Пределы выживания (Полигон - I) - Евгений Кукаркин

- Может быть. Но я все равно, даже в этой яркости вижу трагедию.

- Вера талантлива и по моему всю свою страсть, все свои желания вложила в краски.

- Она это делает несознательно по своему протестует против этой жизни, не понимая, что это протест.

Мы идем и молчим. Каждый думая о своем. Вдруг Рита останавливается.

- Я не хочу на танцы, давай прогуляемся и ты за одно проводишь меня до дома.

- Хорошо, идем.

Мы проходим мимо клуба, где по прежнему гремит музыка и ее звуки слабо расходятся по улицам поселка. Глухо стучат Ритины каблуки по деревянному настилу.

- Я испортил тебе настроение?

- Нет. В школе есть талантливые мальчики и девочки и каждый раз когда они светятся необычными красками, мне становиться тоскливо. Для чего они здесь нужны? Вот и Вера, ты сказал, учиться надо. Все. Дороги за полигон ей нет. Окончила школу, устроилась почтальоном и теперь все. Может повезет, то выйдет за муж, не повезет - попадет под действие полигона.

- Но надо же что то делать?

- Ты можешь сказать, как от этого избавиться?

- Нет. Я еще здесь второй день.

Мы идем молча минут десять, каждый переживая внутренне свою боль.

- Вот мой дом. Я пришла. До свидания, Боря.

Рита слабо сжимает мою руку и исчезает в темном проеме калитки. Я иду к своей мед части, бережно придерживая картину.

Два часа ночи, кто то стучит и почти ломится в дверь.

- Доктор. Откройте доктор.

В трусах и майке выскакиваю к наружу. Лампа над моим крыльцом высвечивает монахиню и недалеко от нее старую развалюху машину, типа "победа".

- Доктор, игуменья Аграфена просит вас срочно приехать в монастырь. Нужна ваша помощь.

- Я сейчас оденусь.

Быстро возвращаюсь на верх, одеваюсь и беру с собой чемоданчик с принадлежностями. Монахиня ждет в машине и только я сел в нее, как она дернулась и заскрипела всеми железными боками. Женщина ведет это старинное чудо весьма уверенно и через час, сноп света фар осветил старую кирпичную кладку высокого забора. Ворота со скрипом открылись и мы въехали в огромный двор. Нас ждали, одна из черных фигур любезно открыла дверцу машину.

- Доктор, сюда.

Только вышел, как другая монахиня торопливо потянула меня в дверь.

В темной келье страдала молодая женщина со вздувшемся животом.

- Доктор, вот. Должна родить и не может.

- Свет, пожалуйста, можно больше света. У вас вода кипяченая есть?

- Есть, всякая есть и простая, и кипяченая.

- Несите все сюда.

Появилось несколько монахинь, они принесли свечи и вскоре вся комната более менее осветилась. Загремела крышка принесенного бачка, я прямо из крана вымыл руки и приступил к осмотру. Женщина не могла родить, структура тела, узкие бедра не позволяли плоду выйти наружу. До госпиталя ее не довести, воды вышли и ребенок помрет, нужно здесь делать операцию, проводить Кесарево сечение.

- Кто мне может помочь? Нужен ассистент.

- Что вы затеваете? - раздается за спиной вопрос.

- Нужна операция, причем срочно.

- А вы можете?

- Черт возьми, если я берусь, почему нужны еще дурацкие расспросы.

Сзади тишина.

- В этой святой обители не полагается ругаться. Сестра Ксения, помогите доктору, - приказал тот же голос.

Рядом со мной возникло темное приведение.

- Оголите руки, вымойте их и потом оденьте хоть передник или чего-нибудь, - отреагировал на ее балдахин я.

Приведение кивнуло. Я выдергиваю из под головы стонущей женщины подушки и заталкиваю их под ее бедра. Из распакованного чемоданчик достаю шприц и делаю ей обезболивающий укол.

- Ксения, вы готовы?

Теперь передо мной уже прибранная женщина с оголенными руками и нормальной головой.

- Готова, доктор.

- Начали. Побрейте ее...

Игуменья Аграфена сидит за столом напротив меня.

- Я надеюсь, доктор, что вы никому не скажете о том, что здесь произошло этой ночью?

- Матушка, я исполнил свой долг и моя профессия не позволяет раскрывать тайны моих пациентов.

- С ней все будет нормально?

- Я наложил три шва. Если сестра Ксения проследит за ней и все будет в порядке, то через неделю, я их сниму. С ребенком тоже все нормально.

- Хорошо, я за вами пришлю машину, только так же, ночью.

- Время уже пятый час. Мне можно отправляться к себе?

Игуменья колеблется.

- Доктор, задержитесь на немного. В моем хозяйстве небольшая лечебница и мне хотелось бы, чтобы вы поглядели на моих пациентов.

