Только стоячие места - Карен Фаулер

"А вы - нет", согласился Бут. "Но теперь вы уж слишком глубоко увязли." И он уехал. Бут вез в кармане письмо издателю "Нейшнл Интеллидженсер". В нем он перечислял причины для убийства Линкольна. Он подписался собственным именем, но вписал так же имя Джорджа Этцеродта.

Люди, работавшие с Этцеродтом, как-то сказали, что это был человек, которого можно было оскорбить и он при этом не сопротивлялся. И это было самое милосердное, что можно было о нем сказать. Трое мужчин из бара Кирквуда появились и взяли Этцеродта под руки. "Давай поищем еще бар", предложили они. "До конца вечера у нас еще часы и часы. Ешь, пей, веселись."

В шесть вечера Джон Уилкс Бут отдал письмо Джону Мэтьюсу, актеру, попросив доставить его на следующее утро. "Меня не будет в городе, а то я доставил бы его сам", объяснил он. Группа офицеров-конфедератов промаршировала по Пеннсильвания-авеню, где их мог видеть Джон Уилкс Бут. Они не проявили дружелюбия, они просто сдались. "Человек либо покоряется своей судьбе, либо создает ее", сказал он Мэтьюсу. "Человек может поднять себя до уровня события, либо пасть под его тяжестью."

На закате человек по имени Джон и по прозвищу "Арахис" зажег большую стеклянную сферу-фонарь перед входом в театр Форда. Внутри президентскую ложу украсили взятыми взаймы флагами и материей. Дверь в ложу сломали несколько недель назад в случайной драке и с тех пор ложа не запиралась.

Был ранний вечер, когда Мэри Сюррат вернулась домой. Ее финансовые дела остались неурегулированными, мистер Ноти даже не явился на встречу. Она поцеловала дочь. "Если мистер Ноти не уплатит нам того, что должен", сказала она, "я даже не знаю, что дальше делать. Я не вижу впереди выхода для нас. Твой брат должен вернуться домой." Она прошла в кухню, чтобы понаблюдать за приготовлениями к обеду.

Анна пришла туда же, чтобы помочь. С полудня, с того момента, когда Бут не заговорил с ней, она просто обессилила от горя. И это горе нисколько не рассеялось за последние часы; теперь она сомневалась, что оно вообще когда-то исчезнет. Она порезала жареное мясо на кусочки. Под ее ножом оно было кроваво-красным и она подумала о белой коже Генриетты Ирвинг и о кровавом сердце, бьющемся под нею. Она прекрасно понимала Генриетту Ирвинг. Все, чего я жажду - это любовь, говорила она про себя, и простая истина этих слов вызывала у нее слезы. Наверное, она сможет прожить остаток своей жизни, если сыграет ее вот так, сцену за сценой. Она подняла нож кверху, глядя, как кровь стекает по лезвию, это было так драматично и так отвечало ее шекспировскому настроению.

Она ощутила прохладу и, оглянувшись, увидела, что один из новых постояльцев прислонился к дверному косяку, наблюдая за матерью. "Еще не готово", сказала она сердито, потому что он заставил ее вздрогнуть. Он исчез обратно в гостиную.

И опять новые гости едва притронулись к еде. Луис Уикмен закончил свою порцию с многочисленными элегантными комплиментами. Его показания в суде повредят Мэри Сюррат почти так же сильно, как и показания Ллойда. Он скажет, что тем вечером она выглядела неспокойной, неустроенной, хотя никто другой из постояльцев этого не заметил. После обеда Мэри Сюррат прошлась по дому, гася керосиновые лампы одну за другой.

Анна выпила бокал вина и немедленно пошла спать. Она заснула глубоко, однако примерно часом позже сердцебиение снова разбудило ее. У нее слегка покалывало внутри, когда она дышала. Она видела Джона Уилкса Бута так ясно, как если бы он был в комнате рядом с нею. "Я самый знаменитый человек в Америке", сказал он. И протянул руку, призывая ее.

Она услышала, как внизу открылась и закрылась парадная дверь. Она встала и выглянула в окно, так же, как сделала это днем. Много людей, очень много было на улице. Они все шли в одном направлении. Одним из толпы был Джордж Этцеродт. Многими часами ранее он выбросил свой нож, однако он тоже умрет вместе с Мэри Сюррат. Он зашел слишком далеко, чтобы отступить. Он шел, закинув руки на плечи двум темноволосым мужчинам. Один из них поднял глаза. Он был такой расы, которую Анна никогда прежде не видела. Новые постояльцы тоже присоединялись к толпе. Анна увидела их, когда они выходили из-под навеса над крыльцом.

Случилось что-то большое. Достаточно большое, чтобы превозмочь даже ее больные чувства. Анна начала одеваться, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Я живу, подумала она, в самые чудесные времена. Вот оно доказательство. Она все еще была несчастна, но почувствовала большое возбуждение. Она тихо прошла мимо двери матери.

Поток людей унес ее на несколько кварталов. Она словно повторяла свою последнюю прогулку, только в обратном направлении, словно разматывая ленту. Она прошла мимо церкви Св. Патрика, вниз по Одиннадцатой-стрит. Толпа остановилась у театра Форда и густела здесь. Анну затолкали со всех сторон. Слева от себя она узнала женщину из экипажа, смеявшуюся женщину, хотя теперь она не смеялась. Кто-то наступил на обруч в юбке Анны и она услышала, как он хрустнул. Кто-то заехал локтем ей в затылок. "Тихо!", предостерег кто-то кого-то. "А то мы все пропустим." Кто-то взял ее за руку. Было так тесно, что она даже не смогла повернуться и посмотреть, но расслышала голос Касси Стрейкмен.

"У меня есть билеты и все остальное!", гневно говорила миссис Стрейкмен. "Вы поверите? А я даже не могу подобраться к двери. Уже почти десять, и у меня есть билеты."

"Члены моей группы, встаньте поближе друг к другу, пожалуйста", сказала женщина чуть впереди. "Пусть никто не теряется", а потом она заговорила на языке, которого Анна не знала.

"Это не кажется хорошим представлением", сказала Анна, обращаясь к миссис Стрейкмен. "Какая-то комедия и не слишком забавная."

Миссис Стрейкмен змеей втиснулась рядом с нею. "Это же была просто репетиция. Отзывы просто невероятные. И вы не поверите, какая очередь по списку. На целые годы вперед! На века! Я больше никогда не получу билета." Она сделала глубокий успокаивающий вдох. "По крайней мере, вы здесь, дорогая. Такого я не могла ожидать. Это делает все очень реальным. И если это хоть как-то вам поможет", она сжала руку Анны, "вы потом должны говорить, что ничего из того, что вы могли сделать, ничего бы не изменило. Все, что происходит, уже произошло. И его нельзя изменить."

"Получу ли я то, что хочу?", спросила ее Анна. Она не смогла устранить из голоса яркую ноту надежды. Ясно, что она является частью чего-то огромного. Чего-то памятного. Многие ли люди могут такое сказать?

"Я не знаю, чего вы хотите", ответила миссис Стрейкмен. Она глядела смущенно. "Я не получила, чего хотела", добавила она. "Хотя у меня даже есть билеты. Великий боже! Люди, получающие, чего хотят. Но история мира не такова, не так ли?"