Теотль Сухоруков (СИ) - Кленин Василий

А потом мы попали под камнепад.

Долина в этом месте стала предельно узкой, практически каньоном. Еще и дорога вела заметно вверх, приходилось скакать с камня на камень. Я старательно смотрел под ноги, чтобы не упасть и не вызвать новую волну гнева астеков — и поэтому пропустил начало. Поднял голову только тогда, когда услышал грохот. Впереди и справа, с голой скалы сыпались булыжники и целые валуны. Сыпались прямо на нашу колонну! Астеки спешно разбегались, кто-то уже лежал, вымазанный красным… И тут в окрестных кустах закричали! Гневно и яростно!

Мои персональные стражи моментально повалили меня наземь, закрыв стенкой из щитов. Тяжелое колено вдавилось в мою спину, лишая малейшей подвижности. Я отплевывал песок и гальку, изо всех сил выворачивал шею, но ничего толком не видел. Ущелье наполнилось криками, шумом, беготней. Макуильмалиналли громогласно раздавал приказы… но я слушал не это. В многоголосице начинающейся схватки мне явственно слышалось почти забытое, но такое родное слово.

«Змей!»

Боевой клич моего воинства. Моего! Воинства! Которые не бросили меня! Не забыли! И, наконец, пришли освободить!

Даже страх отступил. Я принялся дергаться, выворачиваться, наплевав на свежую порцию затрещин. Мне нужно увидеть! Нужно убедиться! Увы, астеки не давали мне этой возможности. Оставалось слушать. Вытянув голову, я весь обратился в слух. Не знаю, обманывал ли я себя или, правда, шум боя неотвратимо приближался ко мне. Именно ко мне! Взбудораженная фантазия рисовала мне яркую картину: как, сияя лезвиями топоров и остриями копий, ко мне прорываются золотые и черные! Как на острие смертоносного клина, расшвыривая астеков налево и направо, рвется ко мне… Кто? Черный Хвост? Вапачиро? Желтое Лицо? Или неистовый вождь Спина?

Да кто угодно! Только придите ко мне! Убейте эту ненавистную четверку! Уведите меня отсюда…

— Спасите… Спасите… — шептал я, роняя на теплые камни слезы надежды. — Умоляю…

Я так увлекся фантазиями, что не сразу заметил: шум боя стих. Всё чаще астеки торжествующе ревели. Вот они уже с яростными криками сами ринулись в густые заросли на склонах гор. Но строгий окрик предводителя остановил их.

— Уходим! Уходим!

Меня подхватили, как мешок, и буквально поволокли вверх по тропе — у меня просто отнялись ноги. Окунувшийся в черную бездну отчаяния, я не обращал внимания на удары о камни и только бормотал по-астекски:

— Амо… Амо… Амо… Амо… Амо…

Разговоры в тени 1

— Пожри нас всех, Тлальтекутли! Зачем мы всё еще сидим в этой деревне?

— Мой господин, но ведь вы согласились, что здесь мы в безопасности дождемся помощи против разбойников…

— Да мы и так с ними справились! Их оказалось совсем немного…

— Но наши потери, Макуильмалиналли! А вдруг в лесах разбойников больше?

— Вдруг, вдруг, — проворчал Пятая Трава, дожевывая ногу индейки. — Если их больше — они бы все и напали на нас в ущелье. Но, даже если так: чем нас спасет эта жалкая деревня? По-твоему, Кемицтак, эти крестьяне помогут нам в бою?

— Вряд ли, — улыбнулся родич Пятой Травы. — Но у нас появились дополнительные сотни глаз и ушей, чтобы заметить врага. А среди хижин обороняться гораздо удобнее. Особенно, против злых разбойничьих стрел.

— Отсиживаясь тут, мы от стрел не избавимся.

— Мой господин, я понимаю, как тягостно тебе столь долгое ожидание. Но ты ведь сам понимаешь, что оно необходимо. Сотник послал гонцов в Теотитлан. Они доберутся до города за два-три дня… наверное, уже добрались! И скоро сюда придет большой отряд. С ним мы в полной безопасности достигнем родной долины. И доведем ценного мамалтина — в целости и сохранности.

— Проклятый четланин, — пробурчал Пятая Трава, правда, без особой злости. — Вечно с ним морока. По крайней мере, в Уашкаякаке нам не солгали о возможном нападении. Не зря мы ушли оттуда. Только надо было еще раньше.

— Мы справимся и сейчас, мой господин! Не надо хмуриться.