- Они сейчас спят, может их не стоит тревожить?

- Ничего. Пойдемте, доктор.

Мы идем темными коридорами и входим в небольшую так же плохо освещенную залу. В ней шесть коек, на пяти видны спящие люди, одна пустая и аккуратно заправлена.

- Вот, они. Первая сестра Елена, заболела десять дней назад. Сестра Елена, проснитесь.

Игуменья без церемоний расталкивает спящую женщину, ее лицо перебинтовано и видно как в щелочках марли открываются глаза и отрешенно смотрят на нас.

- Посмотрите ее.

Матушка бесцеремонно сдирает с нее одеяло и я чуть не вскрикиваю. На теле-скелете, багровые и кроваво-красные пятна разной величины язв.

- Это... полигон?

- По дороге в поселок Камышевку попала под обстрел... ракета разорвалась в километре от них. Белое облако, образовавшееся после разрыва, мгновенно понеслось во все стороны и накрыло несчастных...

- Вы говорите их, это вот эти на койках?

- Нет. Остальные женщины погибли. Буквально сгорели... не смотря на то, что были в одежде, осталась она... одна.

Я наматываю на палочку вату и аккуратно провожу по больной багровой коже, никакой реакции. Потом качаю головой.

- Вы только можете облегчить ее страдания, смазав календулой или катаполом. Увы, она безнадежна.

- Идите сюда. Здесь другая больная. Ирина проснитесь.

Это молодая девушка, она приподнимается на подушке и сонно смотрит на нас.

- Что стряслось, матушка?

- Тебя хочет посмотреть доктор.

Я щупаю ее молодое тело и поражаюсь его упругости.

- Что у вас болит?

- Грудь. Правая грудь.

В районе правой груди большая опухоль величиной с кулак.

- Давно?

- Вот уже месяц...

Врет. Болит давно, только сейчас пошел процесс. Нужно срочно хирургическое вмешательство и грудь придется снять.

- Ее надо прислать в госпиталь. Необходима операция.

- Надежда есть?

- Не могу сказать. Очень запущена.

- А вы могли бы сами сделать операцию?

- Я не ахти какой хирург, матушка. Более сложные операции, должны делать специалисты в оснащенных операционных... Ее надо туда...

- А как же... с кесаревым сечением?

- Вообще то я проходил практику и простые..., как с роженицей, еще могу...

Игуменья сразу сжимает губы.

- А жаль. Вот третий больной.

Это старушка, она даже не открывает глаз, несмотря на то, что игуменья ее расталкивает. Печать смерти на ее лице и сразу качаю головой, как дотрагиваюсь до ее руки. Судя по всему у нее разрушена печень. Желтизна кожи потрясающе выглядит даже в этом полумраке. Матушка все поняла по моему взгляду и идет к следующей койке. Здесь опять молодая женщина, она проснулась давно и улыбаясь ждет своей очереди.

- Что у вас?

- Жжет здесь, - она пальцем ткнула в живот.

- Давно?

- Не а...

- Говори все, Маланья, - требует игуменья.

- Да землю обрабатывала, хотела капусту посадить, пыли много, вот и наглоталась. Потом военные пришли сказали пол участка заражены какими то дио...кси...нами. С того раза и стал живот болеть. Месяц назад то было.

- Земля где?

- У дома, где ж ей быть то.

- А где живете?

- В Камышевке.

Я поворачиваюсь к матушке.

- Ей нужно обследование...

Она кивает головой и подходит к последней койке. Ее рука сдергивает одеяло и я вижу, что это покойница.

- Она мертва.

- Умерла, царствие ей небесное. Сейчас пришлю сестер. Пойдемте, доктор.

Мы опять возвращаемся к ней в келью.

- Что вы скажите, доктор, о моих больных?

- Плохо. Все ужасно плохо. Для них нужна клиника.

Она отрицательно качает головой.

- Ко мне приходил майор Молчанов, - продолжаю я, - он предлагал лечить больных людей жертв полигона. Они ведь все жертвы?

- Да. Но военным я их не отдам.

- Почему, матушка?

- Этот майор и его помощники настоящие палачи и садисты. Они не лечат, они проводят эксперименты над больными и я вынуждена дать некоторым из них право помереть спокойно у меня в монастыре.

- Этого не может быть...

- Вы еще очень молоды, доктор и много не понимаете. За этой колючей проволокой правды нет. Здесь правит военная машина, для которой раздавить человека, что раз плюнуть, - она устало пошевелила рукой. - Уже поздно, доктор, я отправлю вас домой. Никому не говорите, что вы здесь были и видели.

Я взглянул на часы. Время было - шесть часов.

Меня будит Надежда.

- Доктор, пора вставать. Из столовой вам уже давно принесли завтрак.

- Что, сегодня опять прием?

- Сегодня воскресение. У нас свободный день, но... это так считается. Если будут больные, то придется принять.