Мудрость психики. Глубинная психология в век нейронаук - Парис Жинетт

Глава 2

Сказка мама, папа и я, я, я

Мудрости можно научиться

Вернувшись из своего путешествия в царство боли, я обнаружила, что на конверте, содержащем выписку из моей истории болезни, нацарапана одна строка – центральная идея моих путевых заметок. Это было что-то вроде напоминания себе: мудрости можно научиться. Жизненные трудности дают возможность проникнуть через внешнюю оболочку нашей персоны и добраться до самой ее сердцевины – в пространство, где покоится и ждет нас наша собственная психологическая мудрость. Человек открывает для себя простую истину: не существует абсолютного психологического здоровья. У всех нас есть способность к мудрости, которая имеет множество разновидностей: одна из них – это психологическая мудрость. Она не возникает сразу в полном расцвете, а появляется сначала как зернышко, готовое прорасти, и существует в каждом человеческом существе. Будь наше общество настроено на потенциал и ценность этого зернышка, мы могли бы пестовать мудрость психики с самого раннего возраста. Мудрость – не предмет, который можно просто передать другому. Она больше похожа на ориентир. Точно так же, как зернышко прорастает и тянется к свету, душевная мудрость – это тот самый компас внутри каждого из нас, указывающий самое продуктивное направление нашего развития. Мудрость – это скорее пункт назначения, а не судьба; цель, а не устойчивое состояние.

Все направления знаний и духовные учения совпадают в одном: все мы начинаем свой путь как нуждающиеся, беззащитные, беспомощные дети. Если потребности ребенка должным образом не удовлетворены на первом этапе жизни, взрослому в конце концов придется вернуться в прошлое и исправить ситуацию. В этом заключается основная задача психотерапии: отправиться в прошлое и дать внутреннему ребенку то, что ему нужно, чтобы вырасти. Тем не менее возможность задействовать мудрость появляется, когда человек наконец оказывается способен отойти от модели развития. В этом месте буддизм сильнее всего сближается с психотерапией, заявляя: да, сострадание позволяет утешить и успокоить этого ребенка. Да, внимание к внутреннему ребенку поддерживает ту жизненную силу, которая естественным образом перерастает в зрелость. Все пророки, целители и мудрецы имеют качества Великой Матери. Они помогают нам расти, питая нас Ее молоком, молоком сострадания.

Мне довелось пить это сладкое молоко во взрослом возрасте; без этого дара я была бы сейчас мертва. Однако Великая Мать также персонифицирует бдительность матери, ожидающей, что ребенок будет расти, иначе внутренний ребенок превратится в тирана и взрослый человек останется инфантильным, эгоистичным, напыщенным, деспотичным большим младенцем, потерявшим зерно духовного знания. Мудрый психотерапевт работает не только с неудовлетворенной потребностью в материнской заботе, но также и с неудовлетворенной потребностью в сепарации. Материнская забота в психотерапии состоит одновременно из кормления и из отлучения от груди.

Каждая психологическая школа предлагает свое теоретическое понимание базовых понятий Мать – Отец– Ребенок. Некоторые определения кажутся странными и притянутыми за уши, но все они указывают на центр человеческой души, неизменно присутствующий практически во всех философских и духовных учениях на протяжении тысяч лет. Именно этот общий принцип, единая, универсальная архетипическая история будет отправной точкой для моих размышлений. Здесь, в этой главе, я задаюсь вопросом: в чем заключается общий для всех сюжет, что за орешек спрятан под скорлупой? Консенсусом часто оказывается истина, с которой все соглашаются в силу ее простоты. Тем не менее, эти «простые истины» уникальны, и они являются основополагающими, потому что они есть корень наших коллективных ценностей. Когда наука развивается так быстро и одновременно в стольких направлениях, как это произошло с психологией, скоро наступает момент, когда мы теряем из виду основы; мы больше не видим фундамент огромного здания теории; мы забываем проверять надежность креплений, удерживающих нас вместе. Время от времени бывает полезно напомнить себе, что все люди (не только мудрые психологи) разделяют вечные ценности, архетипические принципы – духовные и теоретические краеугольные камни, поддерживающие все здание.

