Время убивает - Головачев Василий

– Труп, – флегматично поправил его медик.

Никифор продолжал молча ждать, и служитель печального заведения, пропитанного запахами формальдегида и химических реактивов, повёл гостя в зал, где на десятке столов лежали накрытые простынями тела.

Служитель, оказавшийся медэкспертом по фамилии Толмачевский, откинул одну из простыней.

Никифор увидел бледное до синевы лицо старика, которому можно было дать не меньше девяноста лет. Губы Истомина были изогнуты, словно он пытался улыбнуться перед смертью, но морщинистое лицо было спокойно, разве что с оттенком растерянности, как показалось следователю.

– Вот так живём, живём, – проговорил Толмачевский, – и вдруг – бац! – и конец. Что жил, что не жил, кто-то пожалеет, кто-то и не вспомнит. Раньше за порядком следили не в пример лучше, а дети так вообще отбились от рук.

Никифор терпеть ненавидел бесконечные философские рассуждения о смысле жизни и неизбежности смерти, которые так обожали люди определённого склада, однако сдержался, не настроенный портить медику настроение.

– Вскрывали?

– Так точно, недавно закончили.

– Что с ним?

Медик повернулся, чтобы выйти.

– Сейчас принесу заключение.

– Своими словами и покороче, пожалуйста.

– Извольте, причина тривиальна: астенический синдром, банальная остановка сердца в результате изношенности сосудов.

– Изношенности? Ему же всего слегка за шестьдесят, вполне репродуктивный возраст. Мужики в шестьдесят детей заводят.

– Если честно, меня это тоже удивило. Сосуды и сердце в таком состоянии, будто им больше восьмидесяти.

Никифор вгляделся в лицо учёного, унёсшего в могилу тайну своей жизни, приведшей его к резкому старению и смерти. Вспомнились слова полицейского, которому свидетель, сосед Истомина, признался в своём недоумении по поводу того, что умерший выглядит слишком старым. Что же случилось? Не мог же физик в один день постареть на добрых два десятка лет? И чем он занимался на работе? Может, это результат радиоактивного заражения? На каких органах это сказывается в первую очередь?

– Печень, лёгкие, почки? Простата?

– Почти без фрустраций, чисто старческие изменения. Он не просто выглядит на восемьдесят с хвостиком, ему и в самом деле восемьдесят.

– Притом что по паспорту ему шестьдесят.

Медик развёл руками.

– Могу только предположить, что пациент пережил направленную трансформацию, за короткий срок прожив более двадцати лет. Так сказать, скрытое старение.

– Чем может быть вызвана направленная трансформация?

– Может быть, это свойство его генома, может быть, его заразили вирусом старения. Мы ещё многого не знаем о мозге, несмотря на последние достижения медицины, так что возможны удивительные варианты.

Никифор с любопытством посмотрел в глаза Толмачевского.

– Вирус старения? Не слышал о таком.

– Отдельно он не существует, но вы же знаете, ковид претерпел множество мутаций и направленно поражает органы человека в соответствии с заложенной в него программой.

– Вы считаете, что ковид создан искусственно?

– А вы разве нет? Это же очевидно, тем более что американцы сами сознались в том, что давно работали с вирусом, ещё до сброса его в Китае. Вот наш пациент и подхватил мутаген, ускоривший его старение. Но это лишь моё частное предположение. – Медик сделал многозначительную паузу. – Действительность может оказаться намного поразительней.

– Благодарю за помощь. – Никифор кинул задумчивый взгляд на лицо учёного и покинул последнее перед погребением прибежище мёртвых.

– В институт, – сказал он пилоту, не обращая внимания на прохожих, с интересом рассматривающих ещё не вошедшее в обиход транспортное средство, за которым было будущее.

