Русский бой на любки - Шевцов Александр

Так считало обычное мировоззрение. Так это сохранялось в народе. Но в любках работали и ногами. Просто потому, что на любки. Правда, ноги в любках никогда не подымались высоко. Конечно, возможны удары в любую часть тела, но основная работа ведется не выше бедер. Я спросил Поханю, почему так, и он ответил:

– Чтобы я всегда мог оставаться собой. Даже в старости.

Действительно, это все то же самое, о чем я рассказывал в первой главе – уже сейчас надо работать так, как позволит тебе твое тело, постарев. И в этом есть какая-то потрясающая меня верность самому себе. Даже мое тело не заставит меня изменить себе, я всегда такой, каким решил быть. И никогда не предам себя. Значит, вообще, не предам…

Вот чем отличается воин от бойца. Все бойцы воспитывают в себе хитрецов, и потому предают. И все школы боевых искусств переполнены болью от предательств. Это даже как-то стало привычным, что все такие школы вечно погружены в обиды и разборки из-за предательств. И при этом почему-то не видят, что предательства эти заложены в самые основы их мировоззрения, того мировоззрения, которое сами они вкладывают в своих бойцов, воспитывая их готовыми отдать все за победу.

Почему никто не видит эту странность? Наверное, собственное мировоззрение тех, кто возмущается предательствами своих бойцов, не дает им видеть, что это их собственная слабина…

Любков не было, но мы все же используем это название. Почему? Потому что мы не просто бьемся на любки в кулачных боях или боремся. Мы поставили себе задачей понять само мировоззрение любошного боя. Без мировоззрения это будут приемы, и это будет лишняя боль.

Но чтобы понять мировоззрение любошного боя, надо понять то, как видели мир люди, дравшиеся на любки. Надо понять своих предков. А это не просто, потому что за последние века мы стали совсем другими людьми. Человек звучит гордо только у писателей. А в действительности, он то, что делает из нас общество.

Общество изменилось, изменились и люди. Изменились настолько, что стали совсем другими существами. Как если бы мы в детстве попали к волкам и были воспитаны ими, мы обладали бы волчьим видением мира. Это общеизвестно. Так и попав в общество, мы оказываемся Маугли каменных джунглей. Человек – это обозначение того, что делает с чистой душой общество. Но душа эта могла развиваться множеством разных путей.

Вот и те собиратели, что сегодня пытаются этнографически изучать русский бой, сами являются современными людьми и невольно искажают изучаемое.

В самом начале изучения любков, около девяносто первого года, я пытался найти в России тех, кто тоже возрождал русские боевые искусства. Тогда еще действовал запрет рассказывать о любках и мазыках. Но я помню, как я ездил в Москву, потому что мне сказали, что там какие-то парни работают в «русском стиле». Я бы рассказал им тогда о Похане, и показал все, что знал. Просто не выдержал бы и проболтался. Но когда я встретился с первым же из них, он сказал, что их школа называется «Система», и я захлопнулся…

Русский бой не мог называться этим иностранным словом. Я все же сходил к нему домой, где они с товарищем показывали мне работу с цепью. Мне понравилось. Но чем больше я с ними общался, тем отчетливей я осознавал, что это все же не совсем русские люди, это люди современные, цивилизованные. Просто они очень одарены, они думают, ищут, наверное, помнят какие-то корни. Но они направлены в то, чтобы завоевывать себе место в этом мире.

Я смог встретиться с ними еще раз лишь в девяносто втором году, и мои подозрения полностью подтвердились: это были прекрасные бойцы, но у них было совсем иное мировоззрение.

Потом же я встречался с бойцами из Петербурга, Твери, Кадочниковым. Они были гораздо ближе к действительным народным корням, но почему-то с ними тоже было очень сложно. Почему? Наверное, именно из-за того, что они бойцы, из-за разницы в мировоззрении… Впрочем, мировоззрения меняются. И сейчас я ощущаю, что мне стало гораздо проще общаться с теми же людьми. Они стали старше и мудрее. Это понятно. Но главное, стал старше и изменился я сам. И ведь что удивительно: я сам и отпустил бойца в себе!

