Пьеса для пяти голосов - Виктор Иванович Калитвянский

Если не повезет или, наоборот, повезет, я могу их встретить, потому что они должны гулять где-то здесь.

И вдруг, подчиняясь какому-то порыву, я загадываю: если сейчас встречу мужа и сыночка, никуда не пойду и вообще – завяжу с любовником.

С острым любопытством смотрю я по сторонам, жду: примет ли судьба – или кто ещё занимается такими контрактами – мой вызов. Но нет, не видно нигде моих дорогих мужчин. Я вздыхаю: грешной женщине никто не поможет, кроме неё самой. Вот перед праведницей, когда она колеблется – соблазниться ли падением, – вот уж тут, наверное, все приметы, намеки и совпадения будут наготове, только соблазнись и погреши.

Что ж, надо идти. Мой тайный любовник будет ждать меня, я обещала, дала слово.

Вот и тихий домик, тихая квартирка. Я стучу в дверь, она тотчас распахивается, мой любовник стоит за дверью так, чтоб его не мог увидеть случайный человек. В том, что мой любовник предпочитает быть не узнанным, нет ничего удивительного, ведь он – мэр.

Да, да, мой любовник – мэр, с которым я простилась час назад в его кабинете. Там мы обо всём и договорились, вернее – он уговорил меня, потому что не так уж и велико моё желание быть любовницей моего начальника-мэра. Собственно говоря, когда по каким-то причинам – а их немало – мы не встречаемся для любовных утех месяц, полтора, два – я не испытываю дискомфорта. А вот мэр…

Мэр хорошо ко мне относится. Очень хорошо. Я не рискую произносить это слово – любит. Я вообще не уверена в том, что политики способны кого-то любить. Любовь и политика, если позволится мне переиначить поэта, – две вещи несовместные. Как несовместимы искренность и расчет. Но когда он вот так обнимает меня и по телу его пробегает дрожь, я ощущаю его искреннее чувство, и, какой бы оно ни было глубины, – мне оно согревает душу. Что там говорить, жизнь женщины буквально преображается, становится ярче, пронзительней, когда её страстно желает умный, видный мужчина. А если он к тому же – мэр?

Я понимаю, что это – цинизм. Но что я могу поделать с собой, если мне мало одного мужчины, во всяком случае – одного моего мужа. Хотя он и прекрасный человек. Хотя у нас семья, сын, полная чаша и взаимопонимание. Да, я, наверное, безнадёжно испорченная женщина. Я знаю, что отвечу за это перед всевышним. Но… если уж мне нужен ещё один мужчина, пусть им будет мэр, а не какой-нибудь неудачник или тупой новый русский.

Тем временем мэр принялся за дело. Обычно, не совсем уверенный в своей мужской состоятельности, мэр тщательно готовит самую последнюю стадию. Он очень изобретателен, разве что носом не работает. Но сегодня нетерпение подвело его: он кинулся в омут очертя голову, такой крутой мужчина, чуть ли не в прихожей…

И у него ничего не получилось. То есть у него-то как раз получилось, а у меня – нет. Ну да мне не привыкать, я к этому отношусь довольно спокойно, потому что знаю – мир несовершенен, а мужчины – тем более. С мэром я получаю удовлетворение, наверное, через раз, с мужем – через два на третий. Был, правда, когда-то человек… но, возможно, и с ним происходили неудачи, да со временем подзабылось.

Но мэр внимателен и чуток. Он пытливо смотрит мне в глаза, проверяет – довольна ли я. Понятное дело, я довольна. Я вздыхаю, прикрываю глаза, укладываю его голову себе на плечо.

Мэр спокоен, расслабляется – его мужское реноме подтверждено. В конце концов, нельзя же лишить мэра уверенности в себе. Мэр не принадлежит себе, он принадлежит народу.

– Что ты сказала? – поднимает голову народное достояние.

Я, кажется, проговорилась. Ну да ничего. Я знаю, как управлять мужчинами.

– Что мы должны обсудить? – я начинаю потихоньку одеваться.

С печалью принимает мэр мой недвусмысленный намек на то, что наше время истекает. Он питает несбыточную надежду провести со мной целый вечер, а лучше ночь, и насладиться мною сполна. Но, как известно, лучшее – враг хорошего, и потому я никогда не подвергну мэра такому тяжкому испытанию.

– Я думаю, – говорит мэр, – может быть, привлечь для выборной компании телевизионщика Диму. Очень плотно… Что ты на это скажешь?

Я в это время застегивала юбку и, услышав о Диме-телевизионщике, неудачно дернула замок, так что поводок остался у меня в пальцах.

Когда я спрашивала мэра, это был просто маневр, женская хитрость, я не ждала никаких обсуждений. Правда, мэр что-то мямлил про избирательную кампанию, когда сидели у него в кабинете, но я не придала этому значения, так как он всегда волнуется, предлагая мне свидание, и может от смущенья нести любую околесицу.

О чём речь! – думаю я в раздражении. – Если нужно продумать возможности телеящика для осенних перевыборов мэра, – тут и обсуждать нечего, кто бы спорил. Но директора городской телекомпании Дмитрия – в предвыборный штаб?..

В сердцах отшвырнув поводок замка (хорошо, что есть пуговица, да и кофта – сверху), я привожу с полдюжины аргументов против. Моя бурная реакция поражает мэра. Он молчит, потом тихо замечает, что всё это мелочи, главное, чтоб мы – то есть пресс-секретарь и директор телекомпании – сработались.

То есть я – и Дмитрий.

Неубеждённая, иду в прихожую. Мэр, в одних трусах, провожает меня. Он умный человек, он не спорит со мною теперь. Он видит, что у меня испортилось настроение, но не понимает – почему. И относит на свой счет. И надеется, что всё перемелется.

Эх, простодушные мужчины! Знали бы вы, от чего может зависеть настроение ваших жен, невест, любовниц! Впрочем, вам лучше этого не знать, спокойней будете спать.

Взявшись за ручку двери, я вдруг вижу портфель, тот самый так интригующий нас с Маринкой портфель мэра.

– Послушай, – говорю я, – можно тебя попросить об одной услуге?

Мэр с радостью подаётся вперед. Я никогда ничего у него не просила. Даже подарки, которые он иногда пытается мне всучить, я не принимаю, кроме цветов.

– Открой! – показываю пальцем на портфель.

Чуть помедлив, мэр нажимает кнопку замка. Я заглядываю внутрь. Ручка, зажигалка, пара страниц с бюджетом прошлого года.

– Зачем ты его носишь? – спрашиваю я.

– А черт его знает, – пожимает плечами мэр. – Привык.

Он стоит передо мной – в трусах, с открытым портфелем в одной руке, аккуратное брюшко и сбившиеся набок волосы. Я едва сдерживаю улыбку. Честно говоря, мне ещё не приходилось видеть мэра таким потерянным.

Я выхожу на улицу и, не торопясь, кружным путем иду домой. Мне надо пройтись, как-то развеяться, я чувствую себя