Дубна

Объединённый исследовательский ядерный институт

Десять часов тридцать шесть минут

Ядерный центр физики элементарных частиц в наукограде Дубна на базе международной научно-исследовательской организации, учреждённой восемнадцатью государствами, был создан в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году. К настоящему моменту площадь центра выросла до трёх квадратных километров, на его территории были возведены такие значимые объекты, как синхротрон (он же – «Нуклотрон-М»), новый ускорительный комплекс, бустерный накопитель, ионный коллайдер NICA и множество других лабораторий, позволяющих российским учёным (и не только) создавать новейшие искусственные материалы и открывать элементарные частицы. Именно здесь были открыты сто второй элемент нобелий, сто пятый – дубний, сто пятнадцатый – московий, и оганесий – элемент сто восемнадцать, близко подходивший к так называемому острову стабильности тяжёлых элементов, не имевших аналогов в природе.

Доктор физико-математических наук Истомин работал в «шестой группе» при лаборатории теоретической физики, как объяснили Никифору в бюро пропусков, когда он, полюбовавшись на четыре колонны, балкончик над дверью и две белые вазы с цветами у главного входа, вошёл в здание.

Центр ОИЯИ являлся мощным научным кластером и охранялся, наверно, не хуже, чем Центр обороны.

Чтобы войти в здание, надо было предъявить QR-код, а компьютеризированная система опознавания за пару секунд высвечивала на мониторе охраны фото гостя.

Никифор подсунул под фотоглаз экранчик айфона с QR-кодом, и турникет мягко открыл бабочку дверцы.

Начальником лаборатории оказался пятидесятилетний физик, тоже доктор наук, Лебедев, обладатель крепкого торса, роскошной чёрной шевелюры, крупного носа и квадратных очков, увеличивающих глаза чуть ли не вдвое. Никифора он встретил в фойе главного корпуса и проводил в кабинет, за которым в левом крыле здания на первом этаже располагались помещения лаборатории.

Кабинет завлаба гостю не понравился, так как представлял, по сути, филиал лаборатории, загромождённый стойками, шкафами и какими-то приборами. Заметив взгляд следователя, Лебедев виновато облизнул губы.

– Извините, товарищ майор, мы тут меняем архитектуру всего комплекса. Приходится тесниться. Присаживайтесь.

Никифор сел на стул у хайтековского стола с прозрачной пластиной столешницы и металлическими ножками.

– Вам сообщили о смерти Истомина?

– Да, час назад.

– Что можете сказать об этом человеке?

– Мне очень жаль…

– Давайте обойдёмся без сантиментов, будьте добры. Над чем он работал в последнее время?

– Это секретная информация…

Никифор показал удостоверение особых полномочий.

Лебедев нервно поправил очки.

– Вряд ли вы…

– Я физик по образованию.

– Ну, тогда… Вам что-нибудь говорит формула Уилера – Девитта?

Никифор невольно улыбнулся.

Формулу Уилера – Девитта в среде физиков называли уравнением «конца времени», потому что она, выведенная для объяснения парадокса времени, самого времени не содержала.

– Пять групп преобразований, насколько я помню: с волновой функцией пси, с масштабным фактором, определяющим радиус Вселенной, плюс планковские петли, плюс скалярное поле, сыгравшее главную роль во время Большого взрыва…

– Плюс скалярный потенциал, запускающий инфляционное расширение Вселенной, – с улыбкой закончил Лебедев. – Вы и в самом деле профессионал.

– Да какой там профессионал, – махнул рукой Никифор, – уже десять лет не занимаюсь физикой профессионально, служа Отечеству на другом поле. Но интересуюсь, конечно, всеми открытиями и достижениями, особенно в области космологии и теории всего. Будучи студентами, мы с приятелями долго спорили, будет ли она создана когда-либо.

– К сожалению, мы по-прежнему далеки от решения этой проблемы. Ближе всех к теории объединения всех физических сил подошла теория суперструн, М-теория, но и она не учитывает пока всех нюансов реальных взаимодействий.

Никифор снова вспомнил, что Баринов предупреждал его о «нюансах». Интересно, начальник отдела знал что-то о теме работ Истомина или нет?

– Кстати, с какой стороны Истомин подходил к исследованию Уилера? Со стороны космологии или квантовой гравитации?