В лесной чаще - Тана Френч

Друзьями мы стали благодаря ее мотороллеру, старой потертой «веспе» 1981 года выпуска, которая, несмотря на классичность, напоминала мне веселого щенка с легкой примесью бордер-колли. Подтрунивая над Кэсси, я назвал ее скутер тележкой для гольфа, а она называла мой белый «лендровер» «скорой помощью». Интересно, что бы сказали об этом мои подружки?

Тележка для гольфа ухитрилась сломаться в самый мокрый и ветреный день на исходе сентября. Я выезжал с парковки и увидел маленькую фигурку Кэсси в красном дождевике, очень похожую на Кенни из «Южного парка». Она стояла с «веспой» под проливным дождем и что-то орала вслед автобусу, окатившему ее водой с ног до головы. Я приблизился и, опустив стекло, спросил:

— Может, лучше поработаешь руками?

Оглянувшись, она крикнула в ответ:

— На что ты намекаешь? — И расхохоталась, глядя на мое изумленное лицо.

За те пять минут, которые ушли на то, чтобы завести «веспу», я едва не влюбился в Кэсси по уши. В просторном дождевике и резиновых сапожках, с огромными карими глазами и мокрыми ресницами, моргавшими на маленьком как у котенка личике под красным капюшоном, она казалась чуть ли не восьмилетней девочкой. Так и хотелось закутать Кэсси в мягкое махровое полотенце где-нибудь у камина. Но тут она сказала:

— Нет, дай я покажу, как дергать эту штуковину.

Я, подняв брови, переспросил:

— Дергать штуковину? Эй, девушка, полегче!

Я сразу пожалел об этом — шутник из меня неважный, и она вполне могла оказаться ярой феминисткой, которая тут же под дождем прочла бы мне нудную лекцию об Амелии Эрхарт.[1] Но Кэсси лишь посмотрела на меня искоса и, хлопнув мокрыми ладонями, произнесла с придыханием:

— Ух ты, я всегда мечтала о рыцаре в сияющих доспехах, который придет и спасет меня, бедняжку! Только в моих снах он был гораздо симпатичнее.

Картинка в моих глазах изменилась точно в калейдоскопе, если щелкнуть по нему пальцем. Моя скороспелая любовь превратилась просто в горячую симпатию. Я посмотрел на капюшон Кэсси и сострил:

— Боже, они опять хотят убить Кенни.

Потом погрузил ее тележку для гольфа на свой «лендровер» и повез Кэсси домой.

Она снимала «студию», как говорят арендодатели, — однокомнатную квартирку, где хватало места для двоих, — на верхнем этаже полуразвалившегося дома в георгианском стиле, в городке Сэндимаунт. Район был тихий, подъемное окно выходило поверх крыш на пляж. Обстановка состояла из деревянных полок, набитых книжками, низенькой тахты зловеще-бирюзового оттенка, широкого дивана-кровати под пуховым одеялом, голых стен без картин и украшений и большого подоконника, на котором врассыпную лежали раковины, камешки и каштаны.

Ничего особенного в тот вечер я не запомнил, и Кэсси, насколько я знаю, тоже. В голове осталась только пара неестественно ярких картинок и обрывки разговоров — вернее, их темы: сами слова куда-то улетучились. Сейчас это кажется странным, даже загадочным, будто мы попали в «теневую зону», созданную феями или пришельцами, откуда никто не возвращается таким, каким был. Правда, провалы во времени обычно случаются с одиночками; когда я представляю, как подобное могло произойти сразу с двумя, мне почему-то мерещатся близнецы, болтающиеся где-то в беззвучной невесомости, шаря вокруг себя руками.

Точно помню, что остался на ужин, причем довольно экзотичный: свежая паста с соусом в специальном кувшинчике, горячее виски в китайских чашках. Кэсси открыла огромный гардероб, занимавший целую стену, и достала полотенце, чтобы я мог высушить волосы. Кто-то, может, она сама, разместил в шкафу книжные полки. Они торчали на разной высоте, заставленные самыми невероятными вещами: я не успел разглядеть их как следует, но заметил эмалевые блюдца с отбитыми краями, тетрадки в мраморных обложках, мягкие блузки ослепительных расцветок, рулоны исписанной бумаги. Все вместе это напоминало задний фон на старых иллюстрациях к волшебным сказкам.

Под конец я ее спросил:

— А как ты оказалась в нашем отделе?

До этого мы говорили о том, как она устроилась, и я думал, что задал свой вопрос легко и между прочим, но Кэсси ответила мне хитрой улыбочкой, словно мы играли в шашки и она поймала меня за руку, когда я пытался отвлечь ее внимание и сделать жульнический ход.

— Несмотря на то что я девушка?

— Я хотел сказать — такой молодой, — произнес я, хотя имел в виду и то и другое.

