Беседы о журналистике (второе издание) (с илл.) - Виктория Ученова

В их штате уже не найти политически наивных овечек, невинно запутавшихся в сетях журналистских иллюзий.

В этих «респектабельных», «свободных» учреждениях все радиожурналисты владеют по совместительству иными профессиями: платных агентов, провокаторов, лжесвидетелей. Шпионаж и сыск влетают в копеечку. И вот уже новая администрация вступившего в должность президента добивается у конгресса расширенных ассигнований для столь полезных радиоцентров.

Но и этого радетелям «свобод» показалось мало. С великой помпой они учреждают очередной комитет за укрепление свободы мировой печати. Каков состав комитета? Неоднократно проверенный — в него вошли хозяева журналистского бизнеса с акульими аппетитами. Их жажда «свободы» пожирать ближнего не удовлетворена: пора прибирать к рукам журналистику в развивающихся странах. А для этого еще и еще клеветать на журналистику в странах социализма. Дескать, нет в них столь чтимой «свободы печати». Действительно, той, что мила магнатам денежного мешка, нет и не будет.

Каждый непредвзятый исследователь журналистики не может не согласиться с ленинским выводом: «Свобода печати во всем мире, где есть капиталисты, есть свобода покупать газеты, покупать писателей, подкупать и покупать и фабриковать „общественное мнение“ в пользу буржуазии».

Подлинная свобода печати в современную эпоху — это не информационный произвол, а свобода распространения истины, в которой заинтересованы подлинные силы прогресса — коммунистические партии и их издания.

Что общего между журналистским фактом и курицей с неощипанными перьями? Как газета «Станок» помогла мадам Грицацуевой найти след О. Бендера? Можно ли доверять журналисту веревку от колокола большой колокольни? Слово обладает силой не меньшей, чем оружие

— Принято считать, что цель журналистики — передавать читателям самые свежие, самые новые факты, Чем больше, тем лучше.

— Не совсем так. Умные люди говорят: «Перед господином Фактом надо не только уметь вовремя снять шляпу, но и вовремя надеть ее».

Максим Горький напоминал о том, что факт, подкинутый жизнью, похож на курицу с неощипанными перьями. Он требует «приготовления». Из каждого факта необходимо извлечь его смысл и подать «на блюде» читателю. Перья это все лишнее, затемняющее суть, уводящее в сторону. Ощипывание перьев профессиональный долг журналиста. Любое событие под пером репортера проходит гранение, как алмаз под резцом мастера. Но сначала — и тоже подобно алмазу — событие должно быть найдено, добыто, увидено в лавине окружающих песчинок — явлений. Увидеть факт для репортера не легче, чем открыть след кимберлита в залежах малоценной породы для геолога. Пожалуй, даже сложнее, потому что менее очевиден рубеж малоценного и бесценного. Не потому ли подчас журналисты гранят искусно подобранным словом пустую породу маловажного факта и преподносят читателям поверхностные поделки вместо действительной жизни?

Далеко не просто научиться отсеивать от шелухи социально ценные сообщения. Известные сатирики И. Ильф и Е. Петров изобразили в романе «Двенадцать стульев» не слишком деловитую редакцию — под названием «Станок». Неприхотливость отбора событий в этой газете привела к тому, что хитроумному О. Бендеру не удалось ускользнуть от бдительного ока покинутой им мадам Грицацуевой. «Станок» напечатал о «турецкоподданном» в высшей степени содержательную заметку: «Вчера на площади Свердлова попал под лошадь извозчика № 8974 гр. О. Бендер. Пострадавший отделался легким испугом».

Авторы высмеивают бездумное копирование иными журналистами двадцатых годов приемов буржуазных газет. Сейчас ни одна редакция в нашей стране заметки похожего содержания не напечатает. Разве что в пародийно-юмористическом отделе. Не напечатает потому, что случай слишком мелок, не имеет общественного значения.

Правда, архивариус Варфоломей Коробейников сумел за эту заметку взять с мадам Грицацуевой пять рублей, но это уж объяснялось сугубо личными, даже интимными отношениями ее с пострадавшим О. Бендером.

Эпизод из «Двенадцати стульев» высмеивает мелкотемье, бессодержательные публикации журналистов-рвачей вроде Никифора Ляписа, который «знал кратчайшие пути к оазисам, где брызжут светлые ключи гонорара под широколиственной сенью ведомственных журналов».

