Дарксфорд - Глеб Леонидович Кащеев

Вообще не слыхано, чтобы папа был вне зоны действия или выключал телефон. У него просто фобия была – остаться без связи. Потому что ему в любой момент могли звонить с работы.

Она пробовала снова и снова, но в сети телефон отца так и не появился. Сидеть дома весь день было невыносимо. Ей просто необходимо было выбраться в город, но без присмотра своего водителя-охранника ее отец никогда не отпускал. Да и как до Москвы без его машины добраться? Если Вика вызовет шахид-такси, то папа ее точно прибьет.

Так и пришлось тупо сидеть в комнате и ждать, когда он вернется. Зина накормила ее обедом, потом и полдником. Вика послушно поклевала, хотя нервы были на взводе и аппетит так и не вернулся. Если вчера она была в жуткой апатии, то сегодня носилась по своей комнате, как тигр по клетке. Нужно было что-то делать. Понятно, что к маме не пустят, но и торчать здесь, в этих стенах, где еще вчера она сидела рядом с испуганной, как ребенок, мамой, было невыносимо. Ей было нужно куда-то уйти, но тупо шататься одной по дорожкам коттеджного поселка тоже как-то не хотелось.

Отец вернулся только вечером, когда о прогулке уже и речи быть не могло – за окнами давно стемнело.

Вика выбежала в гостиную, надеясь с ним поговорить, но натолкнулась на столь чужой и холодный взгляд, словно она провинилась, хотя совершенно непонятно в чем.

– Пойдем сядем, нам нужно поговорить, – сказал он, как ей показалось, слегка раздраженно.

– Что случилось? – обеспокоенно спросила она, но все-таки присела на барный стул у кухонного островка.

– Мне нужно уехать. Важнейшая командировка в Амстердам, потом в Нью-Йорк. На кону стоит многолетний проект, и я не могу это пропустить. Меня суммарно не будет больше месяца, с короткими перерывами. Да и потом проще не станет. До нового года я буду приезжать домой редкими набегами.

– Ну есть же Зина, не переживай, – осторожно сказала Вика, не понимая куда он клонит.

– Нет. Твое образование нельзя пускать на самотек. Особенно в этом году. Скоро поступление. Раньше с тобой занималась мама, но сейчас… – он замолчал, отвернувшись, пытаясь совладать с нахлынувшими эмоциями. Прошел к винной полке, достал бутылку и налил себе немного в бокал.

– Нанять гувернера, который будет отслеживать, как ты учишься и ходишь ли вообще в школу, я не успею. Тут нужен сверхнадежный и проверенный человек. Такие подбираются месяцами, а оставлять тебя сразу вот так на попечении непонятно кого я не могу и не буду.

– К чему ты клонишь? – с замиранием сердца спросила она.

– Тебе придется сменить школу. На время. Всего один учебный год. Я нашел частную школу-интернат для одаренных детей неподалеку. Этот год ты проведешь там. Я буду забирать тебя на каникулы. Про осенние не обещаю, но новый год точно встретим вместе…

– Папа не надо! У меня же друзья тут. Я не хочу!

– В том-то и дело, что у тебя в голове только друзья! – неожиданно вскипел он. – Не учеба, не твое будущее, а только тусовки! Так тебя мать держала в узде, следила за успеваемостью, общалась с учителями. Теперь… если тебя оставить одну, то все пойдет под откос. В новой школе у тебя будет персональный куратор, который будет следить за твоей траекторией обучения, и я буду спокоен.

– Так нельзя, пап! – крикнула Вика. – Ты меня добить решил? Сначала мама… теперь еще и друзей лишаешь? Никуда я не поеду! А если насильно отправишь, то сбегу! Я буду учиться только в своем классе и точка!

– Поедешь! И никуда ты оттуда не сбежишь! – рявкнул отец, и Вика внезапно поняла, что спорить бесполезно. Когда он так упирался, то даже мама отступала. На время. Она говорила, что лучше переждать, пока ослиное упрямство перегорит, и потом как-нибудь плавно переубедить.

– А как же мама? – растерянно спросила она. – Когда я ее теперь увижу?

Вика совершенно искренне начала плакать, хотя понимала, что отец примет это за тонкую манипуляцию.

– В новый год все и увидимся, – чуть смягчился он. – Раньше к ней вряд ли тебя пустят. Ей в ближайшие месяцы нужно душевное спокойствие. Врач сказал, что температуру сбили, процесс остановили, чтобы бы там ни было, но мама с трудом воспринимает реальность. Ей просто противопоказано волноваться сейчас.

Возникла долгая пауза.

– И когда? Когда ты отправишь меня в тюрьму? У меня хотя бы есть время встретиться и попрощаться с подругами? – всхлипывая, спросила Вика.

– Нет. Мы едем завтра утром. Это новая школа, и она только что открылась. Я сегодня ездил туда, познакомился с директором и все осмотрел. Замечательное, надежное место. Не бойся: вливаться в новый класс не придется. Там на сто процентов новый набор. Всех детей завтра собирают в первый раз и знакомят друг с другом и школой. Будет гораздо хуже, если ты приедешь позже, когда в классе все уже пообщаются и ты окажешься чужой белой вороной.

– Но завтра даже не первое сентября! – воскликнула она.

– Иди, собирай вещи. Нам рано вставать, – отрезал он и залпом допил вино.

Глава II. Вика

Сначала Вика вообще не хотела собираться. Вот что, интересно, сделает отец, если завтра она будет не готова к отъезду?

Она психовала, пинала ни в чем не повинную валяющуюся на полу одежду, ходила из угла в угол и представляла, какой завтра утром устроит скандал. Ее придется запихивать в машину силой на потеху всем соседям. Вот, интересно, как потом отец будет оправдываться и вообще осмелится ли так поступить?

Постепенно ее злость перекипела и изменилась. Вика не простила, что отец поступал с ней как с вещью, но обида на него теперь выросла настолько, что она, наоборот, больше не желала его видеть. У нее возникло то болезненное состояние, когда пытаешься сделать и себе, и всем остальным только больнее.

Отец не хочет ее видеть дома? Окей, она тоже не желает больше жить с ним! Ее лишают возможности встречаться с друзьями? Что же, она вообще ничего не напишет в чаты. Просто исчезнет! Пусть думают что хотят и беспокоятся. Сочтут, наверное, что она умерла. Может быть, даже кто-то всплакнет, позвонит ее отцу и пусть он тогда оправдывается. Раз уж отъезд был неизбежен, то Вике хотелось отрезать прежнюю жизнь окончательно, с кровью, прямо по живому.

Она нарочно взяла самый большой чемодан – мамин – и собрала вообще все вещи, которые были ей дороги. Так, как будто уезжает не до зимних каникул, а навсегда. Чтобы вообще не оставить ничего личного. Не только одежду, но и лучшие книги, свой дневничок со всякими тайнами, любимого плюшевого