Великие князья Дома Романовых - Инна Соболева

Кроме того, кардинальный пересмотр привычных оценок Петра Федоровича объясняется нашей национальной страстью едва ли не обожествлять всех принявших насильственную смерть (независимо от того, какую жизнь они прожили). Лучший тому пример – посмертная судьба последнего императора Николая Александровича Романова. Сознательно называю его Романовым, хотя сомневаюсь, что он имеет к Романовым хоть малейшее отношение. Но поскольку моя цель – рассказать о членах семьи, официально именуемой Романовыми, буду и впредь называть всех их этой общепринятой фамилией.

Что же касается великого князя Петра Федоровича, будущего Петра III, то он интересен почти исключительно тем, что на его примере очевидно, к каким печальным последствиям приводит недолжное воспитание человека, которому предначертано вершить судьбы государства и населяющих его людей.

При том что как восторгов по поводу непризнанного гения, так и обвинений в адрес Екатерины, якобы старательно возводившей напраслину на несчастного ни в чем не повинного мужа, я не разделяю; по прошествии веков Петр Федорович вызывает не ненависть, как когда-то у Екатерины, не брезгливое раздражение, как у Елизаветы Петровны, не насмешку, пренебрежение и неприязнь, как у множества современников, упоминавших о нем в своих мемуарах и письмах. Он вызывает жалость и сочувствие.

Предупреждаю сразу: я не намерена, да и не имею права судить или оправдывать никого из своих героев. я просто буду пытаться понять.

Как случилось, что потомок Петра I и Карла XII не унаследовал ни одного из талантов своих великих предков? Неужели не было в нем задатков, которые могли бы развиться и сделать его вполне достойным преемником тетушки, императрицы Елизаветы? Наверное, были. Теперь, по прошествии двух с половиной веков, с определенностью сказать невозможно. Но если ребенка, даже богато одаренного, с первых шагов лишить любви, заботы, уважения? Думается, искалечить его душу и тело не составит особого труда.

Что физическое и нравственное здоровье ребенка во многом зависит от состояния и настроения, в котором находится будущая мать во время беременности, сегодня доказано. Но и раньше об этом догадывались. К примеру, Николай I, обожавший свою жену, всегда окружал ее исключительной заботой, вниманием, поклонением. Во время беременностей заботу увеличивал многократно – был уверен: счастливая мать родит счастливого, здорового и красивого ребенка.

Беды будущего императора Петра III начались еще в утробе матери. Карл Фридрих увез свою молодую жену в родной Киль. После Петербурга столица Голштинского герцогства показалась дочери Петра убогой и невыносимо скучной. Замечательные свойства ее души и ума применения там не находили. Тоска и одиночество стали ее уделом. Зато муж наконец-то почувствовал свободу: молодой жене внимания не уделял, пьянствовал, развратничал. В Петербурге, на глазах у всемогущего тестя, ни о чем подобном и помыслить не смел.

10 февраля 1728 года двадцатилетняя Анна родила сына. «Бедный малютка, не на радость ты родился», – были первые слова, с которыми обратилась она к ребенку. Вещее сердце не обмануло. Мальчик не успел получить первого, что образует человеческую душу, – материнской нежности и любви.

На седьмой день после родов Анна Петровна смотрела в открытое окно на иллюминацию, устроенную в честь новорожденного, простудилась и вскоре умерла от скоротечной чахотки. Мальчик остался сиротой. Отец был к нему равнодушен совершенно. Поручил его кормилицам и нянькам, которые исправно кормили, поили, одевали, но все это – по обязанности, не по любви. Лишь одна женщина, гувернантка фрейлейн Алиниус, искренне полюбила малыша. Он робко, с надеждой называл ее мамой. Окружающие, услышав это обращение, зло высмеивали ребенка. А он до конца дней останется верен своей привязанности, возьмет названную матушку в Россию, постарается, чтобы она ни в чем не знала нужды (фрейлейн Алиниус надолго переживет своего воспитанника).

Когда мальчику исполнилось семь лет, к нему были приставлены военные чины из придворных, ограниченные солдафоны, под стать самому герцогу. Они и пристрастили внука Петра I к маршировке, разводам и парадам. В этом был смысл их собственной жизни, это (внешнюю сторону военного дела) им удалось сделать и смыслом жизни маленького принца.

