Непохожие - Юлия Резник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ничего она не сделает. Если мы не захотим своё продать — никакой сделки не будет. Рычагов воздействия у неё на нас нет.
Кухня у нас, как говорится, чистенькая, но бедненькая. Сохранившаяся лепнина на потолках странным образом контрастирует с обшарпанными, выкрашенными уродливой зелёной краской панелями. Пол застелен каким-то жутким линолеумом, под которым, как я подозреваю, сохранилась аутентичная плитка. Газовые плиты и стиралки стоят вдоль двух стен. Над ними висят разномастные кухонные шкафчики разных эпох и оттенков. Есть тут и шикарная печь в изразцах, которую, слава богу, никто не успел снести. Я мечтаю, как в один прекрасный день всё отреставрирую… Вообще всё здесь отреставрирую и ка-а-ак заживу! Это будет прекрасно!
— А вот не скажи! Я таких историй наслушалась — закачаешься. Тут риелторы чёрные орудуют, — понизив тон, шепчет Симочка. Я обычно в посиделках на кухне не участвую, но тут уходить не спешу.
— Ну что они сделают? Всех нас поубивают?
— И такое было. Помнишь, Вась, что с Олимпиадой Григорьевной приключилось?
— И что же?
— У Олимпиады была большая квартира в доме на Кузнецкой. Потолки как у нас — больше четырёх метров, комнат пять или шесть. У неё отец, знаете ли, генерал. Вот и выделили…
— И?
— Захотел эту самую квартиру приобрести какой-то богатей. Олимпиада ни в какую. Как можно? Родовое гнездо! Тот ей какие деньги только не предлагал… Олимпиада — в отказ! И что же ты думаешь? Начинает она хиреть. Из цветущей женщины буквально за пару месяцев превращается в ссохшуюся старуху. Врачи только руками разводят. И тут Олипиада вспоминает, что все её беды начались после визита интернет-провайдера. Полезла она, значит, в эту коробку, а там…
— А там? — широко распахнув глаза, интересуется библиотекарша.
— А там какой-то пузырёк. Травили её потихоньку, вот что! Эти самые чёрные риелторы.
— Ужас какой. Не думаю, что сейчас это возможно, — взволнованно замечает библиотекарша.
— Такое, может, и невозможно, да, — соглашается Симочка. — Но людей можно выжить и по-другому.
— Например?
— Продаст, допустим, Дашка свою квартиру какому-нибудь наркоману. Он нас всех и выживет потихоньку…
— Какие-то это страшилки, — вздыхаю я, сладко, до хруста в костях, потягиваясь. Димка сидит, вовсю уплетая корюшку с молодой картошкой. Библиотекарша не ест, кутается в безобразную серую кофту, хотя на дворе лето. Холодно ей, что ли?
— Может, и страшилки. Но готовыми надо быть ко всему. Правда, Леночка?
Ах да, её зовут Леночка… Вот и всё, что я выношу из нашего разговора. Остальное время потеряно зря.
— Пойду приму душ, пока нет других желающих, — говорю я и спешно ретируюсь с кухни. Мои комнаты на контрасте с остальными выглядят царскими хоромами. В одной я оборудовала спальню, пожертвовав значительную площадь под гардеробную. В другой организовала гостиную и кабинет. С красотой этого пространства может конкурировать разве что вид, открывающийся из окон. Я обожаю сидеть на подоконнике с бокалом вина, подолгу вглядываясь в чёрную водную гладь канала. Жаль, сегодня у меня полно дел и совсем не до посиделок.
Я быстро моюсь, с наслаждением смывая с себя этот безумный день. Заказываю поесть, наливаю бокал вина (тут себе не отказываю) и усаживаюсь, наконец, за работу. В первую очередь отсматриваю отснятые фото, маркируя себе те, которым, как мне кажется, стоит дать ход. И ещё раз прослушиваю запись интервью на диктофоне. Морщусь в тех моментах, где сплоховала. Перематываю по несколько раз ответы Натальи. В душе поднимается муть. Я по себе знаю, как это — стать решающим козырем в разборках родителей. Вот почему во мне так откликается история моей героини. Я вижу в ней свою мать, которая тоже ничего не могла противопоставить отцу, живя с ним в закрытом военном городке, в котором он, что называется, был царём и богом.
И ведь я могу написать всё, как есть. Я даже сделаю это, но… Правда в том, что в нашем журнале просто не опубликуют подобный материал, не согласовав его со всеми потенциальным интересантами. Вот тебе и свободная журналистика.
Отбрасываю карандаш и ввожу в строку поисковика «Андрей Казак». Тут же всплывает миллион фотографий. Вот он ещё пока с женой на каком-то приёме в посольстве Израиля, вот они на сафари, в театре… А вот и «беременная» фотосессия, на которые обычно бабы силком затаскивают своих бедных и не совсем понимающих, что они здесь забыли, мужей. Правда, Казак не выглядит ни бедным, ни непонимающим. Говорю ж — ему смело можно переквалифицироваться в модели. Хотя внешне он и не совсем эталонный красавец, в нем есть какая-то совершенно уникальная животная привлекательность. Мы несколько раз пересекались на светских мероприятиях, и я хорошо помню, какое сильное впечатление он производит. И даже это… особенно это мне хорошо знакомо. Мой отец на людях тоже был совсем не таким, каким мы с мамой его видели дома.
Заканчиваю статью ближе к утру. У нас в офисе нет какого-то строгого графика, поэтому все подтягиваются ближе к обеду. Когда я прихожу, главный редактор уже на месте.
— Как съёмка? Юрка сказал, что все прошло неплохо.
— Угу. Текст я уже набросала. Глянешь? Там есть один спорный момент.
— Может, ближе к вечеру, если успею. Тут настоящий дурдом, — Лина обводит заваленный бумагами стол. Мне же, по-видимому, придётся запастись терпением. В конце концов, я только мечтаю занять её место. Главная здесь — она… Ей и командовать.
Иду к себе. Новый номер уже отдан в верстку, так что работы как таковой нет. Зато на вечер намечено две презентации, на которых мне следует быть. Я готовлюсь к этому. Быть красивой, модной и до чёрта востребованной — тоже труд. Только идиотки думают, будто это легко.
— Скукота. — На стол ложится распечатка с моим текстом. Поднимаю взгляд на главреда. — Но если Казак не зарежет концовку, считай, дело сделано.
— Думаешь, на это есть хоть один шанс? — скептически поджимаю губы.
— А ты попробуй. Других вариантов у нас нет. Мы не можем выпустить такую статью без его ведома. Это чревато.
— И что же мне делать?
— Позвони ему! Что ты как в первый раз?
Глава 3
Андрей
— А здесь мы установим балетный станок! — Мишель