Конечно, они были бойцами. Но и я тогда был бойцом. Я только помнил Поханю, был переполнен образами, в которых пытался его понять, но я оставался бойцом. И потому, сталкиваясь с другими школами, я постоянно видел то, что было иным, не таким, как я ожидал. И плохо видел то, что было у нас общим. Ради чего можно было все простить и все позволить…

Я только помнил Поханю, но я не жил в его мировоззрении. Я даже умер как учитель любков в двухтысячном году, когда меня предали мои ученики. Так мне казалось.

Я преподавал под именем Алексей Андреев – сменить имя на прозвище меня заставил еще мой первый мазыкский учитель, поскольку так было принято. Все они имели прозвища и скрывали настоящие имена. Думаю, это было связано еще с магическими воззрениями, требующими скрывать имя, чтобы злые духи не нашли тебя. Что-то вроде знаменитой хитрости Одиссея, называющего себя ослепленному Полифему Никто. Как вы помните, остальные великаны перестают преследовать Одиссея, услышав, что их брата Никто ослеплял.

Подобные рассказы есть и в русских сказках. Отсюда и «погоняла», то есть прозвища у блатных. Переходя в иной мир, ты должен взять иное имя. Любки были островком древнего мировоззрения внутри нашего мира. И я взял себе иное имя – Алексей, к которому добавил фамилию Андреев, когда начал печататься.

Но когда меня предали, я почти пережил клиническую смерть и спасся только тем, что умерла моя личность, именно личность Андреева.

Вместе с Андреевым умерла изрядная часть моего мировоззрения, умер мой боец.

После смерти Андреева я стал гораздо меньше заниматься собственно движением в любках. Я почти не преподаю их. Но зато я очень много занимался мировоззрением. Я даже выпустил несколько больших книг, посвященных и тому, что давали мне старики, и вообще своему понятию мировоззрения. В сущности, больше всего я старался освободиться от того, что крепче всего въелось в сознание современного человека – от естественнонаучного мировоззрения.

Это не значит, что я освобождался от научности. Нет, я пытался понять, как в меня вошло то, что вытеснило мировоззрение моих предков, и сделало невозможным понять любки. Кстати, вошло оно всего полтора века назад, и вошло как политическая мода, приведшая к революции…

Иными словами, когда сейчас мастер боевых искусств объясняет своим ученикам внутреннее содержание своего учения, говоря об энергии, он просто поддерживает этим власть тех, кто нами правит. Чисто политически, даже не научно! Не было никаких энергий в русском языке, и человек – это не ёмкость и не конденсатор. И как говорил мой первый учитель, у которого было прозвище Дока: не завозили!

Дело в том, что, когда я к нему пришел, от всей деревни уже оставалось только четыре дома. И продукты к ним возили на крытом фургоне из села. И вот когда я его спрашивал что-то вроде:

– А с энергией работали? Энергия была?

Он каждый раз отвечал мне, примерно, так:

– Энергия? Не знаю. Не завозили.

Не было ни в русском языке, ни в русском мировоззрении, ни в сознании русского мужика никакой энергии. Было то, что было. Но пока в наших головах торчат «энергии», свято место занято, и нам нечем понять, что же было на самом деле. От таких сорняков надо освобождаться.

Вот этим я и занимался последние десять лет, чтобы высвободить место для действительного понимания того, что называю любками. Чтобы понять любки, надо понять мировоззрение, в котором наши предки их создали. Но как его понять, если оно ушло?!

И все же, за те годы, что я преподавал любки, я сумел трижды сменить свое мировоззрение, и каждый раз обновленным умом понимал: я стал ближе к источнику.

Хотя до него еще так далеко!..

Глава 3. Самопознание

Меня иногда спрашивают: а как обрести любошное мировоззрение? Честно говоря, мне трудно отвечать на этот вопрос.