Синдром Клинтона. Моральный ущерб - Макс Нарышкин

О да. Создание рекламы требовало самоотречения. Тихон знал: чуть что не так — и рекламный ход может не подбросить продажи, а провалить бренд. Американцы при рекламе пива Coors использовали слоган Turn It Loose! — «Стань свободным!» — и буквально переводившие текст на бутылках испанцы читали: ОБОСРИСЬ!

Компания Clairol вывела в Германию свои сухие дезодоранты, используя слоган Mist Stick — «Туманный аромат» — и бюргеры, используя свой сленг, прочли на флаконах: ГОВНО!

А англичане порадовали арабов рекламой лекарства от головной боли в трех картинках: на левой агонизирующий от мигрени человек держится за голову, на средней он сует в рот волшебную пилюлю, а на последней хорошо видно, что он ловит кайф, его никто не трогает и он счастлив. Тексты перевели на арабский, фотографии оставили те же, а подумать о том, что арабы читают справа налево, креативно налаженные рекламисты из туманного Альбиона как-то позабыли.

Но хитом рекламной акции Тихон до сих пор считал рекламу «чупа-чупса» с Плющенко. Женя, значит, держит во рту что-то — и под этим американцы собирались писать: «Чемпионы тоже сосут!» Дети. Очень трудно было убедить их в том, что вся звездно-полосатая нация, рекламируй «чупа-чупс» тот же, скажем, Майкл Фэлпс, сосать станет, но в России такая тема не прокатит.

Так что да — самоотречение, что было написано на лицах рекламодателей «Региона», понять было нетрудно.

Тихон постоял пять минут, сообразил, что мешает музе, беспокойно витавшей под потолком и не смеющей приближаться ни к одному из менеджеров в присутствии чужака, и деликатно удалился. Через час он снова зашел в отдел рекламы. То ли муза еще не до конца оправилась от вида Куртеева, то ли у гениальных менеджеров было несколько вариантов, да только на листе по-прежнему значилось: ВНИМАНИЕ!..

«Может быть, замазать это слово корректором? — подумал Тихон. — Оно, кажется, сбивает их с толку».

Менеджеры елозили на стульях, массируя филейную часть, гнали застоявшуюся кровь к голове, но это не помогало. Наконец один из них оторвал мутный, как у окуня, взгляд от арктической белизны ватмана и посмотрел на бедж Куртеева.

— Тихон. Тихон… Придумай систему беспрецедентных скидок. Но чтобы на выходе все равно оставалось 4500 долларов за квадрат.

Куртеев почесал затылок.

— Я полагаю, нужно как следует расписать, почему квартиры выгодно покупать в «Регионе». Нарисовать схему, дать фото интерьера квартир, показать преимущества.

— Тихон. Тихон… Это будет на растяжках на Садовом. Какое фото.

— А если…

— Тихон. Десять слов. Ровно столько успевает прочитать человек, проезжающий по Садовому на «Мерседесе».

— А если растянуть, где пробки?

— Тогда квартиры «Региона» будут ассоциироваться у людей с нервотрепкой.

— А зачем тогда было писать о беспрецедентных скидках, — возмутился Куртеев, — если у вас на выходе те же четыре с половиной?

— Тормоз, — пояснил другой менеджер говорившему с Тихоном менеджеру.

Тормоз Тихон думал весь день. Система беспрецедентных скидок не давала ему покоя. Он и домой приехал, обдумывая несколько идей. Вика встретила его в джинсах и с запахом гари.

— Я утюг поставила греться, а потом пошла котлеты разогревать, — объяснила девушка. — Такая блузка была красивая.

Вика, эта девушка невероятной даже по меркам Москвы красоты, убила Тихона в первый же день его появления в «Регионе». Они столкнулись у лифта и с тех пор не разлучались. Бухгалтер компании, она смотрелась среди цифр и кип бумаг как-то нелепо, неестественно. Казалось, она зашла в бухгалтерию случайно и с тех пор никак не может из нее выйти. Ее правильные черты лица, изящный стан и идеальная походка довели бы модель Водянову до истерики, знай та о существовании Виктории Золкиной. Казалось, место этой девушки не здесь, не в строительной компании, а на подиуме, сцене или в студии, так Тихон, собственно, и подумал сразу. Но вскоре до него дошло, что только эта красота способна спасти финансовый департамент «Региона». При том количестве испещренных цифрами докладных записок, отчетов и актов, что ежедневно подавались в офис главного бухгалтера, «Региону» нужно было что-то еще, помимо ума бухгалтера. Был нужен красивый ум, и умом этим была Вика. Тихон, когда увидел ее перед лифтом, не сразу понял, с кем имеет дело. Оказалось, что первое лицо «Регион-билдинг» — всего лишь второе лицо в его бухгалтерии, но для Тихона это ключевого значения уже не имело. Он частично ослеп, а та часть зрения, что оставалась, была обращена в ее сторону.

