Лиса и виноград - Сергей Могилевцев

Х е р е й (вполголоса). Ну, господин, вы перехлестнули через край! не стоило ворошить это осиное гнездо, теперь и до беды недалеко.

Э з о п (отмахиваясь от него). Вы, дельфийцы, все тунеядцы, вы живете за счет всей остальной Эллады, несущей дары к святилищу Аполлона. Вы питаетесь объедками с жертвенного алтаря, вы подобны падальщикам, кружащим вокруг пиршества львов. (Замечает А п о л л о н а в облике н и щ е г о.) Что, нищий, разве я не прав? Разве они не тунеядцы? разве они не питаются падалью?

А п о л л о н (ерничая и кривляясь). Все так, господин, все так, падальщики, еще какие падальщики! Сами жи­руют вокруг приношений светозарному Аполлону, а нам, нищим, даже крошки не могут подать. (Начинает вопить.) Подайте, господин хороший, несчастному нищему! подай­те, чего не жалко, во славу бессмертных богов!

Э з о п. Полно, полно, не строй из себя юродивого, ты не так прост, как кажешься с первого взгляда; твои глаза тебя выдают; на тебе обол, и помолись богам за здоровье Эзопа, оно ему, чувствую, еще пригодит­ся. (Бросает деньги.)

А п о л л о н (поднимая монету). Премного благодарен, го­сподин, премного благодарен! Громи, господин, этих трутней дельфийцев, не оставляй от них мокрого мес­та! (Поспешно смешивается с т о л п о й.)

Т о л п а. Святотатство, святотатство, он ставит нищего выше дельфийцев!

Э з о п. Это ли, друзья мои, святотатство? Не только ни­щие, но и гетеры, последние базарные шлюхи, отдаю­щиеся за обол первому встречному, выше, чем лучшие ваши граждане! (Вытаскивает за руку из толпы К о р и н н у.) Вот, смотрите, смотрите, это Коринна, гетера из Дельф. Я провозглашаю ее царицей вашего города, отныне вы должны ей поклоняться и оказы­вать необходимое уважение. На вот, милая, на (вынимает из кармана пригоршню монет, и сует ей в руки) , купи себе соответствующее одеяние и какой-нибудь трон; будешь сидеть посреди рыночной площади, и при­нимать почести от этих ослов; на большее они просто-напросто неспособны!

Т о л п а. Святотатство, святотатство! он провозгласил гетеру царицей города, он оскорбил нас до глубины души !

К о р и н н а берет деньги, вежливо приседает, го­ворит: “Благодарю, господин!”, и сразу же исчезает.

Т о л п а расступается и пропускает вперед А н т и ф о н т а и М е н е к р а т а.

А н т и ф о н т. Я Антифонт, а это Менекрат, мы оба чле­ны городского Ареопага. Кто вы такие и что здесь происходит?

Э з о п. Я Эзоп, литератор, прибыл в Дельфы по личному делу, а это Херей, мой секретарь.

М е н е к р а т. Дельфы – священный город, здесь нахо­дится оракул нашего покровителя Аполлона. Здесь все личное так или иначе подчинено общественной необхо­димости. Не могли бы вы конкретно сказать, в чем суть вашего личного дела?

Э з о п. Охотно, в этом нет никакого секрета. Я хочу воздвигнуть святилище Мнемозине, моей покровитель­нице.

А н т и ф о н т. Мнемозине? Но почему именно ей, и почему именно в Дельфах? Разве вы не могли выбрать для этой цели какой-то иной город?

Х е р е й (выходя вперед). Сейчас, господа, сейчас я вам все объясню. Видите – ли, мой покровитель (жест рукой в сторону Э з о п а) , известный в Элладе литератор и баснописец, пользуется особым расположением Мнемозины. Именно она диктует ему все те истории, скромно называемые баснями, которые вы, очевидно, читали.

М е н е к р а т. Разумеется, мы читали басни Эзопа и при­ветствуем его появление в Дельфах (отвешивает Э з о п у поклон, то же самое делает и А н т и ф о н т) . Но основывать здесь святилище Мнемозине было бы великой ошибкой, Аполлон не простил бы такого пре­небрежения к своей священной особе. В Дельфах святи­лища воздвигаются ему, и только ему. Вам следует поискать для этой цели другой город.

Э з о п (упрямо наклоняя голову) . И все же я воздвигну его в Дельфах!

М е н е к р а т. Дело ваше, но мы доложим обо всем высо­кому Ареопагу.

Из толпы выходит А п о л л о ни, на цыпочках подойдя к А н т и ф о н т у, что-то шепчет ему на ухо.

А н т и ф о н т (удивленно, подняв брови). Нам докладывают о беспорядках на рынке.

А п о л л о н переходит к М е н е к р а т уи, в свою очередь, что-то нашептывает ему.

М е н е к р а т. А также о богохульственных высказываниях.

