Никогда не смотри через левое плечо - Рене Маори

Алекс улыбнулась:

– Мы даже не знали о ее существовании. Бабушка никогда не была знакома с внуком. Ленни ведь двоюродный внук. Это же дальняя родня. А что, своих детей у нее не было?

– Не было, – подтвердила Анна. – Мужья вот умирали все. А детей она не хотела. Кто их поймет, этих богачек…

Анна осеклась, решив, что сказала лишнее. Но, уверившись, что Александра не приняла последние слова на свой счет, успокоилась.

– И я говорю, денег много, а детей Бог не дал.

– И что же, друзей у нее тоже никаких не было?

– Почему же, были. Только пережила она всех. Шутка ли, девяносто семь лет? Не каждый дотянет, ой не каждый, – вздохнула Анна, наливая себе кофе. – Я в этом доме служу уже двадцать с лишним лет. Когда пришла, она еще крепкая была, хотя давно уже не юная. Только вот в последние годы сдала сильно. Правда, к морю выезжала иногда. Очень покойница море любила. Говорила, что сил ей прибавляет. Должно быть, и прибавляло – столько-то лет прожить! И все в трезвой памяти. Поедет к морю, посидит в тенечке и домой. А в город уже никогда не выбиралась. Я думаю, – Анна понизила голос, – старушка стеснялась своего возраста. И к ней никто не приезжал, кроме этого Краузе. Да, и еще один человек часто наведывался, видный такой мужчина, яркий. Цыган не цыган, но очень похож. Хотя выправка у него благородная, движется как граф какой-то или принц. Вот они вечерами вдвоем все в карты играли. Или разговаривали.

– Может, это был какой-то родственник? – осторожно спросила Алекс, вдруг представив череду судов из-за наследства. – Где он теперь? Как его имя?

– Имя у него иностранное. На наш лад вроде как Иван, но звучало по-другому. Живет тут неподалеку. Тоже нелюдим, видно, на этом и сошлись.

– А о чем они говорили? – забеспокоилась Алекс. – Может, в разговоре что-то мелькало?

– Говорили они о странных вещах. Мне и не понять. Все философия какая-то, писатели вроде… нет, не вспомню. А про родство разговоров не было. Нет, не родственник, а кто таков, не знаю. Но красавец – этого не отнять. Да вы же его сегодня на кладбище видели… Хотя нет, он почти сразу же ушел. Еще и гроб не закрывали, как ушел. Да не переживайте, не родственник. Знакомый, друг. Может, и лицо какое официальное, кто его знает.

Алекс взглянула на часы:

– Пора, – сказала она. – Поезд на сегодня последний. Опоздаем – придется ночевать.

– А чего торопиться? – удивилась Анна. – Вон сыну позвоню, он вас отвезет. Не знает еще, что мать теперь домовладелица, – добавила она с гордостью. – Он у меня образованный. Госпоже Елизавете спасибо. Сама она все его учение оплатила. Теперь он доктор. А вы пока отдохните после обеда, нельзя на полный желудок-то мчаться. Сейчас и позвоню. Раньше поезда будете на месте.

Алекс была согласна. Она с ужасом представляла себе шестичасовую поездку. У нее и так уже ломило все тело и клонило в сон. Тяжелый выдался денек, хоть и приятный.

– А переезжать когда надумали? – поинтересовалась Анна.

– Сначала нужно оформить счета на мужа, – зевая, пояснила Алекс. – Потом сделать здесь небольшой ремонт. И еще, – добавила она осторожно, – найти няньку, нанять шофера, кухарку. Приготовить детскую. У нас ведь еще есть маленькая дочка.

– Хлопот полон рот, – заключила Анна. – Хотя по мне, все это можно было бы сделать уже на месте. Обслугу я вам найду. Значит, переедете не раньше чем через пару месяцев? Съезжу в город в строительную контору. Только ведь ремонт тоже придется делать под вашим присмотром. Там – цвет подобрать, обои.