Да, не так-то просто излечивалась юная пролетарская пресса от профессионального наследия старого мира, от умений и пристрастий, внедрившихся в плоть и кровь газетчиков дореволюционного поколения. Перестройка укоренившихся профессиональных навыков и приемов — не скоротечный процесс. Основатель журналистики нового типа В. Ленин настаивал: «Мы сломали орудия наживы и обмана. Мы начали делать из газеты орудие просвещения масс и обучения их жить и строить свое хозяйство без помещиков и без капиталистов. Но мы только-только еще начали это делать… А надо сделать еще очень много, пройти еще очень большой путь». В статье, специально посвященной газетчикам, В. Ленин определил главное направление профессиональной перестройки:

«У нас мало воспитания масс на живых, конкретных примерах и образцах из всех областей жизни, а это — главная задача прессы во время перехода от капитализма к коммунизму. У нас мало внимания к той будничной стороне внутрифабричной, внутридеревенской, внутриполковой жизни, где всего больше строится новое, где нужно всего больше внимания, огласки, общественной критики, травли негодного, призыва учиться у хорошего».

И, как бы оттеняя эту мысль Ильича, обращался к коллегам ставший журналистом-профессионалом В. Маяковский:

Газетаэтоне чтенье от скуки;Газетойс республикигрязь скребете;Газетанаши глазаи руки,Помощьежедневнаяв ежедневной работе.

Что в первую очередь требует общество от журналиста? Анализа реальной действительности или способа отвлечься от нее? Делового вмешательства в жизнь или необязательных разглагольствований?

Неодинаково отвечают на эти вопросы представители различных социальных систем. Французский теоретик С. Лозанн, к примеру, увещевает: «Не забывайте, что вы перестаете быть журналистами, когда вы занимаетесь пропагандой, даже самой полезной, самой благородной…

Пресса — это колокольня, звонарем которой является журналист. Он только звонарь. Если он стремится выпустить веревку своего большого колокола, подняться на алтарь и совершать службу, он выходит из своей роли».

Нет, далеко не всегда буржуазные журналисты соглашаются оставаться только звонарями, по-разному складываются их судьбы. Одни, как Дэвид Локки из фильма М. Антониони «Профессия — репортер», бегут от своей работы, от самих себя в поисках смысла жизни. Другие приспосабливаются. Приспосабливаются любой ценой, вплоть до утраты собственного имени, перемены его с Франсуа на Жюльен только потому, что так захотел сын босса. Перемена имени — сюжетный ход блистательного французского сатирического фильма «Игрушка». С горьким юмором он повествует о судьбе репортера, который (пусть на недолгое время!) согласился — был вынужден согласиться стать в полном смысле игрушкой, предметом забавы для хозяйского сына. Идея человеческого достоинства, правда, побеждает в этой картине. Конец светел, но объективно безысходен. Он побуждает к протесту.

Знаменательные вехи истории печати говорят о том, что истинные журналисты считали и считают своим долгом активно вмешиваться в жизнь.

26 июля 1790 года. Жан Поль Марат расклеивает по улицам революционного Парижа экстренный выпуск своей газеты «Друг народа». В ней всего один памфлет «Мы погибли!». Марат — автор, редактор, издатель, типограф, разносчик своей газеты — все в одном лице. Издание выходит нелегально влиятельное большинство Национального собрания запрещает проекты и призывы якобинских лидеров. Марат предстает перед судом, созванным по воле предателей революции. И побеждает. Его газета легализована. Но остается излюбленный ход контрреволюционеров — убийство. И Марат погибает. Пафос памфлета в газете — листовке 26 июля 1790 года — оказался пророческим. В нем говорилось: «Граждане всех возрастов и рангов! Меры, принятые Национальным собранием, не могут помешать вам погибнуть, и вы погибли навсегда, если вы не возьметесь за оружие, если вы не обретете вновь той героической доблести, которая от 14 июля (день взятия Бастилии. — В. У.) до 5 октября дважды спасала Францию».

Призыв достиг цели — монархический заговор 1790 года был сорван, королевская чета в скором времени казнена. А строки Марата, ускорившие эти события, вписали в историю журналистики незабываемые страницы.