В приведенной ниже сказке я пытаюсь обобщить это соглашение философов, психологов, гуру, мудрецов и духовных лидеров различных исторических этапов и стран. Оставляя в стороне теории, я представляю свои идеи в весьма субъективном жанре – жанре сказки. Я предлагаю сопоставить мое видение с вашим личным восприятием данной истории.

Действующие лица

В моей сказке действуют три персонажа: Архетипический Ребенок, Великая Мать, Архетипический Отец.

Ребенок воплощает в себе универсальное состояние беззащитности и потребность в психологической поддержке, характерные для новорожденного. Юнгианцы, склонные к античной изысканности, называли этот архетип Puer (дитя) или Puer Æternus (Вечное Дитя). Этот архетипический Ребенок существует в нас на протяжении всей нашей жизни и несет в себе одновременно и уязвимость, и жизненную силу молодости. Мы регрессируем к этой беззащитности каждый раз, когда жизнь причиняет нам боль. Мы чувствуем радость Ребенка каждый раз, когда нас охватывает желание учиться, открывать, пробовать новое. Архетип вступает в действие, когда солдат не может уснуть, потому что его мучают ночные кошмары, когда профессиональное выгорание приводит к слезам на работе, когда страдающий от неразделенной любви человек не может выбраться из постели и встретить рабочий день. Архетипический Ребенок кричит: «Позаботьтесь обо мне, сам я не могу и не буду. Любите меня, радуйте меня, иначе я умру».

Она – воплощение сострадания, составляющего самую суть материнства. Материнство и сострадание – синонимичные понятия, и они могут быть присущи мужчине или женщине, сестре или дяде, другу, любимому, соседу по камере или, если очень повезет, биологической матери. Иногда биологический отец играет скорее роль Великой Матери, чем роль Отца. Вот почему нам нужен архетипический язык, а не буквальные обозначения. Архетипическая роль отличается от социальной или биологической функции; что действительно важно, так это переживание архетипа. Человек нуждается в том, чтобы ощутить ласковое прикосновение руки Великой Матери, почувствовать на себе ее взгляд, полный нежности, не осуждающий нас за нашу слабость. Великая Мать – это опыт безусловной любви, без которой ничто маленькое, ранимое, младенческое не может выжить, даже «зародыш» идеи и первые пробные беспомощные строчки, с которых началась эта книга. Ни один писатель в здравом уме не рискнет показать черновик критику, пока текст не «дозреет» и не будет хоть немного отредактирован. Все новое, молодое, уязвимое – даже первый росток того, что станет огромным дубом, – впервые появляется как слабый побег, требующий защиты и заботы; иначе он будет сломлен и погибнет.

Великая Мать имеет множество наименований: материнский принцип, способность к состраданию, нежная забота, и даже «целительная сила куриного бульона». Я предпочитаю не связывать Великую Мать с женственностью, так как это уже привело к многочисленным недопониманиям. Мысль о том, что женский пол в большей степени одарен материнскими качествами, является философским заблуждением, несущим трагические последствия для обоих полов. Сострадание есть человеческое качество, и Мать его олицетворяет. Если бы матери не обладали материнскими качествами, человечество не выжило бы, потому что человеческие дети являются самыми уязвимыми созданиями животного мира. Тем не менее, это архетипическое качество живет в каждом из нас и может с равной вероятностью развиться или не развиться.

Послание Великой Матери – это, прежде всего, милосердие: «Я люблю тебя, малыш, просто за то, что ты есть. Не плачь. Я здесь. Я позабочусь о тебе, накормлю тебя, вылечу, приласкаю и дам почувствовать вкус доброты». Когда Великая Мать отказывается отдавать себя (это означает, что настоящая мама раздражена и говорит: «Отстань и позаботься о себе сам»), архетипический Ребенок переживает тот запредельный ужас, что являет собой сущность и источник всякого страха.