Бабай - Борис Левандовский

Теперь же ему снова не удавалось.

Тогда, минуту поколебавшись, он просто решил нарисовать, что получится.

Заправляя пленку в фильмоскоп, Назар был практически убежден в полной неудаче – на обычный взгляд картинка вышла чересчур загроможденной ненужными линиями, исправлениями и скученной возле самого края. К тому же, рисунок как всегда был чисто графическим: светлое на темном.

Хотя на улице было уже и так достаточно темно, Назар задвинул портьерами окно в комнате и включил фильмоскоп, направив его линзу так, чтобы изображение падало на торцевую часть стены у двери (стена была светло-салатового оттенка, но это не мешало). Затем погасил свет. Однако сразу выяснилось, что он вставил пленку верх ногами, вернее, допустил распространенную ошибку при зарядке, поскольку не пользовался фильмоскопом уже целый год. Исправив оплошность, Назар отрегулировал резкость на одной из старых картинок (установив размер «экрана» примерно метр на метр) и начал прокручивать кадры. Сегодняшний рисунок находился где-то в середине пленки, куда его удалось уместить.

Пока перед Назаром на стене мелькали знакомые, но уже подзабытые художества, он улыбался, вспоминая, сколько хлопот доставляло озвучивание всего этого детского бреда во время «сеансов», а о «титрах» тогда не могло быть и речи – во-первых, год назад он еще не умел толком писать, во-вторых – «титры», даже короткие, занимали бы места больше, чем само «кино». В настоящих же диафильмах буквы казались почти микроскопическими – слишком мелкими для его начинающей кинокомпании.

Но сегодня под портретом неизвестного он поместил-таки небольшую надпись: «кто ты?». Словно ожидал, что каким-то таинственным образом это поможет ему найти ответ на загадку вчерашнего стука по трубе. Возможно, будь Назар хотя бы чуть старше, то просто удовлетворился бы логичным и убедительным объяснением, что ему ответил другой ребенок, и давно выбросил бы это из головы.

Но присутствие какой-то тайны было слишком явственным и притягивало, как магнит.

Когда искомая картинка вползла в кадр, Назару внезапно стало не по себе. Со стены на него смотрело… Не то чтобы он сильно испугался, скорее просто понял – рожа на стене была страшная.

Кроме того, что-то еще было не так. Не в порядке.

«Лицо» на стене напоминало графическое изображение какого-то неведомого существа: в нем было что-то и от мохнатого вислоухого пса-дворняги, и от взбешенной человекообразной обезьяны (именно взбешенной!), скривившей неправдоподобно огромную пасть с уродливо вывернутыми наружу толстенными губищами, за которыми без особого труда угадывался острый частокол очень длинных зубов. У этой морды были маленькие, близко посаженые глаза – невероятно злые – и Назара буквально передернуло от оторопи, когда он встретился с ними взглядом.

Он почти целую минуту смотрел на эту картинку, прежде чем произошло нечто, уже вовсе невероятное и даже пугающее. Неожиданно до него дошло, что еще было не так.

Надпись

КТО ТЫ?

светилась не светло-оранжевым или желтым, как положено, – а ярко-малиновыми буквами.

Назар испытал стремительное приближение паники, будто со всех сторон полутемной комнаты к нему подступало что-то вязкое и тошнотворно ужасное. Потому что так быть не должно, это неправильно! Буквы…

Он подался было, чтобы выключить фильмоскоп (сначала фильмоскоп, и только затем зажечь свет в комнате – несмотря на то, что несколько жутких секунд ему пришлось бы находиться в темноте), но в следующий миг комнату заполнил резкий удушливый запах, чем-то схожий с мышиным, словно в детскую по колено вдохнуло пыли – слежавшейся и древней, как пирамиды Египта. Назар вдруг замер, чувствуя… что между ног у него потекло – отвратительная морда на стене ожила. Не то чтобы она начала двигаться – она перестала быть только изображением.

Это длилось лишь несколько мгновений, потом пленка стала оплавляться, расползаясь яркой дырой от центра к краям… Но и годы спустя Назар готов был поклясться, что, прежде чем кошмарная морда исчезла, он отчетливо расслышал одно-единственное слово, которое это произнесло. «Б'а-б'ай!..» – будто выдохнул пузырь на старом болоте.

Пока Назар отчаянно нащупывал кнопку на столе, лампочка в фильмоскопе с громким хлопком перегорела. Но ему почти сразу удалось включить настольную лампу. Выбегая из комнаты, он заметил на стене, в том месте, где недавно висела морда чудовища, – что-то осталось.

Уже в коридоре он понял, что это пыль, повторявшая контуры исчезнувшего изображения, которая теперь медленно опадала вниз сизыми хлопьями…

Мгновением позже Назар врезался в кого-то большого и закричал.

5

– … И мне трудно поверить, что это все. – Сказал Михаил Левшиц, разглядывая сына с озабоченным удивлением. – Ты едва не сшиб меня с ног.

– Господи, – Валерия встревожено прижала Назара к себе, – Ты ужасно меня напугал… не сильно ушибся? Ты так закричал тогда в коридоре…

Назар сконфуженно отстранился от нее:

– Я же сказал, ничего такого. Просто… в фильмоскопе лопнула лампочка. И я… разве не понятно? – Произнес он с плохо скрытой досадой и упрямством, опуская глаза куда-то себе под ноги. С его лица еще не сошла неестественная бледность, но щеки горели, словно от лихорадки. Или от сильного стыда.

Михаил с Валерией уже не в первый раз обменялись взглядами, однако, в конце концов, были вынуждены принять такое пояснение. Увидев, что вопросов больше не последует, Назар облегченно вздохнул.

Он пока не успел осознать полностью того, что с ним произошло в комнате. Но еще тогда – в детской, как только он понял, что буквы стали малиновыми, – им овладело какое-то особенное чувство, которое навязчиво брюзжало, что он стал свидетелем чего-то крайне нехорошего, запретного, и видеть это – было очень, очень плохо. Так же, как если бы он, вставая ночью в туалет, случайно подсмотрел, как его мама выходит голой из ванной и идет в их с отцом спальню, цокая по коридору, потому что вместо ног у нее копыта. Именно это чувство и не позволило ему раскрыть рот.

– Ладно, – подытожил наконец Левшиц-старший, – прибери там, хорошо?

Назар кивнул, а что ему еще оставалось делать?

Возвращаться одному в свою комнату было не легко, но он понимал, что рано или поздно это все равно придется сделать.

– Странно, это на него не похоже, да? – Посмотрела на мужа Валерия, когда они сели за ужином.

– А черт его знает. Хотя, может быть, он говорит и правду, – но в голосе Левшица прозвучало сомнение, – Может быть.