Айсберг - Джеймс Роллинс

Он продолжал медленно пятиться назад.

Обычно, встретив в глуши медведя-отшельника, его можно отпугнуть громкими криками или свистом, но сейчас, когда Мэтт, взобравшись на пригорок, натолкнулся на самку с детенышем, любое резкое движение или громкий звук могли только спровоцировать гризли на атаку. Каждый год на Аляске случаются тысячи нападений гризли на людей, и сотни из них — смертельные. Месяца два назад Мэтью и его коллеге пришлось отправиться на каяках по притоку Юкона в поисках двух пропавших сплавщиков. Нашли обглоданные останки.

Мэтт был хорошо знаком с медвежьими повадками. В повседневных походах по заповедным местам он изучал следы, оставленные медведями, — то свежий помет, то вывороченные куски дерна, то исцарапанные когтями стволы деревьев. На шее он носил специальный свисток, а на поясе — баллончик с газом. Ну и конечно же, как всякий здравомыслящий человек, который отважился помериться силами с дикой природой Аляски, он всегда имел при себе винтовку. За десять лет работы инспектором природоохраны он убедился в том, что непредвиденные ситуации в здешних местах — обычное дело. Аляска по площади превосходит Техас, и во многие удаленные уголки здесь можно попасть только на гидросамолете. В сравнении с этой глухоманью даже самые дикие угол ки других штатов покажутся не более чем многолюдными парками отдыха, ухоженными и поставленными на коммерческую основу, — вроде Диснейленда. Здесь же природа царит во всей своей первозданной и суровой красоте.

«Было бы неплохо сейчас избежать этой суровости», — подумал Мэтт, продолжая отступать. Самка по-прежнему не двигалась с места. И тут маленький медвежонок — если можно назвать маленьким 82-килограммовый клубок из шерсти и мышц — наконец заметил незнакомца. Он поднялся на задние лапы и уставился на Мэтью, замотав головой в инстинктивном проявлении животной агрессивности. Со стороны это выглядело довольно забавно, до тех пор пока медвежонок не сделал то, чего Мэтт боялся больше всего: он опустился на все четыре лапы и, переваливаясь, направился к Мэтту. Он не нападал — скорее делал это из любопытства и желания поиграть, но от этого было не легче.

Мэтт не боялся годовалого медвежонка — его можно было остановить одним зарядом из баллончика, а вот с мамашей все обстояло сложнее. Против такого веса и силы газовый баллончик — просто игрушка. Конечно, можно выстрелить медведице в голову из винтовки, да только толстый череп гризли пуля не пробьет. И даже точное попадание в сердце не гарантирует спасения. За десять минут смертельной агонии медведица успеет разодрать его в клочья. Остановить разъяренного зверя можно было, только целясь в лапы, — лишить его возможности двигаться, а уж потом продолжать стрелять с безопасного расстояния.

Но несмотря на грозящую опасность, Мэтт не хотел этого делать. Он поклонялся этим животным как символу Аляски. Численность гризли в последнее время сократилась до двадцати пяти тысяч, и он не мог позволить себе убить даже одного медведя. В конце концов, в Брукс-Рейндж он приехал во время отпуска, для того чтобы помочь составить каталог местной популяции пробуждающихся от спячки животных. В этот день он собирал кусочки медвежьей шерсти из специальных ловушек, расставленных в удаленных уголках запо ведника, для последующего анализа ДНК и наполнял ловушки свежей зловонной приманкой, которую медведи обожали. И — вот так встреча!

Мэтт понимал, что выбор у него невелик — убить или быть убитым. Медвежонок приближался к нему косолапой походкой. Самка предостерегающе заревела, хотя Мэтт не был уверен, что знает, к кому она обращается — к детенышу или к нему. Он ускорил шаг, путаясь в собственных ногах, сдернул винтовку с плеча и расстегнул чехол газового баллончика.

Пытаясь откинуть крышку баллончика, Мэтт услышал за спиной свирепое рычание. Он быстро оглянулся и увидел темный силуэт, несущийся к нему по тропинке.

Мэтт с удивлением узнал своего любимого пса.

— Бейн! Нет!

Шерсть на загривке и спине пса встала дыбом, он не переставал рычать. Похоже, своим чутким носом собака уловила запах медведей… или почувствовала страх, охвативший ее хозяина.

— Рядом! Сидеть! — скомандовал Мэтт.

