Босс для стажёрки (СИ) - Штауб Светлана

— Что за крики?! — с ходу начал браниться папа. — Неужели нельзя тише?! Телевизор же мешаете смотреть!

Не скажу, что я терпеть не могла отца: до того, как он начал пить я души в нём не чаяла. Но потом… что-то пошло не так. Для меня стало откровением, как быстро может поменяться человек. Ещё удивительнее было то, что в худшую сторону люди меняются куда быстрее, чем в лучшую.

— Леся, ты почему ещё здесь? Когда будет завтрак? Жрать охота.

Папа приложил руку к пузу и почесал основательно располневшее за последние несколько лет брюшко.

Ох… и за что мне это всё?

Обратив взор к небу, я понадеялась, что получу хоть какой-то ответ, но тут же поняла, что упёрлась в простой натяжной потолок. Вот так всегда… Мечтаешь о чём-то, планируешь что-то, а потом упираешься в потолок…

— Давайте это… заканчивайте тут, — бросил напоследок папа, после чего удалился, оставив нас с сестрой наедине.

Мы молча переглянулись. Даже несмотря на то, что одной из нас было шесть, обе понимали, что жить так дальше больше нельзя.

Глава 4. Золушка 21-го века

— Пааап, ну сколько можно… — Схватив пульт, я переключила канал, потому что уже просто не могла выдерживать ругательства отца, которые он посылал ведущим по ту сторону экрана. — Зачем смотреть, если это только злит тебя? В самом деле! Как ребёнок!

Обругав отца, я вернулась к выпеканию оладий.

Злости не хватает! И себе настроение портит, и другим не даёт насладиться прелестью раннего утреннего подъёма… Радует хотя бы то, что не приходится будить Стасю. Её гиперреактивность — это конечно не панацея, но я даже не представляю, как бы справлялась с ней, если бы она была той ещё соней-засоней. Сама-то еле встаю после полного учебного дня и пятичасовой смены, заканчивающейся в час ночи.

— Да потому что врут они всё, сволочи!

Отец закричал так, что я тут же подпрыгнула на месте, внезапно обнаружив, что чуть не заснула.

— Боже… — отходя от шока, произнесла я. Прикрыла глаза и ответила единственное, что я могла ответить в данном случае: — Потому что не других надо слушать, а самому что-то делать.

Заметив, как недовольно я кошусь на бутылку алкоголя, отвечать папа не стал. Молча подтянул бутылку, открутил крышку и заполнил стопку. Порицательный взгляд не помог — я отвернулась, не желая видеть, как самоуничтожается отец.

Чуть позже, попросив Стасю помочь с чаем и кофе, я расставила тарелки на стол. В центр поместила блюдо с готовыми оладушками, достала сметану и разложила столовые приборы.

Конечно же папочка не отказал себе в очередной слабости — снова потянулся за бутылкой, но на это раз я шлёпнула его по руке.

— Не сейчас! — строго наказала я. — Как уйдём, можешь хоть запиться. — Пододвинулась ближе, наклонилась, покосилась на Стасю и прошептала: — Хотя бы ребёнка мне не порть. Не понимаешь, что подаёшь дурной пример?

Отодвинулась.

На удивление, критика сработала. Взгляд, которым папа одарил Стасю был преисполнен печалью. Мне даже показалось, что впервые за долгое время папе стало не всё равно на ребёнка.

Отношения отца и Стаси были, мягко говоря, бесформенными. Иногда они здоровались по утрам, иногда он даже забирал её из детского сада, когда я чересчур зашивалась на работе или учёбе, но всё остальное время они были… словно чужими людьми. Ещё со времён моего детства папа не сильно баловал меня вниманием. Да, я любила его, но любила только потому, что на фоне вечно строгой и серьёзной мамы он был отдушиной, которая смягчала влияние материнской опеки своими шоколадками, подарками и разрешениями, которые было так трудно получить от матери.

Как же всё меняется… Как же мне теперь не хватает маминой строгости.

— Возьми вилку, — пригрозила я сестрёнке, когда та потянулась к оладушку рукой.

Ну точно… теперь вся мамина строгость передалась мне.

Глядя на огорчённую мордашку Стаси, расстроенную тем, что придётся кушать вилкой, я поняла, что переборщила. Мне всегда хотелось, чтобы сестрёнка выросла ответственной, чистоплотной и воспитанной, поэтому я зачастую перегибала. Вот и в тот момент я поняла, что перегнула. В конце концов, почти никто не есть оладьи столовыми приборами. Уж точно не в этой стране.