— Конечно, справимся. Просто мне это не по душе. Я сын Ашаякатля! Я должен идти вперед и бить врагов, а не убегать, чтобы спасти какого-то жалкого пленника-мамалтина!

— Но ведь в этом и кроется высшая воинская слава: добыть и привести ценных пленников, подарить их истли богам, спасти мир…

— Добыть! — поднял руку Макуильмалиналли. — Разве я взял Хуакумитлу в бою? Глупый Косийоэса отдал мне его. Где же тут слава?

— Слава в Теночтитлане, мой господин! И только там! А в Теночтитлане все — и люди, и боги увидят тебя: великого сына Ашаякатля, который приволок за волосы калеку-четланина, что бегал от нашего праведного гнева так долго. Твой незадачливый брат Мотекусома проиграл войну сапотекам, поставил под угрозу наше великое продвижение на восток. А ты не только умиротворил Саачилу, но еще и приведешь на священный течкатль нашего давнего врага! Ценнейшего мамалтина! Вот слава, которая ждет тебя, Макуильмалиналли, мой родич и господин! А Ауисотль не вечен…

— Кемицтак!

— Прости, господин! — Кемицтак распластался по циновке, вытянув руки. — Накажи меня за мои недостойные слова!

Но Макуильмалиналли уже думал о чем-то другом.

— Я не выпущу твои недостойные слова из стен этого дома, родич, — неспешно заговорил он. — Если ты также поступишь в отношении моих…

— Пусть не даст Тлалок моей теойлие дороги к небу Солнца, если твои слова покинут этот дом! — страстно заговорил Кемицтак, а глаза его жадно заблестели.

— Я не хочу, чтобы калеку принесли в жертву.

— Что?! — родич Пятой Травы непроизвольно прикрыл рот ладонью. — Такая ценная кровь! Такой шанс возвыситься! Но… почему, мой господин?

— Мне кажется, Хуакумитла больше пользы принесет живым.

— Этот калека?

— Ты что-нибудь слышал о четланах… хотя бы, десять лет назад? Это было настолько незначительное племя, что и знать о нем нечего. А, когда я пришел в их земли — изумлению моему не было предела. Невиданный кора-пиль, стек-тла и тумбага. У них всё было иначе, всё по-другому. Они по-другому растят маис, по-другому лепят посуду. Я видел множество вещей: и в поле, и за столом, и в постели владыки — которые заставляют жить иначе.

— Зачем нам жить иначе? — нахмурился родич.

— Чтобы получались те удивительные вещи, которые умеют делать четлане.

— Я все-таки не понимаю, при чем здесь Хуакумитла? Почему ты хочешь обратить свою величайшую славу в позор? Разве не научились наши мастера делать их тумбагу?

— А стек-тлу — так и не научились, — вздохнул Пятая Трава. — А калека внезапно объявился в Стране Облаков — и снова всё у него заработало.

— Он просто забрал с собой мастеров.

— Не просто… Я много допытывался у четланского торгаша, что отдался нашей власти. Тот мне сам говорил: ничего этого не было, пока Хуакумитла не пришел к власти. И не начал поднимать свою калечную руку. Эх, жаль, что толстяка свои же прирезали — он бы еще много мог рассказать.

— Но я не понимаю…

— Вот именно: не понимаешь. Тайные знания открылись калеке. Тайные и удивительные. И уже он открыл их своим мастерам.

— А мы теперь заберем всех его мастеров! — радостно продолжил Кемицтак. — А после жрецы вырвут сердце калеки, во имя наших богов!

— Но вдруг в сердце Хуакумитлы скрыты еще неведомые тайны?

Глава 4

Удар в спину

Говорят, нет ничего хуже отчаяния. Хрень полная! Отчаяние — это манна небесная. Рай. Ты уже ничего не ждешь и ни на что не надеешься. Тебя ничего не страшит.

О таком только мечтать можно.

А у меня отняли надежду. Погрузили в самый лютый мрак бытия, в одну сплошную боль и страх, концом которого станет только вспоротый живот и вырванное сердце… И вдруг спасение оказалось близко! Просто на расстоянии вытянутой руки! Только протяни…

Но оно не состоялось. Астеки отбились, уволокли меня в какую-то деревню, засели в круговую оборону. Я же отупело сидел на земле, машинально жевал черствую лепешку и не мог поверить, что последняя надежда отнята. Это была такая боль, что меня могли резать на куски — я бы ничего не почувствовал.