Сказки в стиле Сюр - Кирилл Борисович Килунин

Ливийская пустыня, там болотистые Бездны и могучий поток – Нил – река жизни, с ее приливами и отливами. Эта история о той, которая… была, есть и будет…

…только она умела так любить и ненавидеть, править целыми народами, покоряться лишь одному мужчине. Теперь свободна и обнажена. Теперь уже ничья жена. Не рабыня, ни человек, но изначально просто женщина – это твоя ипостась Клеопатра. Даже сейчас ты не пала ниц, и речь твоя – дерзость:

– О, Владыка Обоюдной Правды – Великий Осирис. Я стою на краю… Я преемница Величества Ра на земле – я царица Богиня Клеопатра.… Все люди вышли из твоего глаза – они смертны. Но я царица Богиня, сама в этот час стою на краю, и каждому из Сорока Двух готова дать ответ. Я не делала Зла, – и чуть тише, прикрыв глаза и сжав кулаки: – Чиста, чиста, чиста… Пусть Гор и Анубис взвесят мое сердце…, пускай скормят Тому у кого тело Льва и голова Крокодила. Клянусь Белым лотосом, я пойму… Но ты, Осирис, ответь мне: – За что все это…? Теперь я перед твоим лицом, а земля египетская дрожит от твердой поступи сандалий римских легионеров. Я знаю, они уже здесь. Я слышу их. Будь проклят, ты, Антоний. Будь счастлив любимый. – Ты – Владыка моего сердца… я знаю, что Елисейские поля приняли тебя… Будь проклята любовь… Будь проклят ты – Осирис, не дающий ответа.

… от ее волос пахнуло Нилом, а в огромных глазах, в самой глубине двух озер, был уже нездешний свет Загробного мира.

Да, ты царица. Твои движения подобны дуновению ветерка, все так же легки и изящны. Статуэтка – подобна нераскрывшейся Деве, юна величава. Ты прекрасна и неповторима. Ты… Клеопатра.

– Сестра, – раскололись небеса, разразившись сумасшедшим ливнем. – Сестра, – тень священного Ибиса ровно на одну треть мгновения ослепила само Солнце. – Сестра, у тебя иная судьба, – молвил Осирис, решившись на ответ дерзнувшей.

– Да, и что меня ждет… я не хочу ничего. Только ответь мне, назвавшийся Братом: За что?

– Мы, Боги, а твой вопрос так человечен. Мы, Боги, а значит нужно так. И сказанное дважды: у тебя иная Судьба.

– Какая?

– Это не дело смертных. Я скажу так, чтобы услышала только Ты……………………………………………..? !

– Я поняла тебя Брат…, но как же Смерть и Змея…

– Твоя рабыня Кхетта очень похожа…, конечно, у нет твоей стати, но это не помеха, чтобы умереть за тебя.

– Итак, Клеопатра умрет.

– Да, Клеопатра будет жить. У нее иная Судьба. Но помни: Смерть и Змея.

– Да, я поняла Тебя. Брат.

*

Бурный поток и Покой обреченных. Священный Нил и Все воды Мира. Человек без Судьбы – в тростниковой лодке без весел. Поток несет – а Она смотрит в Даль, Она смотрит в Ширь, Она смотрит Внутрь. И этот поток подобен самой Судьбе, ибо он и есть Судьба.

А она? …а она, бывшая царица, но все еще Клеопатра. Все так же прекрасна, дерзка, и бес… смертна.

*

СКИТАНИЯ БЫВШЕЙ…, От ДНЯ ПЕРВОГО В ДЕНЬ … БЕСКОНЕЧНО ПОСЛЕДНИЙ

Она спит.

Она спит и видит СНЫ.

Она грезит, а МИР спит.

Она плачет, но НИКТО не смеется.

Никто не спит – НЕТ ничего.