— Ладно… — сжалилась я, — кушай так.

Ребёнок тут же изменился в лице. От улыбки щёчки стали больше. Разом засунув половину оладушка в рот, девчушка откусила тот и, словно хомячок, начала пережёвывать еду.

Я хотела снова поругать ребёнка, но не удержалась и заулыбалась сама — слишком уж умилительным был её вид. Порой, мне кажется, что от полного перехода за грань апатии меня удерживает только этот ребёнок. Кажется мне только порой… но лишь потому что всё остальное время я уверенна в этом на все сто.

Позже, наказав отцу помыть посуду, я пошла собирать ребёнка в школу. Зайдя в комнату Стаси, упёрла руки в бока и важно поинтересовалась:

— Так, ну и что у тебя сегодня по занятиям? Какие учебники нам понадобятся?

Русый чертёнок пробежал мимо, чуть ли не нырнув у меня между ног, остановился у стола, вытянул портфель из угла и гордо объявил:

— Я уже всё собрала.

Брови поползли вверх. Удивительно самостоятельный ребёнок, получается.

Глядя на хоть на небольшой, но забитый учебниками портфель, я помотала головой.

— Ужас… Первый класс и столько учебников. Верните моё детство… — пробубнила я себе под нос.

Я подняла рюкзачок и направилась в прихожую.

— Ну папа! — завопила я, остановившись на полпути.

Замерев с бутылкой в руке, словно статуя, у которой двигались только глаза, папа вопросил:

— Что такое?

— Посуда! — напомнила я.

Расстроенный родитель был вынужден поставить бутылку на стол и отправиться к раковине.

Уже сидя в прихожей и одевая ребёнка, я на всякий случай пригрозила отцу:

— Если к моему приходу останется хоть одна грязная тарелка или кружка, никакого ужина не будет! Ясно?

С кухни донеслось недовольное:

— Угу…

С ребёнком справилась быстро: как-никак уже два месяца в школе — за это время Стася успела войти в ритм и завести друзей. Радовало то, что, со сменой садика на школу, Стася стала ходить домой самостоятельно. По крайне мере, я утешала себя тем, что теперь она на ступень выше в этой иерархии взросления. Если фраза «ребёнок сам ходит домой из детского сада» звучала как повод для лишения родительских прав, то фраза «ребёнок сам ходит домой из школы» звучит как что-то само-собой разумеющееся.

И если школа Стаси была рядом с домом, то до университета мне ещё предстояло добраться чуть ли не через полгорода. Только час спустя я стояла перед крыльцом своего учебного заведения. Ещё через несколько минут я уже обнималась с Ксюшей в коридоре третьего этажа, прямо перед аудиторией, в которой должна была проходить первая пара.

— Ну как ты? — участливо поинтересовалась подруга. — Выспалась?

Даже не глядя в зеркало, я могла почувствовать мешки под глазами, что тянули вниз не только нижние веки, но и всю голову.

Зачастую меня раздражал этот дурацкий ритуал: буквально каждое утро после смены подруга интересовалась, выспалась ли я. Что я могла ответить в таком случае? Кажется, ответ был очевиден. Но с другой стороны я прекрасно понимала, что так Ксюша проявляет заботу — после каждого такого вопроса шли утешения и обнимашки с целью поддержать. Человеческое тепло… Порой оно может заменить десять чашек крепкого кофе с утра…

— Нет, — коротко ответила я.

Безымоциональный взгляд упал на подругу.

— Снова отец? — поджав губы спросила девушка.

— Да что отец, — отмахнулась я. — На отца я давно не полагаюсь.

— А вот и зря! — перебила Ксюша. Да при чём так неожиданно, что готовые вот-вот закрыться глаза внезапно раскрылись на полную. Я замерла с поднятой рукой, ошарашенно глядя на подругу. — Зря! — повторила Ксюша. — Ты же ещё ребёнок совсем! Сколько всего пережила! Сестрёнку на своих хрупких плечах подняла! Пора бы уже и ему позаботиться о вас! Я, конечно, понимаю, что у него горе случилось, но здоровому-то мужику должно быть стыдно, что дочка выполняет за него все отцовские обязанности!