Первый секс с нею был чем-то невероятным, он словно спал с девушкой-пришелицей. Ему казалось, что, едва наступит утро, она скажет: «Мне пора», сядет в звездолет и улетит на планету Орбит. Его сперма будет доставлена на орбитальную станцию, орбитяне как следует изучат ее, обнаружат в ДНК Тихона массу аномальных отклонений и отправят Вику снова в полет. На поиск человека совершенного. Весь следующий день Тихон мучился ревностью и сомнениями, но когда вечером Вика зашла к нему в кабинет и улыбнулась, он едва не сошел с ума от радости. Теперь они вместе. Впрочем, «вместе» — понятие относительное. Вместе они были только два-три дня в неделю. Остальные дни Вика проводила в доме отца, требовательного, как представлялось Тихону, человека. Странный отец держал Вику в весьма жестких условиях, и Тихон догадывался, что тот лично разыскивает для Вики жениха с подходящим брачным контрактом. Тихону было двадцать семь, Вике двадцать два, и Куртеев не понимал, почему они должны следовать правилам какого-то придурковатого отца. Но связь меж ним и Викой, несмотря на вот уже почти полуторагодовалую историю, только зарождалась, и с перевоспитанием отца-тираннозавра он решил не торопиться. Любого отца всегда можно поставить на место. Другое дело, что Вика к нему, как кажется, сильно привязана. О маме речь ни разу не заходила, а лезть в душу к девушке, которую боялся потерять, Тихон не спешил. Главное, что было оговорено основное: как только Куртеев окончит вуз, все изменится. Однажды он попытался выяснить, что же это такое скрывается под именем «папа», но Вика отшутилась, сказав, что подозрение — не лучший способ сохранить теплоту чувств. Не время, мол. Ведомый теми самыми, что не сохраняют теплоту чувств, подозрениями, Тихон в тот же вечер решился на и вовсе неприличный поступок. Он понимал, что слежка — не лучший метод в отношениях между мужчиной и женщиной. Но, как всякий мужчина, он все правильно обосновал. В конце концов, он не развод с захватом крупного состояния замышляет, а просто хочет убедиться в верности человека, которому доверяет. Да, это было обоснование что надо.

Вот так, решительно отказавшись от собственных убеждений, Тихон тайком отправился вслед за женщиной, которой верил. Ее машина довела терзаемого ревностью консультанта по корпоративным отношениям до высокого дома в престижном районе, и Тихон под покровом темноты приблизился к подъезду вслед за Викой. Она замешкалась у двери, копаясь в сумочке и чертыхаясь, а он стоял в пяти метрах от нее и дышал как фокстерьер. Закончилось тем, что Вика, отчаявшись найти в ридикюле что-то (впоследствии Куртеев убедился, что она теряет не только ключи от квартиры), нажала на домофоне несколько кнопок и сказала в ответ на решительное мужское «Да!»: «Пап, я ключ, кажется, потеряла!»

С облегчением передвигая ноги, Тихон дошел до своего «Пассата», сел за руль и поехал домой. Уже дома подумал о том, что негоже так убивать себя подозрениями, он, кажется, даже покраснел от стыда. И краснеть было от чего: он следовал за Викой в амоке и даже не замечал названия улиц, по которым ехал. Он даже не узнавал знакомых мест. Попроси его добраться до подъезда Вики снова, он обязательно бы заплутал. Разве не сумасшествие его вело?

И вот все закончилось. Вика с ним. Он окончил университет, и тема женитьбы была близка, и от одних только мыслей об этом захватывало дух. Тихону было неинтересно, кто ее отец: его бы воля, он бы вообще с ним никогда не встречался при таком-то подходе к выбору зятя. Качает ли тот углеводороды из-под земли, вырезает ли по дереву или сколачивает табуретки для продажи на рынке — ему было все равно. Его интересовала только Вика. Работать вместе и жить вместе было легко, поскольку на работе они виделись не более двух раз в день. Их отношения в компании уже никого не удивляли, и все складывалось замечательно, за исключением двух моментов.

Первый: при всей своей фантастической внимательности к цифрам, в быту Вика представляла собой совершенно беспомощное существо.

Второй: Тихон так и не адаптировался к самостоятельной работе.

Если первое не было для Куртеева секретом, то второе невозможно было скрыть от Вики. О нем шли в офисе какие-то разговоры — скорее всего, не совсем приятные для его невесты. Пока он был стажером, все сходило ему с рук и особого внимания к себе он не привлекал. Все изменилось, когда он стал консультантом. С первого же дня Тихон ощутил какое-то неприятное давление со всех сторон, кабинет стал ему тесен, и он чувствовал себя в нем неуютно даже тогда, когда оставался один. Угроза была невидима, еще нельзя было ощупать и определить ее формы. Просто все складывалось не так, как он себе представлял. Заказанные у секретаря копии документов получались либо нечитаемыми, либо запаздывающими, что ставило его в неудобное положение перед тем, кого он должен был ими порадовать в срок. Компьютер то и дело поражали вирусы, а вызываемый сисадмин все делал медленно и таким образом, что на следующий день комп Тихона снова вис. Он давал задания, их не выполняли, ему советовали, он следовал советам, и вскоре выяснялось, что следовало поступать наоборот. Тихон еще не понимал, что стал объектом моббинга, и не понимал, наверное, потому, что не было оснований для догадки. Шепни кто Тихону, что ему сознательно и коллективно портят карьеру, первое чувство, которое он испытал бы при этом, было бы, скорее всего, удивление. Куртеев был человеком логики и тут же обратился бы к ее основам. А обратившись, тут же вывел бы, что причин для его выдавливания из компании попросту не существует. Зачем, к примеру, той же секретарше портить ему карьеру? — что, ее интересует место консультанта? Или отделу маркетинга — что, там завелось сразу пять человек, решивших уничтожить Тихона Куртеева и поставить на его место своего человека? Глупость, не так ли?