Джон Фицджеральд Кеннеди - Алан Бринкли

Следующий учебный год он начинал уже в Чоуте, где учился его брат Джо и где ему поэтому больше понравилось. В учебе Джек по-прежнему не блистал. Его учителя постоянно нарекали на отсутствие у него «прилежания», а директор назвал его «одним из самых ненадежных мальчиков в классе». Его работы были «небрежно» выполнены, и он имел репутацию «несерьезного и несобранного» ученика в школе, которая возвела порядок в принцип [20]. В ответ на упреки он утверждал, что «старается быть более общительным человеком» [21]. Все считали Джека способным, но от этого его «посредственные» результаты вызывали еще большее осуждение [22]. На самом деле невнимательность была лишь одной из проблем Джека, так как вскоре к нему вернулись его непонятные изнурительные болезни. По словам Лема Биллингса, с которым Джон Кеннеди дружил всю жизнь, в какой-то момент он «чуть не умер» [23]. Выписавшись из больницы или покинув школьный изолятор, он тотчас снова попадал туда, но при этом старался вести нормальный образ жизни и не отставать в учебе. Во всех этих жизненных испытаниях Джек оставался веселым, остроумным и обезоруживающе обаятельным. «Я никогда не встречал человека с таким замечательным чувством юмора и такой способностью рассмешить и поднять настроение», — писал Билллингс [24]. Много лет спустя директор школы Чоут вспоминал: «Джеку не нравилось быть серьезным. У него всегда было восхитительное чувство юмора … Он очень располагал к себе, внушал большую симпатию» [25].

Было нелегко жить в тени старшего брата, признанного лидера, имевшего отличные успехи в спорте и учебе. Джек не мог составить ему конкуренцию. Теперь школа Чоут, которую он часто называл тюрьмой, нравилась ему не намного больше, чем когда-то Кентербери. Но через все школьные годы он пронес общительность, обаяние и острословие. Неудивительно, что иногда юмор Джека был черным, так как его здоровье продолжало ухудшаться. Он неделями лежал в клинике Майо, проходя бесконечные обследования и унизительные процедуры. Как обычно, в письмах к Биллингсу он рассказывал о них с юмором: «Вместо еды продолжают давать горох и кукурузу, а клизмы мне ставит очаровательная блондинка. Этим, мой дорогой, исчерпываются мои убогие радости» [26].

Чтобы как-то компенсировать отсутствие высоких результатов в спорте или учебе, он совершенствовал свое сексуальное мастерство, которым славился до конца жизни. Как и для его отца, для Джека секс был своего рода спортом: он занимался им, когда предоставлялась возможность, и обычно не связывал с ним какие-то нежные или романтические чувства. Большинство его свиданий ограничивались одной ночью, и он порой не мог вспомнить имя очередной сексуальной партнерши. В регламентированном мире Чоута не так-то легко было заниматься сексом, но Джек находил возможности решать эту проблему, как научился справляться со своими недомоганиями [27].

Болезни Джека, его скромные академические успехи и недовольство школой, гордящейся своими закостенелыми традициями, привели его в группу таких же бунтарей, которые организовали «Клуб Макеров». (Слово «макер» [28] в школе Чоут использовалось учителями и администрацией по отношению к недисциплинированным ученикам, не уважающим «культуру Чоута». Отец Джека, отчасти сочувствуя сыну, позже заметил, что если бы он организовывал клуб, то его название начиналось бы не с буквы «м»). Члены клуба сочиняли и пели песни, содержащие непристойные намеки, иногда касавшиеся учителей. Мальчишки организовывали разного рода шалости, высмеивая устаревшие школьные традиции. Директор называл их «группой чрезмерно эгоистичных, абсолютно невосприимчивых к науке любителей удовольствий»; и был близок к тому, чтобы исключить всю компанию из школы. Розе Кеннеди, которую привели в ужас бунтарские действия Джека, хотелось верить, что конфликт с директором был переломным моментом в становлении характера ее сына, и он теперь научится уважать власть и жить по установленным в школе правилам. Но Джек отнюдь не сдался, хотя и стал избегать явных нарушений дисциплины, из-за которых, собственно, члены клуба и имели неприятности. Перед окончанием школы он не мог отказать себе в последнем удовольствии позлить администрацию и провел успешную кампанию по выборам «Наиболее вероятного кандидата на жизненный успех», воспользовавшись своей популярностью, чтобы победить более прилежных соперников [29].

Студенческие годы начинались для Джека так же трудно, как и школьные. В 1935 году его приняли в Гарвард, но перед самым началом осеннего семестра он забрал документы, так как решил год поучиться в Лондонской школе экономики и политических наук. Однако в Англии он снова заболел и к тому же разочаровался в Лондонской школе экономики, поэтому вернулся в Америку, где, хотя семестр давно начался, поступил в Принстонский университет, в основном потому, что там учился Лем Биллингс и другие его приятели. Первое воодушевление быстро улетучилось: Принстон оказался гнетуще провинциальным маленьким университетским городком, где царил дух протестантизма и где не очень любили католиков. Позже один из его друзей писал: «Думаю, что в Принстоне ему не понравилась атмосфера, очень похожая на атмосферу загородного клуба» [30].

