На этот раз – да! - Лесия Корнуолл

Легко матушке предлагать ему вмешаться в дела сестры! Но каким образом может он решить проблему Арабеллы? Ее супружеские размолвки почти вошли в пословицу, оба они – и сестра, и ее муж – отличались пылким нравом, а также ослиным упрямством, чем и прославились в кругах английской аристократии. Наверное, Кит мог приказать сестре возвратиться в супружеское лоно, но тогда он заведомо стал бы виновником всех их последующих семейных склок. Да лучше он по собственной воле засунет руку в осиное гнездо, чем влезет в их семейные дела! Тем более что смысла ни в том, ни в другом ровным счетом никакого…

– Как ты уже сказала, матушка, я – холостяк. Так какой совет могу я дать сестре?

Матушка улыбнулась:

– Ну тогда поезжай в Шируотер и повеселись там недельку-другую!

…Шируотер – его второе имение, драгоценная шкатулка на самом берегу моря…

– Не могу. Там Алан проводит свой медовый месяц. Его собственное имение сейчас перестраивается и вряд ли будет готово раньше ноября.

– О да, это было бы ужасно – вторгнуться в эдакую идиллию… А что насчет Линвуд-Хауса? – спросила мать.

– Ехать в Лондон? В это время года? – изумился Кит. – Сейчас чересчур жарко, к тому же в разгар лета в Лондоне царит смертная скука. – Он подошел к камину и устремил взгляд на картину, на которой был изображен Коулфакс-Касл, его четвертое имение. – Что ж, всегда остается…

Матушка резво вскочила на ноги:

– Ни слова! Коулфакс – мой до самого Рождества! Это традиция! И я уже пригласила гостей…

– Но ведь дом для вдовствующей графини там же, в Коулфаксе, отделан и подготовлен еще год назад! И я помню, какие мне приходили счета… Уверен, тебе там будет вполне удобно.

Мать сердито взглянула на сына:

– Во-первых, это было два года назад, а во-вторых, там чересчур тесно! Ко мне, как водится, приезжает кузина Уинифред, и нам двоим необходим простор – она в одном крыле замка, я в другом… ну так, на всякий случай…

– На всякий случай? Каждый год одно и то же: приезжает Уинифред, а после следуют потоки слез и несколько дней шушуканья и обмена сплетнями, душевной дружбы и мира. Затем вас обеих начинают раздражать всякие мелочи. И вскоре вы перестаете разговаривать друг с другом и живете каждая в своем крыле замка – и так, пока кузина не уберется восвояси! С какой стати ты настаиваешь на том, чтобы вы провели вместе целых полгода? Вы же шипите друг на друга, словно кошки! Разве мало вам переписки? У тебя есть еще время написать кузине и попросить не приезжать в этом году…

Мать скорбно надула губы:

– Как ты жестокосерд, Кит! Она же моя кузина и мы обе одинокие вдовы! Разумеется, мы должны с ней встретиться! И твое общество для нас было бы нежелательно. Да ты и сам нашел бы нас отменно скучными… Так что насчет Торнтон-Эбби?

…Торнтон, последнее владение Кита, располагалось на севере Англии и скрывалось среди Чевиот-Хилс. Он очень любил эти места, однако сейчас в имении шли фундаментальные и насущно необходимые перестройки, и для проживания оно было совершенно непригодно.

Иными словами, Киту решительно негде было жить.

Он уныло оценивал свои перспективы, а тем временем Свифт, его дворецкий, служащий в семье еще с тех пор, как графом был покойный отец Кита, хлопотал над подносом с чаем. Свифт был принадлежностью имения – такой же, как, к примеру, фонтан в розовой оранжерее, или храм Аполлона на холме, или фамильные портреты в галерее – он жил здесь так давно, что облик его заслужил право на бессмертие наряду с портретами членов семейства. Именно Свифт заботился о том, чтобы во всем царил порядок, знал наизусть все привычки и предпочтения каждого, и именно ему обитатели Белмонт-Парка обязаны были размеренностью своего существования. Кит просто обожал этого старика.

– Может, мне просто остаться здесь? – рискнул спросить Кит, глядя в спокойное, уверенное и невозмутимое лицо старого дворецкого.

За дворецкого ответила мать:

– Возможно, мысль и впрямь неплоха, и тебе не так уж тяжко будет в обществе Арабеллы… Ведь она уже пригласила подружек – сам понимаешь, правила приличия обязывают ее к этому. А среди них, вероятно, сыщется для тебя и невеста…

По спине Кита пополз леденящий холодок. С того самого дня, как он унаследовал титул от покойного брата, Арабелла то и дело подсовывала ему своих незамужних подруг, или же их знакомых девиц, или «приличных девиц на выданье» из числа дочерей дальних знакомых – и проделывала все это с удручающей регулярностью.

– Я не позволю ей приглашать гостей! – поспешно сказал он.

Мать насупилась:

– Этот дом принадлежит тебе, и ты вправе устанавливать тут любые правила по своему усмотрению, но… Арабелле это придется не по нраву.

Разумеется, не по нраву! И для Кита настанет непрекращающийся, первостатейный ад…

…Но, возможно, все будет вовсе не так ужасно: усадьба Бельмонт достаточно велика, к тому же на дворе лето. И если распахнуть пошире окна, то у себя в покоях он будет защищен от назойливого общества сестры и ее пятерых деток. И он не позволит ни единой незамужнице из числа подружек Арабеллы даже порога своего переступить! Кит слегка воспрял духом: несколько недель он как-нибудь перетерпит… Собственно, если бы он стал солдатом и отправился на войну в Испанию, ежедневно рискуя получить пулю, ему вряд ли было бы хуже. Впрочем, язычок сестры порой острее штыка, а жестокость, с которой она им орудует, поражает воображение…

Раскинувшись на элегантной козетке, Кит не спеша прихлебывал чай, откусывая от вишневого тарта, заботливо поднесенного дворецким – Свифт знал, что это любимое лакомство молодого графа. Задумчиво жуя, Кит наслаждался миром и покоем, царящими в доме. Воистину, этот дом – его крепость, и изгнать его отсюда он никому не позволит. Стоит установить несколько железных правил и потребовать от сестры неукоснительно их выполнять – и вполне можно будет жить! Воображение Кита уже рисовало мирные прогулки у озера, пикники, шахматные партии по вечерам…

Двери вдруг распахнулись и в комнату ворвался… вихрь. Помещение тотчас огласили вопли, лай, Свифта сшибли с ног вместе с подносом вишневых тартов.

На колени Кита шлепнулось облачко кружев – он непроизвольно подхватил непрошеную ношу, уронив чашку… и услыхал жалобный звон бьющегося фарфора.

На него уставилась пара голубых глазенок:

– Привет, дядюшка Кит! – сказала его шестилетняя племянница, обнажив в улыбке отсутствие переднего зубика и хлопая ресницами, как заправская светская кокетка.

– Привет, Молли… – выдавил он.

Но тут пара проворных ручек ухватилась за светлые кудряшки Молли и с усилием потянула: