Призрак мисс Миранды - Бетти Бити

Затем, рассмотрев меня с головы до ног, от выгоревших на солнце растрепанных волос («мешок для лоскутов», как называла мою прическу Таня) до подошв сандалий, незнакомец сказал:

— Предполагаю, что я, в самом деле в Холлиуэлл-Грейндж.

— Да, так и есть.

— Отлично. — Он вскинул бровь. — А то мне показалось, что я попал в другое место.

— Вы были…

— Сегодня я уже заезжал пару раз, — сказал он, и, рассердившись сама на себя, я услышала, что приношу ему извинения:

— В самом деле? Прошу прошения. Мне пришлось выйти.

— Ничего страшного. — Он, в самом деле простил меня, одарив сдержанной улыбкой, не лишенной, впрочем, определенного обаяния. У него были белоснежные зубы, и улыбка разительно изменила его. Он прищурился, и жесткие линии лица, похоже, смягчились. — Вы не могли знать, что я сегодня приеду.

— Действительно.

— Но являться сюда надо именно в такой день, как сегодня.

— Да, пожалуй.

Значит, он турист. Позже я бы много дала, чтобы он оказался таковым, но в эту минуту почему-то испытала легкое разочарование. Я наблюдала, как он отступил на несколько шагов, чтобы лучше рассмотреть портик, после чего предупредила:

— Единственная проблема в том, что этот дом не предназначен для осмотра.

— Надеюсь, что так. Он явно не предназначен для таких целей. — Я получила еще одну сдержанную улыбку, хранившуюся у него в запасе. — Я и не собираюсь осматривать дом таким образом.

— Вы, конечно, имеете право, — холодно добавила я, — осмотреть его снаружи.

— Благодарю, я его уже осмотрел. Спереди и сзади. И мне понравилось. Теперь я хотел бы взглянуть на него изнутри. — Стоило ему увидеть, как от его беспардонности я тут же вспыхнула, он дополнил свое нахальное требование словами, которые, с его точки зрения, должны были смягчить меня: — Я ведь не человек с улицы. Меня зовут Николас Пембертон.

Теперь я была окончательно разочарована. Если и есть тип людей, которых я не переношу, то это самовлюбленные пижоны. Но почему незнакомец так выжидающе смотрит на меня? После секундной паузы он тихо спросил:

— Вы меня не знаете?

— Как ни стараюсь, не могу припомнить, чтобы я хоть раз в жизни встречала вас.

— Ну, хорошо, — пожал он плечами. — Только не стоит демонстрировать такую надменность, — с мягкой иронией сказал он.

— Простите, но я сказала правду. В доме нет ничего интересного для лицезрения. И кроме того, моей матери не понравится…

— То есть вы мисс Воген? — Это был не столько вопрос, сколько утверждение. — И вас зовут Розамунда.

— Да.

И хотя кто угодно в деревне — например, Фред из «Белого оленя» или миссис Пибоди с почты — могли сказать, что ему придется иметь дело со знаменитой Таней, у которой своя квартира в Лондоне, тем не менее, он знал и обо мне, и такая осведомленность дала ему преимущество.

— Сначала я не понял. Вы совершенно не похожи на училку. — Он произнес это так, что стало ясно: эти существа не вызывают в нем ни капли симпатии.

— Бывает.

— Хотя, — насмешливо решил он. — Говорите вы почти как все они. — Лениво рассматривая меня, он молчал, раскачиваясь на пятках и засунув большие пальцы за пояс брюк. — Значит, это без вас дом не выжил бы?

— Я бы этого не сказала.

— Не скромничайте. Ваша мать так считает.

— Моя мать?

Как ни странно, я испытала облегчение. Наконец-то я начала (вернее, подумала, что начала) что-то понимать. Мистер Пембертон был знакомый каких-то друзей или знал каких-то наших далеких родственников. Человек, которому кто-то сказал, что, мол, если будете в Сассексе, навестите миссис Воген. Правда, я ее не видел чертову уйму лет, но она обитает в интереснейшем старом доме, который вам с удовольствием покажут. Откровенно говоря, в летние месяцы у нас с мамой бывали подобные гости.

— А вот почему вы сказали, что вы не человек с улицы. Мне ужасно неудобно, мистер Пембертон, я решила, что вы просто турист. — На этот раз я покраснела от смущения. — Я понятия не имела, что вы знаете мою мать.

— Но я не знаю ее.

— Ну, значит, знакомы с кем-то из ее друзей. Или с родственниками. И я должна извиниться…

Теперь незнакомец откровенно веселился:

— Я немного слышал о вас, вот и все. С другой стороны, я только надеюсь познакомиться с вашей матерью.

— А она ждет вашего появления?

К тому времени я была настолько растеряна, пытаясь понять, почему мать даже не упоминала о госте, что решила напрямую спросить, кто он такой и что, ради всех святых, он тут делает. Откровенная невежливость этого замысла заставила вспомнить о приличных манерах. Отступив назад, я широко открыла входную дверь.

— На самом деле, она не ждет меня, мисс Воген. Давайте будем исходить из того, что она знала, что я намерен с ней встретиться. Но она не в курсе, когда точно я появлюсь.

— В таком случае вы можете войти и подождать ее. Таня привезет ее примерно к шести. — Я с запозданием сделала приглашающий жест.

— С вашего разрешения.

То ли в поисках самооправдания, то ли извиняясь, я сказала:

— Прошу прошения, мистер Пембертон, но я первый раз слышу о вашем визите.

Он никак не прокомментировал мои слова. Сомневаюсь, слышал ли он их вообще, внимательно рассматривая ступеньки перед входом. Можно подумать, получив, наконец приглашение в дом, он намерен вступить во владение им.

— Рано или поздно кто-то здесь сломает себе лодыжку, мисс Воген, — сказал он сухим тоном: так хозяин говорит с прислугой. — Для начала их необходимо привести в порядок.

Он пожал плечами, словно после нашего диалога я потеряла способность понимать, после чего, оглянувшись, окинул быстрым взглядом розовые кусты у террасы, лужайку, за которой тянулся заливной луг, поблескивающую излучину реки — и лишь потом повернулся, чтобы войти внутрь. Я всегда буду помнить этот момент. Ибо солнце, клонившееся к закату в юго-западной стороне неба, отбросило перед ним длинную черную тень, которая легла через порог, коснувшись залитых светом панелей холла. И внезапно мне захотелось не закрывать за ним двери, ибо я поняла, что с той минуты и навеки мир никогда не будет таким, как прежде.

Глава 3

Таня, моя сестра, всегда говорила, что у меня чрезмерно развито воображение, но я не сомневалась, что атмосферу в доме, особенно старом, давшем приют многим поколениям, каждый человек ощущает по-своему. И с первых же его шагов я преисполнилась убеждения, что мой дом не принимает его. И дело было не в том, что солнце майского дня сменилось прохладой вестибюля. Тут было что-то большее. Никогда раньше я не обращала внимания на тишину, стоящую в холле. Толстые стены и массивные двери заставили смолкнуть шум весеннего дня и щебет птиц. Не скрипнула ни одна из половиц, не шевельнулась ни одна из портьер. Единственным звуком, нарушавшим тишину, было наше дыхание.