Современный писатель - Д Урнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таким образом, "бесчувствие" Дефо - вроде гамлетовского "безумия", методическое. Как и "подлинность" Робинзоновых "Приключений", это "бесчувствие" от начала и до конца выдержанное, сознательно созданное. Другое название тому же "бесчувствию" выше уже упомянуто - беспристрастие. Позицию беспристрастного хроникера-аналитика Дефо старался выдержать и по отношению к тем, кому он, как Робинзону или "Петру Алексеевичу", сочувствовал, и по отношению к тем, кто, в сущности, был ему чужд и даже враждебен*. Дефо не порицает и не оплакивает своих героев, он исследует их судьбы.
______________
* В "Записках кавалера" Дефо добился такой иллюзии подлинности, что долго эти "Записки" значились в ряду настоящих мемуаров. Маркс, не обманувшийся, конечно, относительно беллетристического характера этого сочинения, тем не менее отметил их верность эпохе, которая и для Дефо была достаточно далеким прошлым, - 30-е годы XVII столетия, времена гражданской войны в Англии. Сражался "кавалер", разумеется, не на стороне тех политических сил, которые впоследствии поддерживал Дефо.
Горький, вспомнив однажды Дефо и его "отношение к униженной личности", предложил сопоставить это отношение - нет, не с Диккенсом или Достоевским, но с либеральной модой на сочувствие к "униженным и оскорбленным", с поверхностным состраданием к "отверженным", свойственное эпигонской литературе XIX столетия. "Освободиться от прошлого, очистить душу от биографии", - вот как, по словам Горького, действовала эта мода, эта инерция, которую Горький назвал, кроме того, "нехорошей ложью"*. Восхищаясь Дефо, Горький видел в нем классический пример истинного внимания к личности на основе прошлого и биографии. Он оценил пусть стихийный, однако всепроникающий историзм, социальность Дефо во взгляде на человека.
______________
* См.: М.Горький. История русской литературы. М., "Художественная литература", 1939, с. 167-168.
Неутомимый читатель, Горький раскрыл Дефо и не нашел у него некоего "человека" вообще или же "естественного человека", обычно приписываемого Дефо. Напротив, Горький увидел конкретно обрисованных людей своей страны и своей эпохи, эпохи коренного социального переустройства, а эти люди, персонажи Дефо, переустройству способствуют или, по крайней мере, пользуются его результатами. Каждый из них глубоко сознает, кто он, из какой среды вышел, какие преимущества отпущены ему судьбой и чего должен он добиваться собственными силами, насколько, против нынешнего его состояния, следует ему сделаться "другим". Правда, у большинства из них биографии свойства сомнительного, прошлое - темное, так что и умолчать о нем хотелось бы, коль скоро, если судить по кафтану и кошельку, человек стал "другим". Однако же, как на грех, эти саморазоблачительные исповеди попадают в руки "редактора" или "автора "Робинзона Крузо" и - предаются гласности.
Не изменись политическая обстановка, вместе с нею и сюжет романа, бродяга Джек сделался бы генералом, как стала почтенной дамой авантюристка Моль Флендерс и богатым купцом - бывший морской грабитель, пират Сингльтон. Пройдя через приключения, они добиваются удачи (по-английски то же слово, что и "богатство"), получая возможность заняться другим делом. В какой мере становятся они другими людьми, - об этом предоставлено судить читателю на основе подробнейшим образом разобранного прошлого, биографии, умело отредактированной исповеди.
В каждом из своих "редакторских" предисловий Дефо подчеркивал, что редактура касалась слога, кое-каких слишком уж откровенных подробностей и, во всяком случае, не затрагивала существа дела, смысла излагаемой судьбы. А "естественный человек" - это в самом деле редактура, ретушь более позднего времени, наложенная на книги Дефо и получившая распространение подобно тому, как вместо Гамлета получил распространение гамлетизм.
"Это состояние не есть состояние общественного человека", - говорил о судьбе Робинзона сорок лет спустя Руссо, влиятельнейший истолкователь Дефо, основоположник идеи "естественного" состояния. Автор "Робинзона" не согласился бы с этим. Он как бы предвосхитил возможность такого истолкования своей книги и в "Серьезных размышлениях" подчеркнул, что одиночество, остров не составляют решающих условий формирования Робинзона и ему подобных. "Ибо можно со всей основательностью утверждать, - говорил Дефо, - что человек бывает одинок среди толпы, в гуще людской и деловой сутолоке". "Одиночество" Робинзона - это как раз состояние общественное, исторически-конкретное "одиночество" в буржуазной борьбе "всех против всех", о которой толковал Томас Гоббс, философ, старший современник Дефо, оказавший на него заметное влияние.
