Кровавый дракон (СИ) - Шевченко Андрей Вячеславович

Тиагед орал, как резаный, взвинчивая сам себя. Под конец он предложил лишить Одборга не только сана, но и самой жизни. Столь радикальное наказание, однако, никто из архиепископов не поддержал — возможно, памятуя о том, что и они, не дай Единый, могут оказаться на месте главы ситгарской церкви. Общую точку зрения выразил хозяин храма, архиепископ Бронкурский.

Высокий, худой, с длинной нечёсаной седой бородой, кустистыми бровями и стальным взглядом, одетый в некрашеную холщовую рясу, он являл собой образ настоящего аскета.

— Досточтимый Тиагед, при всём уважении к вам и понимая ваше негодование, тем не менее, вынужден признать, что вы неправы. Нельзя так сурово относиться к Одборгу. Каждый из нас всего лишь слабый человек, и любой может совершить ошибку. Все мы знаем архиепископа, как человека, истово преданного делу Единого — это не могут отрицать даже те, кто сейчас обвинял его во всех грехах.

На лицах глав церквей и многочисленных патриархов отразилось искреннее недоумение. Бронкур, являвшийся знаменем борьбы с нечистью, вдруг заговорил столь примирительно. А Одборг не верил ему — он скорее посадил бы за пазуху гремучего червя, надеясь, что тот не ужалит, нежели доверился бы словам Бронкура. Конечно, не ошибся.

— Уважаемый архиепископ Одборгский, я уверен, пал жертвой низкопробного розыгрыша. Речь идёт, как вы знаете, о том возмутительном случае в королевском дворце Ситгара, когда два кровососа были окрещены, а на них якобы излился свет Единого. На самом деле, это были всего лишь происки магов, которые присутствовали на том торжестве. А уважаемый Одборг — человек искренне религиозный, принял всё за божественное вмешательство.

Перешёптывания и короткие возгласы пронеслись по рядам священнослужителей, но теперь в них уже не было слышно откровенно враждебных выпадов.

— Что же касается посещения нечистью церквей, я вижу лишь одно объяснение: Единый, слава ему во веки вечные, тем самым показывает, настолько силён и могущественен. И что не испепелив нежить, он даёт даже этим существам шанс на исправление. После их смерти, разумеется.

На лицах церковников начали появляться улыбки — вот теперь Бронкур снова стал самим собой.

— И, если вы, достойные избранники Единого, готовы услышать моё скромное мнение, то я бы хотел предложить Одборгу прилюдно отречься от нечестивых замыслов ситгарского короля и заклеймить его вечным проклятьем. Разумеется, после этого мы попросим Одборга быть нашим карающим мечом в борьбе с кровососами и с радостью предоставим силы наших лучших братьев для умерщвления вампиров — этих демонских исчадий, этих исконных врагов человеческих, этой нежити… — Бронкур даже задохнулся от избытка чувств. — И первым делом, светлейший Одборг, вам надлежит всенародно умертвить того вампира, которого пригрела ваша Академия магии. Эти академии и без того рассадник ереси, но ситгарская просто превзошла всех. Думаю, с этого момента мы начнём решительное наступление на магов всех мастей — как организованных в гильдии, так и прочих мелких, которые шастают по городам и весям, сея смуту в умах нашей паствы. Ибо магия есть противопоставление человека Богу, а за такое полагается, сами знаете, очищающий костёр.

Церковники разразились приветственными криками и рукоплесканиями. Бронкур выпрямился и поднял руку, призывая к тишине.

— Но мы ещё не услышали достойного Одборга.

Взгляды присутствующих обратились на единственного представителя Ситгара на Конклаве — Одборг не взял на этот Конклав патриарха, не верившего в благочестие вампиров, а потому сейчас чувствовал себя страшно одиноким. И хотя он понимал всю бессмысленность борьбы с этой упёртой компанией, сдаваться он не собирался.

— Мой ответ — нет. Я — верный слуга Единого, и доведись мне начать всё сначала, я поступил бы также. Единый лично дал понять, что вампиры — желанные его дети, как и все люди. Вампиры — не нежить, они отличаются от людей лишь торчащими клыками и глазами, как у кошки. Они хорошо видят в темноте, выносливы, сильны и долго живут. Но расплачиваются за это тем, что дети у них рождаются крайне редко. И все эти басни про то, что укушенный вампиром превращается в кровососа — полная ерунда.

