Гремлин - Евгений Адеев

Тадеуш Кавински, вице-президент Федерации, живая легенда.

Слепой летчик.

Лет двадцать назад, когда я еще пешком под стол ходил, лейтенант военно-воздушных сил ООН Тадеуш Кавински в небе над Ливаном схлопотал зенитную ракету прямо под фонарь. С тяжелейшей контузией сумел катапультироваться, и на своих двоих трое суток пробирался через линию фронта, пока его не подобрал патруль «голубых касок». После госпиталя его почти сразу демобилизовали — в результате контузии что-то случилось со зрительными нервами. Врачи тогда сумели сохранить зрение, но приговор обжалованию не подлежал — никаких полетов.

Тому, кто не летает, этого не понять. В общем, кроме как в небе Кавински себя не мыслил, и уже на следующий год во всю летал в сборной Польши, каким-то невозможным чудом умудряясь каждый месяц обманывать медкомиссию. В те годы воздушная акробатика еще считалась скорее экзотикой для избранных, чем полноценным видом спорта, техника пилотажа не шибко отличалась от военной, поэтому бывший летчик-истребитель довольно быстро по тем временам — продвинулся в мастера международной категории. Он уже шел на Кубок Федерации, как вдруг на одном из региональных соревнований какой-то дотошный профессор все-таки поймал его за хвост. Скандал с трудом удалось замять, но летное удостоверение Кавински повелели сдать. Это сейчас, с развитием частного воздушного транспорта планку опустили до минус пяти — воздух в два счета заполонили очкарики — а тогда правила были не в пример жестче — единица, и точка.

У Кавински диоптрии уже съезжали к минус восьми. Но неожиданно вмешалось руководство Федерации, и ему не только оставили удостоверение, но и разрешили отлетать на Кубке, что он и сделал, уступив первое место лишь тогдашнему непререкаемому чемпиону Генриху Гарковену. После чего, едва спустившись с пьедестала, объявил, что уходит. Контузия все-таки доконала его — слепота стремительно прогрессировала, да и воздушная акробатика как спорт не стояла на месте, и летунам старой школы все труднее было держать уровень.

Где-то через два года ему предложили место в руководстве Федерации. К тому времени он уже полностью ослеп. Как раз тогда заговорили о новом чуде офтальмологии — имплантированном сонаре по типу дельфиньего, позволявшем даже при стопроцентной слепоте относительно свободно ориентироваться в пространстве. Штука даже по сегодняшним меркам дорогая, а тогда она стоила просто баснословных денег. На операцию скинулась вся Федерация — акция во многом рекламная, но никто и предположить не мог, к чему она в конце концов приведет. Потому что первое, что сделал Кавински выйдя из больницы, это забрался в кабину своей «Сесны» и скомандовал «от винта».

Никто не понимал, как он это делает — во-первых, радиус действия сонара дай бог сотня метров, а во-вторых эффект от него назвать зрением можно лишь с большой натяжкой — можно ходить, не натыкаясь на предметы, но о том, чтобы даже читать — не говоря уж о ЛЕТАТЬ — тут и речи не идет. Ходили слухи, что Кавински по своим каналам заказал в лабораториях «Локхида» какую-то новую систему навигации, и ухитрился каким-то образом подключить к ней чип сонара. Факт в том, что после полугода экспериментов он — хотя и не без боя — пересдал на любительские права. Экзаменационная комиссия сражалась до последнего, так и не нашла, к чему придраться, кроме медицинского заключения «абсолютная слепота», и, перекрестясь, дала добро…

Так Кавински вернулся в небо.

— Простите, пан Тадеуш… — пробормотал я, неуклюже переминаясь с ноги на ногу. — Я вас не узнал…

Он снял очки. Глаза у него были живые, светло-серые, и было трудно поверить, что на самом деле вот уже десять лет они ничего не видят.

— Кавински? — Яна отступила на шаг. — Ой, Юрка…

— Так это вы прилетели вчера с комиссией? — проговорил я, со стыдом припомнив, что не далее как прошлым вечером обозвал моего кумира «хмырем».

— Да, — Кавински казался немного смущенным. — А что в этом такого?

— Нет, ничего… — я не знал, куда деваться. — Просто…

Он вдруг рассмеялся.

— Ты это брось, парень. Не боги горшки обжигают. Как нога, работает? Отлично, тогда пойдем отсюда. На сегодня с тебя хватит неожиданностей.

Мы шли по протоптанной дорожке к лагерю, и в бедной моей башке царил полный курятник. Янка забежала с другой стороны, разглядывая Кавински во все глаза, а он шагал уверенно и размашисто, накинув на плечи полотенце и вновь нацепив темные очки. Я что-то говорил, он отвечал — по-моему, я тогда нес полную околесицу, а сам исподтишка рылся в шортах в поисках какой-нибудь бумажки для автографа, но отыскалось только летное удостоверение в кармане рубашки. Его я и протянул Кавински, раскрыв на последней странице, когда он собрался сворачивать к куполам.

— Пан Тадеуш…

— Э, да ты сдурел, братец? — он весело посмотрел на меня, и я вдруг смятенно подумал: как же он будет расписываться вслепую? — Тоже мне, нашел пример для подражания… И зачем портить летную книжку?

— Понимаете… — слова упорно не подбирались. — Это на самом деле очень важно для меня.

Несколько секунд Кавински молчал.

— Что ты ищешь в небе, парень? — спросил он наконец.

Вопрос застал меня врасплох.

— Ну… Вообще-то, я собираюсь в военно-воздушное… Говорят, с международным разрядом берут вне конкурса…

— Любишь летать?

— Да.

Он усмехнулся, взял мою летную книжку и что-то размашисто написал по-польски на последней странице.

— Держи, пилот. Счастливо…

И зашагал к куполам. Я вертел книжку в руках, не зная, что и думать. Янка уже успела отойти шагов на десять.

Кавински вдруг обернулся.

— Эй, парень!

— Да, пан Тадеуш?

— Помни — это опасный спорт.

— Я помню.

— Будь поосторожнее. И сам проверяй машину перед каждым вылетом. Не хотелось бы, чтобы «Форсаж» потерял еще одного пилота.

— Пан Тадеуш… Можно еще вопрос?

— Давай.

— Все-таки… как вы летаете?

Он нахмурился, а потом вдруг расхохотался.

— Как, как! По приборам.

— Что он тебе сказал? — спросила Янка, когда я ее нагнал.

— Так… — рассеянно проговорил я. — Доброе напутствие… Интересно, что он тут написал? Я в польском, как в китайской грамоте.

— Дай-ка… — Янка отобрала у меня летную книжку, и вдруг рассмеялась.

— Ты чего?

— Ну-ну! — она дернула меня за рукав. — Перевести?

— Еще бы!

— «Научившись летать, научись заодно и плавать. Кавински.»

— Особо не дергайся, — напутствовал меня Петрович. — И не суетись — у нас несколько баллов в запасе. Дави на технику. Схлопочешь пару штрафных ну и Бог бы с ними, главное, не увлекайся дешевыми эффектами. Все равно не поверят.