Послушный пес резко затормозил передними лапами, присел рядом с Мэттом и громко гавкнул, обнажив острые клыки. Помесь собаки и волка, Бейн обладал крупным телом и весил почти сорок пять килограммов. Кусок изжеванного кожаного поводка свисал с его ошейника. Мэтт оставил своего любимца с тремя другими собаками на временном привале, а сам пошел менять приманку в близлежащей ловушке. Приманка — смесь коровьей крови, протухших рыбьих потрохов и скунсового масла — сводила собак с ума. Сегодня утром Мэтт вновь убедился в этом, когда Грегор вывалялся в свежеуложенной приманке. Собаку пришлось долго отмывать, чтобы избавиться от зловония. Он решил, что одного раза достаточно, и после обеда оставил собак на привале. Но Бейн, обычно не отходивший от хозяина ни на шаг, перегрыз поводок и последовал за Мэттом.

Пес снова залаял.

Мэтт развернулся и увидел, что медведи, озадаченные появлением крупной собаки, застыли на месте. Самка шумно втягивала воздух через нос. Скорее всего, ей был знаком волчий запах. «Может быть, новая угроза заставит медведей уйти?»

Медвежонок, нерешительно переступавший с лапы на лапу метрах в двенадцати от Мэтта и собаки, вдруг мотнул головой и бросился к ним, не обращая внимания на опасность. У самки не было выбора. Она заревела в бешенстве, опустилась на передние лапы и бросилась в атаку.

Реакция Мэтта была мгновенной. Он впихнул газовый баллончик в поясной чехол, выхватил стеклянную банку с приманкой из бокового кармана рюкзака, размахнулся и швырнул ее изо всех сил в сторону огромного пня, стоявшего в тридцати метрах вверх по тропинке. Банка размером с кулак пролетела со скоростью и точностью подачи питчера[3] из «НьюЙорк янкиз»[4] и вдребезги разбилась о ствол дерева.

Кровь и рыбьи потроха разлетелись во все стороны, наполнив воздух невыносимой вонью. Обычно, чтобы привлечь медведей со всей округи, достаточно было всего двух наперстков концентрированной смеси.

Медвежонок остановился и задрал нос вверх, принюхиваясь. Его голова, словно локатор, тут же развернулась к источнику восхитительного запаха. Даже самка прервала свою атаку, обернувшись на пень, заляпанный кусочками приманки. Медвежонок повернулся и вразвалку направился вверх по склону. Голодному, только что выбравшемуся из логова после зимней спячки малышу аппетитный запах показался намного привлекательнее кустов ежевики или двух незнакомых существ. Его мать по-прежнему внимательно наблюдала за Мэтью и его компаньоном, но при этом уселась на задние лапы, поджидая, пока медвежонок не проследует мимо нее по направлению к воняющему, как помойка, дереву.

«Пора смываться отсюда», — подумал Мэтт.

— Рядом, Бейн, — прошептал он, медленно опустив руку и ухватив собаку за обрывок поводка.

Бейн задрал морду, принюхиваясь к запаху приманки.

— Даже не мечтай, — сказал Мэтт.

Оставив медведей наслаждаться неожиданной добычей, он стал осторожно спускаться с пригорка, все еще пятясь, поглядывая то вперед, то под ноги, чтобы не споткнуться и не потерять из виду самку, которая могла передумать и последовать за ними. Пройдя метров четыреста, он понял, что медведи их преследовать не собираются, развернулся и быстрым шагом покрыл три километра до привала.

Временный лагерь Мэтт оборудовал на берегу широкого ручья, местами все еще покрытого тонким слоем льда. Весна в этом году припозднилась, но распускающиеся повсюду полевые цветы — голубая синюха, желтый кипрей, красные дикие розы и темно-лиловые фиалки — были верным признаком приближающегося потепления. На берегу замерзшего ручья, под осинами и ивами уже зацветал пятнистый вех.

Он особенно любил это время года, когда природа в национальном парке «Врата Арктики» только просыпалась от зимнего сна, а туристы и сплавщики еще не начали свое ежегодное паломничество в эти заповедные места. Но даже в самый разгар туристического сезона посетителей заповедника, раскинувшегося на площади в тридцать два миллиона квадратных километров, бывало немного. Ежегодно в национальный парк размером с территорию вместе взятых Вермонта и Коннектикута приезжали не более трех тысяч туристов. А сейчас вся эта красота вообще принадлежала ему одному.

Лагерь встретил его привычным лаем и повизгиванием собак. Чалая кобыла — полукровка арабской породы по кличке Мэрайя — при виде его заржала, закивала головой и ударила копытом о землю, вполне по-женски требуя внимания. Бейн и остававшиеся на привязи собаки обменялись собачьими приветствиями, потеревшись и потыкавшись носами. Мэтт отвязал поводки, и Грегори, Саймон и Батхед, свесив языки, радостно забегали кругами по лагерю, обнюхивая все вокруг, задирая задние лапы — в общем, впали в обычное для собак состояние беспечной игривости.