Таинственный спаситель - Элизабет Хойт

Он разжал пальцы.

— Прошу прощения.

Она потерла руку, скромно опустив глаза.

— Я спасла вам жизнь, и сейчас вы полностью в моей власти. — Ее глаза скользнули по его нагому телу. — Но все же не думаю, что вы и в самом деле просите моего прощения.

Она подняла на него глаза, умные, веселые и невозможно соблазнительные.

Опасность была осязаемой.

Губы Уинтера дернулись.

— Может, я просто грубиян.

— Грубиян, без сомнения. — Она пробежала пальчиком по краю одеяла, прикрывающего его пах, и плоть его тут же отреагировала в ответ. — Но еще и неблагодарный. — Она огорченно покачала головой.

Он вскинул брови.

— Надеюсь, вы не вините меня, мадам, за мой теперешний непристойный вид. Клянусь, я очнулся уже таким и не ведаю, кто, кроме вас, мог это сотворить.

Глаза Изабель слегка расширились, и она закусила губу, словно сдерживая рвущийся наружу смех.

— Заверяю вас, мое… э… любопытство было вызвано лишь желанием найти место ранения, сэр.

— Тогда мне льстит ваше любопытство. — Уинтер чувствовал себя так, словно кубарем скатился с горки и приземлился вверх тормашками. Он никогда не вел таких фривольных бесед с женщинами, а леди Бекинхолл ясно дала понять в их предыдущие встречи — когда он был просто мистером Мейкписом, директором приюта для сирот и подкидышей, — что не слишком высокого мнения о нем.

Быть может, все дело в маске и интимности этой тихой комнаты. Или, может, это из-за удара по голове, который он сегодня получил.

— Вы нашли то, что искали?

Ее губы, пухлые и изящные, изогнулись в таинственной улыбке.

— О да, я нашла все, что хотела.

Он вздохнул, почувствовав, что пульс слишком быстрый, голова слишком легкая, а плоть слишком непослушная, но в эту минуту дверь в комнату открылась. Уинтер тут же закрыл глаза. Он инстинктивно понял: лучше, чтобы другие не знали, что он пришел в себя. Невозможно было логически объяснить это побуждение, но, поскольку чутье в прошлом неоднократно спасало жизнь, он уже больше не подвергал его сомнению.

Мейкпис осторожно смотрел из-под ресниц. Поле зрения было ограничено, но по крайней мере он увидел, что в комнату вошли две женщины.

— Как он? — спросила одна из них — служанка, судя по акценту.

— Не шевелился, — ответила леди Бекинхолл.

Уинтер заметил, что она не упомянула об их разговоре всего минуту назад. Впрочем, он всегда знал, что леди Бекинхолл сообразительная.

— Не стоит ли снять с него маску? — с воодушевлением спросил некто помоложе.

— Думаешь, это разумно? — поинтересовалась леди Бекинхолл. — Он может решить, что нас следует убить, если мы узнаем, кто он.

Уинтер едва не возмутился таким несправедливым предположением. Молодая служанка приглушенно вскрикнула. Она явно не заметила, как преувеличенно серьезно говорит хозяйка — леди старательно скрывала свою веселость.

Первая служанка вздохнула.

— Я быстренько зашью рану, и потом мы устроим его поудобнее.

И только тут до Уинтера дошло, что следующие минуты его жизни будут весьма неприятными.

У него болело все тело, поэтому до этого момента он как-то не замечал, что правое бедро дергает особенно сильно. Очевидно, там было то ранение, которое искала леди Бекинхолл.

Тогда он плотно прикрыл глаза и стал ждать, стараясь дышать медленно, полностью расслабившись.

«Это шок делает боль такой труднопереносимой, — говорил некогда его наставник. — Прими ее, приветствуй, и боль станет просто еще одним ощущением, от которого достаточно легко отмахнуться».

Он думал о приюте и о том, как организовать и осуществить переезд двадцати восьми детей в новое здание. Пальцы коснулись раны, стягивая края, что вызвало резкий приступ мучительной боли, и свежая теплая кровь заструилась по ноге. Уинтер ощущал боль, но не обращал на нее внимания, позволяя ей накатывать и отступать, сосредоточившись на детях из приюта и на том, как переезд скажется на каждом из них.

Новые спальни просторные, светлые, большие окна в них тщательно зарешечены. Укол острой иглы, вонзившейся в плоть. Большинство детей будут очень рады своему новому дому. Джозеф Тинбокс, к примеру, хоть ему уже одиннадцать, с удовольствием будет носиться по длинным коридорам. Долгая тянущая боль, когда нить протягивается сквозь кожу. Но для такого ребенка, как Генри Путмен, которого недавно оставили в приюте, переезд может быть болезненным. Еще один укол иглы. Придется быть особенно бережным с этим мальчиком и другими такими, как он. Ногу огнем ожгло, когда на рану плеснули какую-то жидкость. Только благодаря многочасовым тренировкам ему удалось перетерпеть обжигающую боль. Уинтер вдохнул. Выдохнул. Позволил сознанию дрейфовать, когда мучительный процесс возобновился…

Некоторое время спустя до него дошло, что уколы иголки прекратились. Мало-помалу он выплыл из тумана боли и размышлений и ощутил прохладу на лбу. Даже не открывая глаз, он знал, что это леди Бекинхолл дотрагивается до него.

— Горячки как будто нет, — пробормотала Изабель.

Голос ее был низким и каким-то гортанным. Уинтеру казалось, он чувствует, как ее дыхание омывает его все еще обнаженное тело и будоражит нервы, но ему это, конечно же, только показалось. Удар по голове, по всей видимости, оказался сильнее, чем он думал.

— Я принесла воды, чтобы обмыть его, — сказала старшая служанка.

— Спасибо, миссис Баттерман, вы сегодня и так сделали достаточно. Я сама позабочусь об этом.

— Но, миледи, — запротестовала горничная.

— Правда, вы обе очень помогли, — решительно проговорила леди Бекинхолл. — Прошу вас, оставьте воду здесь и унесите все остальное.

Послышались шорох, звяканье металла, затем дверь открылась и снова закрылась.

— Вы все еще в сознании? — спросила леди Бекинхолл.

Уинтер открыл глаза и обнаружил, что она смотрит на него, держа в руках смоченную в воде тряпку.

Тело его напряглось при мысли о том, что ее руки будут прикасаться к нему.

— В этом нет нужды.

Она поджала губы и посмотрела на его ногу.

— Рана еще кровоточит. Думаю, так будет лучше. Если, конечно, — глаза ее вызывающе вспыхнули, — вы не боитесь боли.

— Я не боюсь ни боли, ни других испытаний, которым вы можете подвергнуть меня, миледи, — сипло прошептал он. — Делайте что хотите.

Изабель втянула воздух, заметив вызов в карих глазах Призрака.

— Вы не боитесь ни меня, ни того, что я могу с вами сделать, — пробормотала она, подходя к кровати. Он лежал так тихо, пока миссис Баттерман зашивала рану, что она испугалась, как бы он снова не потерял сознание, но сейчас понемногу краски возвращались на его лицо, успокаивая ее. — Вы не боитесь гнева солдат и разъяренной толпы. Скажите, сэр Призрак, чего же вы тогда боитесь?