Есть только ПОТОК…

*

Светясь в темноте мертвой зеленью огней, заросший водорослями и морскими раковинами, так близко от нее…, прошел в одну из не считанных ночей курсом на ЗЮЙД-ВЕСТ странный корабль. На его палубе белые скелеты в истлевших кафтанах танцевали, и пели о каком-то Гранатовом демоне из Маракотовой бездны.

– О, эти мальчишки, … вечно пьяны, молоды и мертвы, а Клеопатра так хотела видеть живых. Таких, как она… теперь.

*

ОЧЕРЕДНОЙ ДЕНЬ, БЛИЖЕ К НОЧИ. УЖЕ НЕ ОДНА…

Клеопатра очнулась от пронзительного, невыносимого скрипа. Из промозглого тумана выползала неизвестная лодка, а в ней был человек. Человек, живой, воплоти. Заросший, грязный и одетый в тряпье, но Человек.

– Называй меня Клео, – представилась бывшая царица.

– … … …? М-м-м, – человек оказался немым.

«Как прекрасно помолчать, когда есть с кем», – подумала Клеопатра, – «Такой Большой, а сломленный, у него Пустые глаза. Все равно, что мертв… ».

Но когда у ног Незнакомца зашевелилось нечто лохматое и пушистое, весело потявкивая, Человек ожил. Ломая жесткие губы в неумелой улыбке, он промычал:

– Му-му, – видимо, так звали собачку.

– Зачем ты хочешь ее утопить? – спросили глаза Клео, и взгляд ее полыхнул.

– Возьми ее. Ты, обманувшая Смерть, – отвечали, потеплев, глаза Немого.

– Теперь уже не одна… Я возьму ЕЕ.

– Спасибо женщина, – отвечал немой про себя, и также внутри себя, чуть тише, прикрыв глаза и сжав кулаки:

– Прости Му-му. Прощай Му-му.

Незнакомец уплыл в Туман на своей невыносимо скрипящей лодке, а у ног Клеопатры грустно потявкивала милая собачонка, ее глаза говорили:

– Прощай, Герасим. Я люблю тебя…

Му-му, вот ты какая…

*

Красавица яхта «Летучая» задирала нос, смеясь над глупыми волнами. Человек, застывший на палубе яхты, четвертый час смотрел в окуляры бинокля: не притаилась ли где-то среди этих глубин Железная рыба с черным крестом на алом. Эти хищные акулы несли смерть, а он мог… нет, не остановить сам, но помочь другим это сделать. В глазах столько соленой воды, глаза болят. Но он смотрит: в Даль, в Ширь, иногда Внутрь.

– Эрнест, зачем тебе Это? – от волос спросившей пахнуло Нилом.

– «Как хороша… Ты сон, видение, галлюцинация», – решил Хемингуэй.

– Ты не ответил своему Видению, Милый мальчик…

– Если делать что-то в этой жизни, то только Большое дело.

– Это твой Смысл?

– Ты Сон, красивый сон. Хочешь Настоящую правду?

– Да.

– Больше всего во всем Этом, – он махнул в сторону Небес, – Я ценю, а главное, желаю Свободу. А самая большая Свобода – это…

– Знаю. Смерть. Ты ищешь Смерти?

– Нет, я ищу Свободу.

– Я твой сон, который забудешь…

Где-то залаяла собака. Эрнст очнулся:

– Когда в глазах так много соленой воды, грезятся странные сны. Я. Видел Клеопатру, – шептали его губы.

– Прощай, Свободный. Я эхо…

*

Бархатка Ночи, глаза Звезд. В небе бились две Металлических птицы, метя друг другу в глаза, плюясь свинцовым огнем.

Клео сначала решила, что это кто-то из братьев, может, Гор… но птицы полыхнули белым и взорвались в один миг…, а с Неба упал человек…

*

Антуан очнулся от чарующей прохлады, коснувшейся его губ, и почувствовал себя самым счастливым во Вселенной…. Это был поцелуй Клеопатры.

– Где я? – спросил Экзюпери.

– Ты Нигде, но