— Хватит! — грохнул кулаком по столешнице Бронкур. — Ты переходишь всякие границы в своём заблуждении. Умолкни!

Сурово сдвинув брови, Бронкур посверлил взглядом ослушника. Сидящие рядом с Одборгом архиепископы Гридеха и Эштигера поднялись и демонстративно пересели. Даже секретарь, записывавший происходящее, и тот отодвинулся в сторону, словно стараясь показать, что он не имеет отношения к архиепископу.

— Я не умолкну, — Одборг поднялся. — Вы не хуже меня знаете, почему Юловар послал помощь вампирскому клану. Хиваши — вот кто наши исконные враги. Они овладели тайнами некромагии, и теперь поднятые ими мертвецы не бросаются на любое живое существо, а послушно исполняют волю хозяев. Вампиры противостоят попыткам хивашских шаманов проникнуть в Запретный предел, но их с каждой атакой становится всё меньше. Ваши государства находятся далеко от хивашских границ, а Ситгар — рядом. И если падёт Ситгар, следующими будете вы. Вспомните Величайшую битву — тогда некромагам противостояла могущественная империя. И сейчас наши государства — осколки этой империи, смогут уничтожить некромагическую заразу только в одном случае — объединившись. Вот где истинная угроза всему живому.

Одборг вгляделся в лица присутствующих и вздохнул. Всё бесполезно: ни архиепископы, ни, тем более, дряхлые умом патриархи не желают его услышать. С таким же успехом он мог бы распинаться перед обитателями коровника. Одборг снял с головы митру[4] и аккуратно поставил её на стол.

— Вспомните мои слова, когда орды поднятых мертвецов затопят города цивилизованного мира. Вечером я возвращаюсь в Ситгар. Если пожелаете вручить через меня королю Юловару указ об интердикте, я буду в таверне «Крест и череп».

Не поклонившись, он вышел с высоко поднятой головой. Когда за Одборгом закрылась дверь, один из эштигерских патриархов нерешительно прошамкал:

— Может, он не так уж и неправ? Зомби опасны. Иной раз они даже к нам в Эштигер забредают.

— Мудрейший, — Бронкур повернулся к старику, — вампиры и зомби — одного поля ягоды. И для нас хорошо, что они уничтожают друг друга.

— А если допустить, что Единый — слава ему вечная, не уничтожил вампиров именно потому, что они противостоят хиваши? — нерешительно предположил архиепископ Гергвальда — небольшого герцогства, находившегося на северной границе цивилизованного мира. — Тогда получается, что мы напрасно объявим интердикт…

— Не впадайте в ересь! — сурово оборвал его архиепископ Бронкурский. — Единый поддержит нас в наших благих устремлениях. Вопрос с интердиктом Ситгара — дело решёное. Но для этого необходимо избрать предстателя.

Вопрос об избрании главы Конклава, в общем-то, тоже был делом решёным. Бронкур не сомневался, что собравшиеся единогласно одобрят его кандидатуру. Взор архиепископа слегка затуманился, когда он представил, как возглавит великую войну святых воинов против немногочисленных, но таких дерзких магов.

* * *

— Вашвелич, мне скучно.

Подобная фраза, прозвучавшая из уст десятилетнего пажа, могла вызвать нескончаемые нотации у главного церемониймейстера дворца господина Ригинда. Но поскольку изрёк её здоровенный, как бельевой шкаф, каршарец, Ригинд только покачал головой и безнадёжно махнул рукой.

— Что опять, Гунвальд? — король, которого ничуть не возмутило столь странное обращение, посмотрел на каршарца.

То, как король называет по имени неотёсанного северного варвара, а тот запросто обращается к государю «вашвелич», приводило в тихое бешенство и капитана дворцовой гвардии. Рибрин, уже пятнадцать лет верой и правдой служивший королю, не осмеливался даже в мыслях обратиться к Его Величеству «на ты», а каршарец, появившийся при дворце пару месяцев назад, разговаривает с королём, как с давним приятелем.