Охота - Максим Константинович Сонин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Баба замолчала. Глаза у нее были закрыты, а челюсть повисла еще ниже, и теперь с нее текло, как с ложки. Дети стали по одному подниматься и уходить. Ева тоже слезла со своих корней и пошла обратно к домам. Ей очень хотелось снова посмотреть на колодец.
Когда дети ушли, Сима еще долго смотрела на костер. Оставлять его непотушенным в лесу, даже осеннем, было опасно. Лопались и стреляли искрами толстые сосновые бревна, рассыпались красные угли. Панцирь коры, за которым наблюдала Сима, с треском раскололся и исчез между двух бревен. Она придвинулась поближе к костру, и оба мальчика, которые остались рядом, чтобы помочь ей вернуться в деревню, дернулись следом. Сима осторожно погладила правого по волосам, оперлась о его плечо. Чтобы не пугать мальчиков, которые старались не смотреть ей в лицо, поправила рукой подбородок, наклонила голову так, чтобы челюсть не свисала. Сглотнула и выдохнула тихо, чтобы мальчики не услышали. Когда они еще не родились, она часто кричала от боли – тогда челюсть еще не до конца срослась, и каждый вдох она ощущала как укол гвоздем под ухо. Она научилась кричать, не двигая ртом, не напрягая горло, – высоким, протяжным визгом. Теперь же боль в челюсти была тупая и привычная. Иногда она отступала совсем, и тогда Сима думала, что скоро умрет. Потом боль возвращалась, и Сима жила дальше.
Один из мальчиков вздрогнул, и Сима поняла, что слишком крепко сжала его плечо. Сила у нее осталась только в руках – а точнее, в пальцах. Сами руки уже почти не поднимались, плохо сгибались в локтях. Но пальцами Сима когда-то играла на фортепьяно, а потом отмеривала химикаты в домашней лаборатории. Фортепьяно она не видела лет двадцать, а в лаборатории, которая теперь называлась мастерской, была в последний раз больше года назад – и то заходила всего на минуту, потому что хотела сама взять со стола таблетки. Но пальцы как будто все время готовились к тому, что снова придется работать, – Сима знала, что у мальчика на плече останутся синяки.
Она мотнула головой, показывая, что пора подниматься. Костер еще тлел, но у одного из мальчиков с собой была бутылка, и когда Сима показала, что надо идти, он тут же встал и начал заливать костер.
– Акся, – Сима указала на отлетевшую от костра ветку, – там еще.
Снова мотнула головой, поправляя челюсть. Она могла бы повязать голову платком, и челюсть бы всегда держалась на месте, но тогда она не смогла бы говорить, а говорить Симе нравилось.
Мальчик послушно затушил ветку, потом вернулся к Симе и подставил плечо. Второй мальчик тоже поднялся, и вместе они поставили Симу на ноги.
– Молельня, – сказала Сима, откидывая голову назад. Держать ее прямо было трудно, если она стояла и не могла нормально опереться обо что-нибудь. Из-за откинутой челюсти буква «М» у Симы совсем не звучала, но мальчики ее поняли и осторожно повели в сторону домов.
Когда Баба его отпустила, Акся сразу побежал на кухню. Он провел с Бабой почти весь день и еще ничего не ел. Баба сама никогда не ела и своим помощникам есть не давала – ей не нравилось, как двигались и толкали ее их плечи, если они что-то жевали.
На кухне было шумно. Старшие сестры домывали посуду, и Акся сразу увидел, что чан из-под каши уже блестит на столе для сушки – это означало, что остатки еды из него скинули в колодец.
Нужно было просить сестер, которые всегда что-нибудь прятали себе с обеда. Акся поискал глазами Злату, самую добрую из сестер, но Златы на кухне не было. Раньше, когда Акся был помладше, он легко мог поплакать и выпросить что-нибудь у старших, но теперь сестры на его слезы не велись и называли волчонком.
На волчонка Акся был не похож. Круглолицый, весь в отца, с большими красными щеками, голубыми глазами и светлыми волосами, по которым сразу было ясно, какая из сестер его родила. У Златы были точно такие же глаза, волосы и даже щеки.
– Чего пришел? – спросила толстая сестра, оттиравшая металлическую тарелку. – Отмыли все.
Акся потупился, понадеялся все-таки на жалость.
– Ступай. – Сестра махнула на него рукой, потом сжала кулак, указала в угол, где валялась палка с тряпкой. – Или пол три.
Акся отступил назад, потом опрометью кинулся из кухни. От хождения с Бабой плечи у него устали, и он думал, что палку просто не удержит, а браться за дело, которое сделать не можешь, было нехорошо.
На улице Акся осторожно, незаметно крестя сердце, подошел к колодцу. Солнце зашло за тучи, и разглядеть ничего в колодце было нельзя, но он надеялся, что когда сестры вычищали чан, то что-нибудь уронили на землю или на каменную кладку. В трещинах одного из камней кладки было что-то белое – Акся выскреб белое пальцем, осторожно облизнул. Оказалось – каша. Снова забрался под камень пальцем, вытянул еще.
– Кто здесь? – тихо позвал колодец.
Акся застыл с пальцем во рту.
– Эй. – В колодце, на самом дне, что-то хлюпало и двигалось, как будто пробудилось огромное болото. Акся сделал шаг от колодца, потом еще один. Потом он развернулся и побежал.
Глава вторая
Тело уже увезли, но мост все еще был перетянут желтой лентой. Полицейские толпились на левом спуске, ждали указаний от старшего, который как раз закончил осматривать место преступления. Старшему было холодно, ходил по мосту он медленно, стараясь не смотреть на белеющее небо.
– Пропустите. – Под желтую ленту нырнула девушка в красной жилетке. Ей почти не пришлось нагибаться, потому что ростом она еле дотягивала до середины тумбы, которой заканчивались перила моста. Полицейские заоборачивались, один, молодой мужчина с усами щеткой, поспешил к девушке. – Показывайте. – Девушка пожала полицейскому руку, покачала головой, заметив его лицевую растительность.
Полицейский смущенно подвел ее к старшему.
– Мириам Борисовна. – Она протянула руку начальственному полицейскому, который посмотрел на нее с явным подозрением. Если бы ему только что не позвонил высокопоставленный московский коллега, он бы ни за что не пустил на место преступления ребенка. Он все же пожал девушке руку и сделал шаг в сторону, давая ей пройти к перилам и замерзшей луже крови.
– Лежал вот так, раскинув руки, головой к краю, – принялся объяснять усатый. – Пальцы на правой руке обрублены, судя по следам – упали в