Самым страшным наказанием был для него запрет смотреть на разводы и парады. Самым счастливым событием он до конца жизни считал день, когда его, девятилетнего, произвели в секунд-лейтенанты (первый офицерский чин в армии герцога Голштинского. – И. С.). Это производство позволило ему почувствовать себя на равных со старшими товарищами, он даже требовал, чтобы они называли его на «ты», чего по отношению к принцу не мог позволить себе даже убеленный сединами генерал. И это при том, что княжество было бедным, а герцог, лишившись материальной поддержки родственников покойной жены, едва сводил концы с концами.

Пришедшая к власти в России Анна Иоанновна голштинцев не жаловала, да и опасалась: маленький сын Анны Петровны вполне мог претендовать на русский престол. И не только на русский. Тихий, неловкий, с трудом овладевший грамотой мальчишка был наследником еще и шведского трона. Взвесив открывающиеся возможности, герцог наконец-то заинтересовался собственным сыном. Придворные вспоминали, что он, кивая на мальчика, стал часто повторять: «Он выручит нас из нужды и поправит наши дела!»

Поскольку сердцу Карла Фридриха Карл XII был милее Петра I, он решил приобщить сына к лютеранской вере и научить тому, в чем был особенно силен шведский король: богословию и латыни. Но все, что так легко давалось талантливому шведскому королю, не расположенный к умственным занятиям Петр Ульрих усваивал с трудом. Богословие ему опротивело. Думается, его отношение к Церкви и священникам, которое будет возмущать и отталкивать от него многих достойных людей в России, – оттуда, из детства. Веру ведь невозможно привить из-под палки.

И латынь он возненавидел. Уже будучи наследником российского престола, не допускал в свою библиотеку ни одной книги на латинском языке. Грубые голштинские учителя, знавшие только один метод обучения – насилие, навсегда внушили ему отвращение к учебе. Исключение будет составлять только военное дело.

Петру было десять лет, когда скончался его отец. Несчастный сирота оказался на попечении дяди, принца Адольфа, епископа Эйтенского (впоследствии он станет королем Швеции). В доме дядюшки ему было еще хуже, чем при дворе отца. Дядюшка Адольф передоверил воспитание племянника гофмаршалу фон Брюммеру, который жестоко наказывал мальчика за любое ослушание: бил кнутом, ставил на колени на горох, надевал на него дурацкий колпак на потеху всем слугам и домочадцам. За три года маленький принц не услышал ни одного ласкового слова. К тринадцати годам это был физически слабый, полуграмотный, озлобленный, подозрительный волчонок.

Тут-то и наступил перелом в его судьбе. На русский трон взошла Елизавета Петровна, родная сестра его покойной матушки, женщина доброго, веселого нрава и нежного сердца. Она тут же призывает к себе единственного оставшегося на свете потомка своего незабвенного родителя. Встречает его ласково, нежно обнимает, целует. Но он к такому обращению не привык, он давно понял: взрослые – лицемеры. Если ни с того ни с сего ласковы, значит, им что-то нужно, что-то такое, от чего ему, Петру Ульриху, будет плохо. Он так и не поверит в искренность тетушки. Впрочем, она сама своими капризами и переменчивым настроением будет портить отношения, едва они начнут налаживаться.

А поначалу… Елизавета так хотела видеть сына Аннушки, родную кровиночку! Ожидала стройного, ясноглазого, кудрявого ангелочка, а перед ней нескладный, неказистый, хилый подросток – ничего общего ни с дедом, ни с Анной, ни с нею самой, признанными красавицами.

Но еще хуже – совсем не развит. Это даже ей, не слишком образованной, сразу бросилось в глаза. Чем ближе знакомились, тем больше огорчалась. Недоумевала: чему его там учили, в этой захолустной Голштинии!? Немедля приняла меры: приставила к племяннику наставника, лучше которого во всей России найти было едва ли возможно, академика Якова Штеллина (в некоторых источниках его называют Якобом и фамилию пишут с одним «л»). Выдающийся ученый и блистательный психолог, он старался, прежде всего, разбудить в мальчике интерес к знаниям. Но если занятия по практической математике, фортификации и другим наукам, связанным с военным делом, приносили хоть какие-то плоды, то на занятиях по истории, нравственности, статистике, государственным наукам ученик был невнимателен, рассеян и не скрывал полного отсутствия интереса к этим предметам. Тем не менее Штеллин искренне привязался к своему не слишком талантливому и любознательному ученику. Привязанность была взаимной. Уже выйдя из ученического возраста, Петр Федорович уговорил почтенного директора отделения изобразительных искусств Академии наук остаться библиотекарем при наследнике престола. Наставник не покинул своего воспитанника в самые тяжелые минуты и оставил подробную записку о последних днях царствования Петра III.