Целая вечность и на минуту больше-2 - Рена Юзбаши

— Хорошо, Асли, если ты настаиваешь, мы поедем встречать маму, — в голове у меня пронеслась фраза, где тоже было упомянуто слово «мать», но в несколько другом контексте. — А когда она улетает?

При этой фразе Асли напряглась и повернулась ко мне, чтобы высказать все, что думает о тех, кто ждут отъезда ее драгоценной родительницы. Это меня побудило торопливо добавить:

— Я уже сейчас так запланирую свое расписание, чтобы иметь возможность самому проводить ее в аэропорт. А то получится накладка, я буду чувствовать себя чрезвычайно неловко.

Интересно, я не переигрываю? Хотя в случае с моей женушкой можно не беспокоиться — кашу маслом не испортишь. И действительно, Асли расплылась в улыбке:

— Дорогой, мама приезжает всего на месяц, она хочет отметить праздник Весны с нами и в начале апреля вернется домой, — на этом Асли, посчитав наш диалог законченным, вышла, оставив меня в глубоких раздумьях по поводу тщетности бытия.

По дороге в школу я в очередной раз подивился наблюдательности моей красавицы: в пробке мы стояли ровно полчаса. Так что к посольству я подъехал злой как черт. Первой, кого я увидел, была наша уборщица. Учитывая, что она так называемый «местный персонал» и ее зарплата выше моей я вправе требовать кристальной чистоты всего посольства, а не только дверной ручки. Именно эта деталь поражала меня больше всего — при всем том, что убирала она не очень хорошо, дверная ручка отдраивалась каждый день весьма тщательно. Нахмурившись, я поздоровался с труженицей веника и швабры и зашел к себе в кабинет.

Ноутбук стоял на столе, укоризненно глядя на меня потухшим экраном. И чего он смотрит, откуда у меня вчера были силы доработать ноту после Мехти? В посольствах цивилизованных стран обычно нанимают девочек, в совершенстве владеющих французским, которые после дипломатов редактируют ноты, письма, документы. Наводят марафет на письмо, так сказать, а я и французского–то толком не знаю, просто посмотрю, что Word подчеркнет, и исправлю. А Мехти всегда оставляет такие подчеркивания. Видно, рассуждал: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы оно не вешалось. А в качестве дитятка Мехти видел меня.

Я включил ноутбук и невидящим взором уставился на экран. Электронная почта, письма, приглашения. А это что такое? Что у нас сегодня за мероприятие в ОБСЕ? Так–так, сегодня будут вручать нашему министерству финансов приз этой замечательной организации за прозрачность в использовании бюджетных средств. Меня стал душить хохот, молодцы ребята, это же надо так научиться отмывать деньги, чтобы за это еще и награждали. Ну что ж, съездим — поздравим бойцов ударного труда. Я вспомнил про свою первую миссию в Японию, когда, отправляясь туда первый раз, сам себе купил билет — просто потому, что работник министерства финансов был в отпуске. Мне обещали компенсировать стоимость билета, как только он выйдет на работу. С тех пор прошло десять лет, а я все еще жду, когда он выйдет из долгосрочного отпуска, и робко надеюсь на чудо.

К трем часам я уже был в Плазе, где должна была состояться церемония награждения. Наши финансисты, как всегда, были при параде. В отличие от европейских служащих, которые одевались очень скромно, наши презрительно косились на тех, кто носил часы от «Лонгжие», а не от «Картье».

Потолкавшись среди награжденных и поздравив Фарида Меликзаде, заместителя министра, я был пойман его помощником и заведен в угол для разговора:

— Арслан, родной, тут такое щепетильное дело, Фарид сам стесняется к тебе обратиться.

Я задумался, что же это за дело, которое даже наш чиновник посчитал щепетильным. Неужто кого–то заказать хотят на территории Швейцарии? Если девочек, то тут у меня опыт богатый в организации подобных мероприятий, а если им нужно что–то покруче, то обойдутся без меня.

Мои грустные размышления прервал помощник, который, закашлявшись, никак не мог выдавить продолжение фразы. У меня в груди нарастало тревожное чувство, я постарался его приободрить:

— Если начальству хочется отдохнуть — поразвлечься, то никаких проблем, все устроим в лучшем виде.

