Тюремная песнь королевы - Юлия Андреева

– Какая же странная эта датская принцесса, – спорили между собой послы, одеваясь на торжественный ужин у короля Канута.

– Вы уверены, благородный Рассиньяк, что она действительно понравится нашему королю? Не делаем ли мы ошибки? – говоря это, барон Хьюго Терси покорно сидел, склонив голову, ожидая, пока слуга правильно уложит его завитые при помощи яичного белка волосы.

– О чем вы говорите, – посол Гастон Рассиньяк придирчиво разглядывал привезенный с собой плащ, который слуга только что извлек из сундука и в котором он надеялся блистнуть перед придворными дамами. – Принцесса хороша, точно ангел. Ее кожа очень нежна и совершенно бела, как ни у одной из девиц благородных семейств Франции. А глаза, матерь божья! Видели ли вы когда-нибудь такие глаза?! Она само совершенство, не похожа ни на одну из наших дам! Ни на одну из королев Франции до нее! Это редкая драгоценность, за обладание которой должны бы биться рыцари. А мы забираем ее без боя, плюс привозим нашему королю несколько сундуков серебра и гарантии помощи Дании в случае войны на море!

– В тот-то и дело, что прекрасная Энгебурга не похожа на французских девушек, она точно статуя Девы Марии в Амьене, к которой и прикоснуться-то страшно.

– Ну и что? – Гастон Рассиньяк надел наконец-то плащ. – Хотите сказать, что вы не согласились бы переспать с девушкой, которая бы выглядела как Дева Мария? Тысячи чертей!

Это был опасный вопрос, и господин Терси невольно покосился на дверь.

– Принцесса – не для меня и не для кого бы то ни было из смертных, кроме своего суженого, – на всякий случай громко и четко произнес он. – Я не хочу даже думать о подобных перспективах, и вам не советую, любезнейший граф. – Он прошелся по комнате и, подойдя вплотную к Гастону Рассиньяку, прошипел ему в самое ухо: – Еще раз допустите подобную мысль, и случись что с принцессой по дороге, я сразу же укажу королю на вас. Знаете, что бывает за приставание к невесте короля Франции?!

– Боже сохрани от таких мыслей! – замахал на него руками господин Рассиньяк, которому разговор вдруг совершенно перестал нравиться. – Мы с вами всего лишь говорили о том, что датская принцесса в точности, как статуя Девы Марии в Амьене. Клянусь богом, когда Энгебурга родит королю первенца, я лично устрою так, что весь двор отправится на моления в Амьен, и тогда народ падет на колени перед королевой, превознося ее красоту и радуясь тому, что король женат на ангеле небесном! Наш народ любит копаться в приметах, а тут и копаться нечего. Скульптура в Амьене всем известна. Королеву назовут благословением Небес, и мы с вами сделаемся самыми известными людьми в королевстве, потому что именно мы привезем Филиппу II это чудо! Впрочем, к чему ждать, я уже выслал к королю гонца, который сообщит, что датский король принял предложение и мы везем невесту. Стало быть, король пожелает лично встречать нас, а где, скажите на милость, ему проще всего встретить нас, если не в Амьене? Даю сто против одного, что Его Величество пожелает избрать для торжественной встречи именно этот город, так что у него будет возможность сравнить статую совершеннейшей из дев и ее живую копию!

– Хорошо, конечно, если бы так. Но только думается мне, что святыня, это святыня, а жена, это жена. На жену не молятся. – Барон Хьюго Терси вздохнул, но уверенный вид и веселое расположение Гастона Рассиньяка быстро рассеяли последние тучки его сомнения.

Послы направились на праздничный пир, устроенный королем Дании по случаю заключения брачного договора и замужества любимой сестры.

Глава 5

В пути

Через пару дней кортеж принцессы двинулся в сторону Франции. Проезжая через родной ей Копенгаген, принцесса лицезрела стоящих по обочинам дороги на коленях горожан, те благословляли юную принцессу и кричали ей в след слова напутствия.

Одетая в серую с серебром тунику, синее сюрко и укутанная по самый нос в меха, Энгебурга без конца болтала со своими придворными дамами. Две из них во время всего пути делили с нею карету. Всего вместе с Энгебургой из Дании уезжали пятьдесят ее любимых фрейлин – по масштабам того времени более чем скромная свита, но зато каждую из этих девушек можно было с честью назвать красой и гордостью королевства Канута VI. Он отпустил их единственно из любви к сестре, желающей украсить французский двор самыми изысканным датскими цветами. Кроме того, Энгебурга не говорила по-французски, а значит, все равно не смогла бы общаться с французскими фрейлинами, которых должен был предоставить в распоряжение будущей королевы король Франции.

Энгебурга погрузилась в мечты о прекрасной Франции, в которой ей теперь следовало жить, о короле, которого она уже любила всем сердцем, и крошечном здоровом младенце, которого она очень скоро подарит любящему мужу и всей Франции.

Идея родить Филиппу Августу прекрасного дофина так понравилась Энгебурге, что она на радостях придумала сыну имя Раймон и уже спустя несколько часов пути могла без умолку рассказывать своим фрейлинам, каким красавчиком явится на свет ее пухленький, точно ангелочек, Раймончик. В предвкушении веселой свадьбы и рождения наследника девушки придумывали, какими бантами украсят колыбельку дофина и какие узоры будет уместнее вышить на его первой рубашечке.

Через несколько дней навстречу веренице неспешно шествующих карет выехал небольшой отряд, во главе которого гарцевал на прекрасном вороном коне изящный молодой человек в голубом плаще со звездами. Он подлетел к карете посла Гастона Рассиньяка и, поклонившись, передал приказ короля ехать через Амьен, где Его Величество будет с нетерпением ожидать свою невесту. Тут же принцессе было доложено через переводчика о королевской воле, и галантный придворный, привезший письмо, проворковал несколько комплиментов относительно редкой красоты и очарования будущей королевы Франции.

Одетые в начищенные до блеска доспехи и дорогую одежду французы всячески пытались заглянуть в карету невесты короля в надежде увидеть Энгебургу первыми.

И увидев, восторженно цокали языками, сообщая друг дружке, что, создавая датскую принцессу, Господь превзошел сам себя – такой прекрасной казалась темноволосая и синеглазая северная нимфа. Любопытство военных дошло до того, что один не в меру любознательный паж чуть было не рухнул с коня, пытаясь заглянуть в крохотное окошечко кареты принцессы. Два рыцаря поссорились из-за того, что один был убежден, что Энгебурга миниатюрна, как кузена короля, а второй стоял на том, что она точно такого же роста, как покойная королева. Конфликт чуть было не перерос в сражение, так как на сторону своих господ встали их слуги и оруженосцы, вооруженные боевыми топорами и короткими мечами. Так что послам Его Королевского Величества не осталось ничего иного, как во избежание ненужного кровопролития попросить королеву выйти из кареты и показаться воинам. В противном случае все они переколошматили бы друг дружку, а кортеж принцессы остался без французской охраны.