В этом смысле каждый персонаж Дефо - Робинзон, вне зависимости от того, затерян ли он в океане или же в море житейском. Каждый дает пример "состояния общественного", ибо у Дефо не только человек, но даже бог - это не вообще господь, а бог пуританский: Робинзонова вера имеет отчетливую и социальную и политическую направленность.
Герой Дефо сделался живым воплощением представлений просветителей о современном им человеке как о человеке "естественном", "не исторически возникшем, а данном самой природой" (Маркс)*. "Робинзон Крузо" послужил источником многочисленных, литературных и осуществляемых в самой жизни робинзонад. Но ведь герой Дефо не "исходный пункт" истории, он пользуется опытом и достижениями цивилизации, и его сознание обнаруживает всестороннюю зависимость от определенных социальных условий.
______________
* Маркс и Энгельс. Сочинения, т. 12, с. 710.
Очутившись на острове, вынужденный как бы заново и на пустом месте начинать жизнь, Робинзон, по словам одного критика, "осмотрелся и стал жарить бифштексы". Иначе говоря, всеми силами постарался сохранить привычки "домашние", исконно ему свойственные. Не новую жизнь он начал, а восстанавливал условия, необходимые для продолжения прежней своей жизни. Всякая робинзонада ставила своей целью изменить или хотя бы исправить человека. Исповедь Робинзона рассказывала о том, как вопреки всему человек не изменил себе, остался самим собой. Да, вместо погони за удачей, которой занимался молодой, побуждаемый к тому авантюрным духом времени, Робинзон, тот Робинзон, что жил на острове Отчаяния, добивался всего трудом. Но труд, величественно изображенный Дефо, как и вся жизнь на острове, это в судьбе Робинзона, в сущности, эпизод, этап переходный. Робинзон из дома бежал ради смелого предприятия, он и вернулся к родным берегам тридцать лет спустя торговцем-предпринимателем. Он остался кем был, сыном купца, братом офицера-наемника, моряком из Йорка, родившимся в начале 30-х годов XVII столетия, в эпоху первых грозных знамений грядущей буржуазной революции. И все испытания, выпавшие на его долю, не стерли ни одного родимого пятна в его прошлом, не упразднили значения каждого пункта его биографии. Их, эти пункты, вычеркивают разве что в детских редакциях "Приключений Робинзона". Но не зря Горький советовал, вспоминая Дефо, "Прочтите!" - советовал в ту пору, когда о Дефо судили преимущественно по варианту детскому или по истолкованию Руссо, когда абстрактную робинзонаду отождествляли с конкретным Робинзоном.
Кстати, Горький имел в виду не "Робинзона" даже, а "Моль Флендерс", где социальная подоплека судьбы человеческой была прописана с особенной тщательностью. От романа к роману интерес Дефо к "общественному состоянию" своих персонажей только обострялся - вполне возможно полемически, ибо робинзонады, по признакам "острова" и "одиночества", писались уже при жизни Дефо. Но автор "Робинзона" с каждой книгой создавал фигуры все более социально конкретные. В "Полковнике Джеке" от одной черты начинают три юных характера, имеющих разную социальную подоплеку, разное прошлое и разные биографии в своей предыстории, и в итоге читатель наблюдает три разных результата. Как художник-реалист Дефо проявил поразительную для своего времени зрелость во взгляде на природу человека.
* * *
После Дефо литература, английская и мировая, продолжала свое движение вместе со временем, развивалась, открывала новые средства повествования, изображения, анализа, а потом вдруг вспоминала Дефо и возвращалась к нему, как бы сверяясь с нормой. Так, на рубеже прошлого и нынешнего веков прозаики, изощрившиеся в приемах до предела и, казалось бы, далеко ушедшие от Дефо, именно у него нашли много современного. Простой и ясный слог, который сам Дефо называл "домашним", умение смотреть на современность исторически, трезво и проницательно, способность показать современного человека частицей истории, - такова "норма Дефо".
В отличие от Свифта, Дефо не заготовил себе эпитафии. Но прав биограф: в одном некрологе сказано о нем было как раз то, что хотел бы о себе услышать создатель "Робинзона Крузо": "Он участливо смотрел на все, что происходило вокруг".
М. и Д. Урновы