– Будем наведываться по очереди…

Фил обследовал второй этаж. Ему позарез нужно было выбрать комнату для себя. И он ее нашел. Едва переступив порог, он понял, что комната создана для него. Белые занавеси, оттеняющие бледно-голубой тон стен, и огромное панно, изображающее море, рвущееся ввысь темными волнами в белых барашках прямо к низкому, в сиреневых тучах небу. Фил даже сначала подумал, что это большая фотография, но, подойдя ближе, увидел, что картина написана красками прямо на стене. «Гениально», – пробормотал мальчик. В комнате почти не оказалось мебели, лишней мебели. Была узкая кровать под голубым покрывалом, письменный стол с двумя ящиками и стенной шкаф.

В ящиках было пусто, если не считать листа бумаги, который Фил с любопытством вытащил на свет. «Добро пожаловать домой», – было написано на пожелтевшем листке старомодным почерком. Наверное, эти слова написаны задолго до его рождения, а может быть, еще до рождения бабушки Елизаветы. А комната, скорее всего, предназначалась для гостей. Ведь могло так быть, чтобы в гости приехал мальчик лет двенадцати и остался ночевать в доме. Вот для такого мальчика, вероятно, и оборудовали эту комнату.

«А теперь этот мальчик будет здесь жить!» – вслух сказал Филипп и испугался собственного голоса. Так странно он прозвучал, словно много лет в этой комнате не раздавалось ни слова. Ему вдруг захотелось распахнуть окно, чтобы шум деревьев и пение птиц разрезали густое, как пудинг, молчание. И он было двинулся к окну, как почувствовал за спиной чье-то присутствие. Словно кто-то внезапно вошел и будто бы смотрит ему прямо в затылок тяжелым взглядом. Не агрессивным, а скорее любопытным, словно желает спросить: «А кто это к нам пожаловал?» Противное ощущение длилось долю секунды, парализовав волю и пробудив страх, грозящий перейти в панический ужас. Фил задержал дыхание, будто шум выходящего из легких воздуха мог быть услышан и расценен как своеволие. Своеволие – почему-то это слово первое пришло на ум, а следом пришло понимание своей слабости перед первопричиной страха. И в тоже время не было уверенности в существовании этой первопричины. Где-то далеко в доме хлопнула дверь, и оцепенение мигом прошло.

Мальчик резко развернулся всем телом, но, как и ожидал, никого не увидел. «Нервы», – сказала бы ма. Фил перевел дыхание. Ну, если так будет продолжаться, то он скоро станет нервным, как девчонка.

Снизу раздался голос Ленни:

– Машина пришла! Всем на выход! Фил, куда ты пропал?

– Иду! Уже иду, – откликнулся сын, сбегая по скрипучей деревянной лестнице.

Все страхи разом вылетели из головы, уступая место безудержной радости: «Никакого поезда! Мы едем на автомобиле. Ура!»

Шины мягко скользили по ровному шоссе, мотор работал почти бесшумно. Лишь на небольших подъемах и спусках машина слегка покачивалась, не давая забыть, что она движется с большой скоростью, а вместе с ней движутся и четыре человека, комфортно расположившиеся в ее чреве. Алекс дремала на заднем сидении, прислонив голову к мягкому кожаному выступу спинки. Ленни вел с сыном Анны бесконечный разговор о каких-то подрядчиках и стройматериалах. Ничего интересного! Странно было подумать, что этот рослый человек с рыжими усами может быть чьим-то сыном. То есть, конечно, Фил понимал, что все люди на земле – это чьи-то дети. Но никак не мог связать маленькую чернявую Анну с этим великаном. Его звали Арчибальд, и такое вычурное имя совсем уж не вязалось с грубыми чертами лица и простонародным выговором. Вначале Фил хотел принять участие в разговоре и, может быть, рассказать о том странном ощущении, которое он испытал в голубой комнате, но потом передумал. Хорошо же он будет выглядеть, если все начнут смеяться. Больше всего на свете он боялся показаться смешным. И так ему постоянно твердят, что он еще маленький, но звание маленького труса вынести он бы не смог. «Потом разберусь сам, – думал он. – Все непонятное часто оказывается простой ерундой. Важно только понять, что это». Он устроился поудобнее, и сам не заметил, как задремал.