Дело малика - Илья Игоревич Кораблев

– Я выполню свою часть договора, Фалес, как ты выполнил свою. Однако я вынужден молить тебя об очередной помощи.

Фалес строго посмотрел на малика, взвешивая его слова, явно сравнивая их и обдумывая.

– Я предполагаю, что ты сейчас скажешь. Но я дам тебе слово и не буду додумывать о тебе худшее.

– Ты – величайший из современных мудрецов, Фалес. Возможной, что самый великий, с которым только будет возможно человеческому существу говорить на этой бренной Земле. Я… Я понимаю, что никто иной во всём свете – исключая Богов, – не сможет выразить слово Нимиага лучше Нимиага, чем ты. Нам необходимо признать, что великая мудрость прошлого не может кануть в Лету только из-за сущей случайности, шутки рока, которую нам сейчас приходится выдерживать… Готов ли ты изменить некоторые описания Нимиага для… большей исторической точности?

– И эта историческая точность должна будет заключаться в описании бухты Фив? – насмешливо прищурился Фалес.

Амельрабу не нашлось, что ответить. В этот момент мудрец ил Алании оказался даже более прозорлив, чем обычно.

– Я нисколько не удивлён, Амельраб, – рассмеялся Фалес громко и звонко, как он только умел, когда действительно пребывал в хорошем настроении, – этого следовало ожидать. Говоря начистоту, именно это я и ждал от тебя. Такова, говоря откровенно, вся логика твоего мышления.

– И в чем же она заключается? – насторожился Амельраб.

– Твоя логика – это логика тирана, – лаконично бросил Фалес, – готового узурпировать не только власть, но и человеческую память.

Амельраб откинул голову чуть назад, приняв какое-то новое, более резкое выражение лица.

– Ты хочешь оскорбить меня? – сквозь зубы проговорил он.

– Нет, дурья голова. Я лишь хочу, чтобы ты не оскорблял меня, впадая в злость, когда тебе в лицо бросают ту правду, которую ты не желаешь слышать, – в глазах Фалеса, и без того уверенных и даже отчасти отливающих железом, загорелся какой-то особый, нездоровый огонёк.

…Амельраб вдруг почувствовал себя как-то нехорошо. По его лбу, несмотря на поздник час и общую прохладу, вдруг покатился каплей за каплей пот, который очень быстро начал попадать ему в глаза. Он вдруг почувствовал какой-то особый, чисто животный страх.

– Что…? – неуверенно выдохнул он.

Фалес посмотрел ему за спину и начал кивать головой, будто указывая ему, куда стоит взглянуть.

…И Амельраб увидел за своей спиной совершенно особое зрелище, ни с чем не сравнимое. На фоне его стен, покрытых тонким слоем золота и серебра, он мог отчётливо увидеть плоскость абсолютно сухого, искрящегося от перенапряжения воздуха, который будто полностью лишился своей жизни и своего основания. Будто какая-то чудесная сила, недоступная его пониманию, вытолкнула из небольшого участка пространства всю влагу, весь воздух, который только в нём находился. Будто само пространство решило покинуть своё место и отошло куда-то в сторону. Он растерянно взглянул на Фалеса, который в этот момент лукаво улыбался.

– Не зли меня, Амельраб. В мире существуют силы, которые в состоянии пересилить любую мощь узурпатора. Помни об этом.

В этот момент странное наваждение закончилось, и Амельраб практически кожей почувствовал облегчение.

– Я занимаюсь разными науками, – закончил Фалес, – и не только корабельными.

Амельраб кивнул, собираясь подключить свои дипломатические умения для завершения этого неудачного разговора.

– …Я принимаю твоё предложение. При выполнении собственных условий.

Амельраб практически лишился дара речи от удивления.

– Мудрый Фалес готов извратить вековую мудрость? Какими богатствами какого золота я смогу купить его волю?

– Самыми пустяковыми. Я и вправду неплохо знаю жизнь, Амельраб, поэтому я хорошо усвоил один урок, связанный с общением с большими мужами великих полисов – никогда не додумывать за ними. И я знаю, что, предлагая мне независимость, ты не лгал. И я этим не могу удовлетвориться.

Амельраб вопросительно взглянул на него.

– Я желаю защиты, малик. Ты знаешь, что многие люди ненавидят меня и моих учеников, практически желая нам смерти. Дав нам независимость, создай условия, чтобы мы могли продолжать свои исследования природы. Свобода и безопасность – всё, чего я хочу у тебя попросить сверх того, что мы уже получили.

В этот момент – Амельраб отчётливо это почувствовал – Фалес говорил уже не как один-единственный мудрец из далёкого города Алании, из которого его изгнали более пяти лет назад. Он знал, что сейчас в нём заговорил государственный, политический муж, коим он, собственно, всегда оставался, даже вдали от своей родины.

– Я принимаю твоё предложение, Фалес. Оно меня более чем устраивает. Как мне обращаться к твоей общине?

–Называй нас просто – Эллатом. Мы – община, и не более того. И я в ней – не хозяин, но лишь учитель, которого однажды сменит наиболее способный из его учеников.

С этими словами Фалес поднялся, выходя из-за стола.

– Эллат Фалеса, вот оно как… Но как к таким реформам отнесётся народ?

Фалес, подойдя к дверям, лишь пожал плечами.

– Я не знаю, Амельраб. Проблемы демократии меня мало заботят.

Он звучно рассмеялся, уже не сдерживаясь и давая полную волю своему характеру.

– Доброй ночи, господин Амельраб.

– Доброй ночи, мудрец Фалес, – кивнул в его сторону малик, про себя думая, что его шутка о демократии взаправду смешная, пусть об этом никто из граждан Фив никогда и не узнает.