тем более сейчас, когда стараниями Вадима Васильева книга А.И. Вяземского впервые издана по-русски, а фактически — заново родилась. Введение в научный оборот «Наблюдений…» чрезвычайно важно — ведь это один из крупнейших памятников не только русской, но и европейской философской мысли XVIII века. Существуют все основания для того, чтобы назвать князя Андрея Ивановича Вяземского одним из выдающихся европейских философов того времени.

В свете открытия В.В. Васильева становятся объяснимы многие факты из биографии князя Андрея Ивановича и даже некоторые черты его характера. Теперь понятно, что Вяземский-старший был не просто независимым и нравным вельможей, каких в екатерининское время было немало, — он жил, опираясь на собственную философскую систему и стремясь воплотить ее в реальность.

Своеобразный экзистенциализм Вяземского проявлялся в том, что он мечтал о подлинной жизни, в которой не было бы места псевдозанятиям и псевдочувствам. Он не был атеистом, но считал «веру отцов» нелепой, предпочитая «Бога ученых и философов» Богу филистеров. Верил в возможность создания Утопии, идеальной страны во главе с идеальным правителем… Все это преломлялось, порою странно, в его судьбе. Мечта «в Пензе сделать Лондон» наткнулась на глухую стену непонимания и враждебности подчиненных. Манеру обхождения с этими подчиненными, строгую и справедливую, спутали с надменностью, чванством. Провалом закончилась и попытка образовать в сыне Петре идеального человека, гражданина будущей Утопии…

С годами Андрей Иванович, конечно, понял, что воплотить грандиозные идеи в жизнь ему вряд ли удастся. «Наблюдения…» остались его единственной книгой, и сын Андрея Ивановича так никогда и не узнал о ней[3]. Философские искания стали «домашним делом» Вяземского, превратились в ежевечерние споры у камина… Естественно, что для честолюбивого князя, помышлявшего о преобразовании целого мира, это была трагедия. Кто мог понять его, разделить его горечь (конечно, тщательно скрываемую от посторонних)?.. С большой долей уверенности можно предположить, что Карамзин — ему принадлежал один из экземпляров «Наблюдений…», найденный в 2000 году в Москве. Мысли Андрея Ивановича во многом были близки молодому Карамзину, и Вяземский это чувствовал. «Вы заблаговременно жалуете мне патент на право гражданства в будущей Утопии», — писал Карамзин князю в ноябре 1796 года…