Еще до окончания первого семестра он слег с очередной болезнью, диагноз которой очевидно так и не был установлен, и был спешно госпитализирован в одну из бостонских больниц. После нескольких недель мучительных инвазивных обследований и анализов, которые в письме к Биллингсу он описывал как «самое тяжелое испытание во всей моей потрепанной штормами жизни», ему поставили диагноз: лейкемия. Джек сообщал: «Вчера, заглянув в свою карточку, понял, что они начали подбирать мне гроб по размеру» [31]. Отказавшись серьезно воспринять страшный диагноз, он оказался прав: в конце концов, врачи признали, что ошиблись. Остаток несостоявшегося учебного года прошел в попытках восстановить здоровье. Сначала Джек отдыхал в Палм-Бич, потом, как Тедди Рузвельт, провел пару месяцев на ранчо в Аризоне и, наконец, неделю предавался сладострастным развлечениям в Лос-Анджелесе. Летом 1936 года его снова зачислили в Гарвард. «Быть студентом Гарвардского университета — завидная судьба», — писал он в заявлении в приемную комиссию [32], которая вынесла следующий вердикт: «Джек обладает превосходными умственными способностями, но не имеет глубокого интереса к учебе… Есть основания полагать, что он может поступать» [33]. В своем письме декану его отец подтвердил эту оценку: «Джек блестяще усваивает вещи, которые его интересуют, но ему не хватает усидчивости и прилежания для изучения того, что ему неинтересно. Это, безусловно, его большой недостаток» [34].

В Гарварде Джеку было комфортнее, чем во всех предыдущих учебных заведениях. Хотя с ним не было его ближайшего друга, Лема Биллингса, он нашел новых приятелей, многих через своего старшего брата. Джо-младший, серьезный, честолюбивый и вспыльчивый молодой человек, изо всех сил старался угодить отцу, добиться его похвалы. Больше всего он стремился попасть в состав университетской футбольной команды, но ему это так никогда и не удалось. Джек был более добродушным и беззаботным. Поначалу он чувствовал себя лучше, чем прежде, поэтому с удовольствием занимался плаванием и боксом, а также играл в американский футбол, не питая, однако, надежд войти в сборную университета. В Чоуте его популярность основывалась на остроумии, живости характера, бунтарстве и необыкновенной общительности. На первом курсе Гарвардского университета Джек учился серьезнее, чем в Чоуте или Принстоне. Хотя его оценки не были блестящими, он очень много читал, особенно когда лежал в больнице, что с ним случалось по-прежнему часто. (Он до конца дней сохранил страсть к чтению — особенно исторической литературы [35].)

Хотя его мать полагала, что переломный момент в жизни сына случился, когда его чуть было не исключили из Чоута, скорее всего по-настоящему он повзрослел в результате поездки в Европу летом 1937 года, после окончания первого курса в Гарварде. Они с Биллингсом отплыли из Америки 1 июля и возвратились в сентябре, совершив самое длинное в своей жизни путешествие.

Поездка раскрыла многогранность формирующейся в эти годы личности Джека. Послушный сын из привилегированной семьи, он выполнял все наставления отца, организовавшего для него встречи с европейскими государственными деятелями и аудиенции у папы римского и кардинала Пачелли, вскоре ставшего папой Пием XII. Всюду, куда приезжал молодой человек, ему помогали друзья и коллеги отца. Как истинный плейбой, Джек искал приключений и женщин в барах и кафе Парижа, Ривьеры и Биаррица. Однако именно тогда он впервые всерьез заинтересовался политикой. Во время путешествия он вел дневник с путевыми заметками и проявлял особое любопытство к странам с фашистским режимом. Ему не удалось посетить Испанию, так как там шла гражданская война, но он встречался во Франции с покинувшими родину испанцами и расспрашивал о военных событиях в их стране. Италия произвела на Кеннеди и Биллингса впечатление спокойного и процветающего государства. (Об итальянцах Джек писал: «Кажется, им совсем неплохо живется при фашизме» [36].) В Германии Биллингс записал, что они оба «испытали какое-то жуткое чувство от … всей этой ерунды с „Хайль Гитлер“» [37]. Джек, возможно, испытывал более сложные чувства. Ему также была отвратительна немецкая заносчивость, и он осуждал растущие проявления государственного антисемитизма, но был поражен работоспособностью и рациональностью немцев. «Все города необыкновенно привлекательны и показывают, что нордические расы, по всей видимости, превосходят латинские. Немцы на самом деле слишком хороши, что заставляет другие народы объединяться для защиты от них», — отмечал Джек в своих путевых заметках [38]. По возвращении в Гарвард он задавался вопросами: «Снижает ли укрепление мощи Великобритании вероятность возникновения военного конфликта? Возможно ли такое развитие событий, при котором такая страна, как Италия, будет вынуждена вступить в войну из-за недовольства населения экономической ситуацией? Потеряет ли Муссолини власть в случае участия Италии в крупных военных действиях, учитывая, что страна — вероятнее всего — окажется среди побежденных?» [39] Поиск ответов на эти и подобные вопросы заставил Джека серьезно заинтересоваться историей и политологией.