— Вчера Костелло назвал меня сынком, — хихикнула Кэсси. — «У нас все по-честному, сынок». Потом смутился и даже начал заикаться. Наверное, испугался, что я подам на него в суд.

— С его стороны это был комплимент, — возразил я.

— Я так и подумала. Вообще он очень милый.

Она сунула в рот сигарету и протянула руку; я дал ей зажигалку.

— Кто-то мне сообщил, что ты работала под прикрытием в качестве проститутки, — заметил я, но Кэсси вернула мне зажигалку и усмехнулась.

— Это был Квигли, верно? А мне он заявил, что ты был «кротом» в МИ-6.

— Что? — возмутился я. — Квигли — идиот.

— Неужели? — отозвалась Кэсси и начала смеяться.

Через мгновение я к ней присоединился. Мысль насчет «крота» меня встревожила — если кто-нибудь в это поверит, все сразу прикусят языки; к тому же я всегда бесился, если меня принимали за англичанина, — но было и что-то приятное в том, что тебя считают кем-то вроде Джеймса Бонда.

— Вообще-то я из Дублина, — пояснил я. — А акцентом обзавелся в английской школе. И моему тупоголовому напарнику это хорошо известно. Когда я пришел в отдел, он несколько недель допытывался, с какой стати англичанин попал в ирландскую полицию, — знаешь, так дети иногда зудят над ухом «почему, почему, почему», — и в конце концов я не выдержал и сказал правду. Видимо, мне надо было выбирать слова.

— А чем ты с ним занимаешься?

— Схожу с ума.

Кэсси вдруг пришла в голову новая идея. Она подалась вбок и, перехватив чашку другой рукой (Кэсси уверяет, что в то время мы пили еще кофе, а не виски, которое появилось гораздо позже, но я отлично помню, как крепкий напиток обжигал мне нёбо), задрала свой топ до самой груди. Я был поражен и не сразу сообразил, что она мне показывает: на ребрах багровел длинный, еще свежий шрам, усеянный сетью поперечных швов.

— Меня ударили ножом, — объяснила она.

Это было настолько очевидно, что я не мог понять, как мы не догадались раньше. Если детектива ранили при исполнении служебных обязанностей, он может сам выбирать, где работать. Наверное, это не пришло нам в голову потому, что подобных случаев у нас раньше не встречалось: мы никогда не слышали про ранения ножом.

— Вот черт, — пробормотал я. — Как это случилось?

— Я работала под прикрытием в Дублинском университете, — ответила Кэсси.

Теперь мне стала ясна и ее манера одеваться, и окутывавшая секретность, которую любят тайные агенты.

— Вот почему я быстро стала детективом. В кампусе торговали наркотой, и в отделе искали человека, который мог сойти за студента. Меня сделали аспирантом-психологом. До колледжа я три года изучала психологию в Тринити, так что предмет мне хорошо известен, а выгляжу я молодо.

Что верно, то верно. Лицо у нее было такое ясное и чистое, каких я раньше не видел. Младенческая кожа без единой поры, высокие скулы, широкий рот, вздернутый нос, крутые брови — рядом с Кэсси другие лица казались какими-то расплывчатыми. Косметикой она почти не пользовалась, лишь подводила губы красным бальзамом с запахом корицы, но это молодило ее еще больше. Мало кто считал Кэсси красавицей, однако я всегда любил не расхожие брэнды, а ручную работу, и смотреть на нее мне было приятнее, чем на грудастых блондинок из журналов, навязчиво предлагающих то, что не нужно.

— И тебя раскрыли?

— Ты что! — возмущенно воскликнула она. — Я нашла главного дилера — богатого паренька из Блэкрока, он изучал бизнес, — и потратила несколько месяцев, втираясь к нему в доверие, смеясь его дурацким шуткам и помогая с курсовыми. Потом я предложила ему свои услуги — продавать товар девушкам, ведь им будет легче купить его у женщины, верно? Идея дилеру понравилась, все шло хорошо, и тогда я подкинула еще одну мыслишку: давай я стану напрямую работать с поставщиком — это лучше, чем использовать тебя как посредника. У него как раз началась запарка с учебой, это было в мае, на носу экзамены. Но мой приятель запаниковал, решив, будто я хочу отобрать у него бизнес, и пырнул меня ножом. — Она глотнула из чашки. — Только не говори об этом Квигли. Операция не закончена, и я должна держать язык за зубами. И вообще не следует разочаровывать беднягу.

Втайне я был потрясен ее рассказом: не столько про ранение ножом (в конце концов это не заслуга Кэсси — она не совершила ничего особо храброго или умного, наоборот, не успела увернуться), сколько мыслью о дьявольски рискованной работе тайного агента и тем беспечным тоном, которым она об этом говорила. Я сам потратил много времени, чтобы научиться сохранять небрежный вид, поэтому сразу уловил бы нотку фальши.