— Да, нет, Арслан, если бы все было так просто, то я бы и сам мог все организовать — дело привычное. Ну, может попросил бы совета, но сейчас так не мялся бы. Тут дело в другом… — и он, собравшись с духом, на одном дыхании выпалил: — Шеф в прошлый раз купил в Париже несколько украшений. Ну, для жены и вообще…

Видел я в прошлый раз его «и вообще…», когда он с ней еще в Брюссель приезжал, очень даже впечатляет. У девочки ножки были равны длине окружности живота Фарида. Несчастный помощник продолжал:

— А французские таможенники прицепились к нему, что раз все украшения в двух экземплярах, значит, на продажу вывозит. Он им объясняет, что замминистра, а они говорят, что в курсе, какие у наших чиновников маленькие зарплаты. Это он, по их мнению, так решил подзаработать.

— Возмутительно, как они могли так подумать? — сейчас самое главное не рассмеяться ему в лицо.

— Ему пришлось все задекларировать, представляешь? Вот он теперь не знает: швейцарские таможенники такие же придирчивые? — помощник Фарида грустно покачал головой, дивясь таможенникам вообще и местным в частности.

— Вполне возможно. А он не может разные украшения покупать?

— Скандалы будут — они друг друга знают, и если его жена увидит на его девочке что–то, чего нет у нее, то прибьет его. Ну, и наоборот, тоже верно, вот и покупает…

— Каждой твари — по паре, — закончил я за него. — Ненавижу женщин — все беды от них. С тех пор как старушку Еву потянуло на яблоки — все человечество страдает.

Мужик удивленно посмотрел на меня, библейские притчи явно были внове для него.

— Ну, может, ты тогда подскажешь Фариду, что он может часть украшений ненадолго отдать тебе? — я не стал умничать и предложил самое очевидное.

— А мне за это ничего на границе не будет? — он жалобно посмотрел на меня.

— Ничего тебе не будет, только премию вручат к празднику от благодарного начальства.

Распрощавшись с награжденными и пообещав прислать нашего референта, который должен был показать им город, то бишь поводить по магазинам, я отправился восвояси. Вечером я должен был вести их ужинать. Взглянув на живот Фарида еще раз, я понял, что идти надо туда, где кормят обильно и дешево. На этого троглодита никакого бюджета посольства, отведенного на представительские нужды, не хватит.

Вечером я повел их в китайский ресторан, Фарид пытался было проситься в итальянский ресторан, но на мой вопрос: «Угощаете?» — благоразумно промолчал, и мы всей гурьбой отправились кушать лапшу, прожаренную на подсолнечном масле неоднократного использования, судя по его запаху.

Ночью отправив их в отель, я вздохнул полной грудью: вроде, сегодня Женеве не был нанесен ущерб нашей делегацией. Этот город выстоял — с этой мыслью я и отправился домой.

Ну вот и наступил день, когда приезжает теща. Боже, я понимаю, что подлец и Аллах меня накажет, но не настолько же жестоко, чтобы она провела у меня в доме целый месяц! Впрочем, последнее, в чем меня можно упрекнуть, — так это в том, что я сотрясаю воздух бесполезными воплями. Поэтому проснувшись ровно в три ночи и увидев Асли в норковой шубе (разве март месяц может помешать норковой шубе?) и в полной боевой раскраске вождя славного племени ирокезов, я покорно натянул на себя черный костюм, в котором всегда встречаю тещу, нацепил галстук и потащился к машине. Протокол встречи тещи и Асли я мог расписать поминутно: сначала они кинутся друг другу на шею, обе горько плача, потом начнут взахлеб рассказывать, как друг по другу соскучились, как ждали этой минуты, какие подарки были куплены для любимой дочурки и какие дары моя женушка купила для своей мамочки. Уже в машине начнется самое интересное: леди начнут обсуждать — кто на ком женился, кто с кем развелся, кто кому и сколько должен. В общем, все те разговоры, от которых мне хочется расшибить свой «мерседес» о ближайший бетонный столб. Я ошибся только в одном: моя теща между вторым и третьим пунктами протокола улучила десять секунд, чтобы сообщить мне, как я постарел.

Зайдя домой, я как был в одежде, так и улегся на кровать — все равно через полчаса мне надо будет вставать и везти Мию в школу. Я и сам не заметил, как задремал, и разбудила меня моя девочка. У малышки было заплаканное лицо, и долго тормошить меня ей не пришлось. Я подскочил, как ужаленный:

— Мия, что случилось? Кто тебя обидел?

— Бабушка привезла мне серьги в подарок и мама говорит, чтобы я надела их в школу.

— Так одень, — ох уж эти женщины: даже такие маленькие, как моя девчоночка, убиваются по поводу того, что им надевать, а чего не надо.

— Папа, во–первых, не «одень», а «надень». А, во–вторых, это золотые серьги, которые весят больше, чем я. У нас в Европе в школу такое не носят.