Т о р г о в е ц ф и г а м и. Этот иностранец сравнил дельфийцев с перезрелыми фигами!

Р а з н о с ч и к в о д ы. Он утверждал, что мы провоня­ли лошадиной мочой!

П р о д а в е ц п т и ц. Он обозвал нас тунеядцами, пи­тающимися крошками с жертвенника Аполлона, и обещал рассказать об этом всей остальной Элладе!

С т а р у х а. Он объявил гетеру царицей Дельф! Он оскор­бил Аполлона, сравнив его с грязной шлюхой!

Г о л о с а в т о л п е. Требуем суда высокого Ареопа­га! Требуем суда высокого Ареопага!

А н т и ф о н т. Глас народа – глас божий! обо всем здесь происшедшем будет доложено Ареопагу. Что же касается вас, господин Эзоп, то до окончательного прояснения дела вам возбраняется покидать Дельфы. Вполне возмо­жно, что за богохульство и оскорбление горожан вы бу­дете осуждены.

Г о л о с а в т о л п е. Осужден! осужден! Этот кухон­ный огрызок будет осужден высоким Ареопагом!

Э з о п. Я свободный человек, и волен жить там, где хо­чу. Судить меня могут лишь бессмертные боги. На зем­ле еще никому не удавалось осудить Эзопа. Вообще же, господа, на эту тему есть один поучительный анекдот. Или, если желаете, басня. Птицелов взял птичий клей и прутья и отправился на охоту. Увидел он дрозда на высоком дереве и захотел его изловить. Он связал свои прутья конец с концом и стал зорко всматрива­ться вверх, ни о чем более не думая. И, засмотревшись ввысь, не заметил у себя под ногами аспида, на­ступил на него, а тот извернулся и его ужалил. Испу­ская дух, сказал птицелов сам себе: “Несчастный я! хотел поймать другого, а не заметил, как сам попал­ся и погиб!” Так и вам, господа, не стоило бы строить козни против Эзопа. Не по зубам вам эта птица!

М е н е к р а т. Ничего, суд в Дельфах скорый и справед­ливый. Он быстро решит, по зубам ты нам, или не по зубам!

Делает знак т о л п е, и та расходится.

Э з о п с Х е р е е м также уходят.

М е н е к р а т и А н т и ф о н т молча глядят в зрительный зал.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Открытое место в горах. Только что построенное святилище Мнемозины: белый храм с колоннами, в глубине которых видна статуя богини. В стороне справа храм Аполлона, перед ним треножник, рядом с которым п и ф и я и осуждающие фигуры ж р е ц о в. Рядом с новым святилищем Мнемозины – т о л п а н а р о д а, здесь же Э з о п, Х е р е й, К о р и н н а с царской шутовской короной на голове и в таком же царственном одеянии, М е н е к р а т, А н т и ф о н т, другие ч л е н ы А р е о п а г а. Среди т о л п ы то тут, то там мелькает лицо А п о л ­л о н а.

П е р в а я ж е н щ и н а. Нам объявили, что будет необыкновенное зрелище, а мы толпимся здесь уже три часа, и видим только горы, да рожи своих же товарок по рынку, от которых тошнит не меньше, чем от этого бесконечного ожидания.

В т о р а я ж е н щ и н а. Твоя правда, подруга, ждать да догонять – самое последнее дело. Уж лучше бы я стояла на рынке, и торговала свежими овощами, чем видела эти подлые хари, в том числе и твою, которая осточертела мне еще в позапрошлом году.

П е р в а я ж е н щ и н а. Ах ты, мерзавка, украла у меня тележку со спаржей, и до сих пор не вернула четыре обола! Сама ты подлая харя, а овощи у тебя лежалые и воняют селедкой!

В т о р а я ж е н щ и н а. Это у меня овощи воняют селедкой? Да у тебя самой лицо как селедка, и покупа­тели предпочитают брать товар у других, и не подхо­дить к такой тухлой рыбе, как ты!

П е р в а я ж е н щ и н а (колотит ее по спине). Это я тухлая рыба? Вот тебе, вот тебе, получай, базарная шлюха!

В т о р а я ж е н щ и н а (хватает ее за волосы). Это я базарная шлюха? Ну погоди, сейчас мы посмотрим, какого качества твои жидкие пакли!

Умолкают, и молча возятся на земле, стараясь выца­рапать друг другу глаза и вырвать как можно больше волос.

П е р в ы й м у ж ч и н а. Мне сказали, что приехал цирк из Коринфа, а вместо этого я вижу какого-то карлика с головой, похожей на огромный котел, и рядом с ним шлюху, одетую в царственные одежды, которая еще не­давно продавалась на площади за четыре обола. Если это и есть обещанное представление, то я даром те­ряю драгоценное время. Уж лучше бы я стоял в очере­ди к жертвеннику Аполлона, надеясь получить кусок обгорелого мяса, которым жрецы снабжают всех горо­жан.