Божественное пламя - Мэри Рено

Змея, подхваченная вместе с ним, испуганная и ушибленная при падении, отцепилась от него и скользнула вниз по лестнице, исчезнув в темноте.

Агий, придя в себя, понял, что произошло. Тут было о чём подумать. Он снёс малыша вниз, сел на ступеньку лестницы, положил его себе на колени и оглядел при свете факела, воткнутого в кольцо на стене. На ощупь мальчишка был, как деревянный, а глаза закатились кверху, так что не было видно зрачков.

"Во имя всех богов подземных, - думал Агий, - что мне теперь делать? Если оставлю пост - мне не жить; капитан об этом позаботится. Но если его сын умрёт у меня на руках - позаботится царь..." В минувшем году, до того как началось правление нового фаворита, Филипп положил было глаз на него; но он прикинулся, будто не понял. А теперь вот увидел много лишнего... "Ну и везёт мне, - думал он, -нечего сказать. Теперь за мою жизнь и мешка бобов никто не даст."

Губы мальчика посинели. В дальнем углу был брошен толстый шерстяной плащ, на случай холодных ночей. Агий подобрал плащ, проложил между ребёнком и своим нагрудником, а потом обмотал вокруг себя.

- Ну... - сказал он. - Ну, смотри, ведь всё хорошо!...

Кажется, мальчишка не дышит. Что делать? Пошлёпать его по щекам, как делают с женщинами, когда у них припадок смеха?... А вдруг он вместо того умрёт?... Но глаза мальчика задвигались, появились зрачки, напряжённый взгляд... Он хрипло вдохнул - и вдруг яростно закричал.

Вздохнув облегчённо, Агий распустил плащ, чтобы дать свободу бившемуся ребёнку; а сам стал разговаривать с ним, словно с испуганным конём, держа его не слишком крепко, но чтобы тот чувствовал сильные руки. Сверху из-за двери доносились громкие проклятья его родителей... Через какое-то время Агий его не считал, у него впереди была ещё большая часть ночи, - через какое-то время эта ругань затихла. Малый заплакал было, но не надолго; он уже пришёл в себя и скоро успокоился - только кусал нижнюю губу, сглатывая последние слезы и глядя вверх на Агия. А тот вдруг начал вспоминать, сколько же лет малому.

- Такие дела, мой юный командир, - мягко сказал он, тронутый почти взрослым страданием на детском лице. Он вытер это лицо своим плащом и поцеловал, пытаясь представить себе, как будет выглядеть это золотое дитя, когда дорастёт до возраста любви. - Давай, милый. Мы с тобой подежурим вместе. И друг другу поможем, верно?

Он снова закутал малыша, погладил... Через какое-то время покой и тепло, и неосознанная чувственность ласки молодого воина, и неясное сознание, что тот больше восхищается им, чем жалеет, - всё это начало залечивать громадную рану, в которую превратилось было всё существо малыша. Рана стала затягиваться, боль отходила. Вскоре он выглянул из-под плаща и огляделся.

- А где мой Тюхе?

Что имеет в виду этот странный мальчуган, призывая свою судьбу? Но малыш, увидев озадаченное лицо Агия, добавил:

- Мой демон, змей, куда он делся?

- А-а! Твой змей... - Агий считал всё это царицыно зверьё невыносимой мерзостью. - Он пока спрятался. Скоро вернется. - Он укутал мальчика поплотнее, тот начал дрожать. - Ты не принимай всё это слишком близко к сердцу, знаешь?... Отец твой вовсе так не хотел, у него нечаянно получилось, это вино в нем буянит. Мне от моего еще не так доставалось.

- Когда я вырасту большой... - Малыш умолк и стал считать на пальцах до десяти. - Когда вырасту, я его убью.

Агий тихо охнул, прикусив губу.

- Тс-с-с!... Не говори такого, никогда. Боги проклинают тех, кто убивает оца своего. Насылают Фурий... - Он начал описывать их, но остановился, увидев, как раскрылись глаза мальчугана; это было слишком страшно для него. - А все эти удары, что мы получаем, пока маленькие, - они нам только на пользу, дорогой мой! Так мы учимся переносить боль, раны переносить когда на войну пойдем... Глянь-ка. Повыше, вот здесь. Посмотри, как мне досталось. В самом первом бою, мы тогда с иллирийцами сражались.

Он приподнял край красной шерстяной юбочки и показал длинный шрам на бедре, с ямкой на том месте, где наконечник копья прошел почти до кости. Мальчуган с почтением посмотрел на шрам и потрогал его пальцем.

- Вот видишь, - сказал Агий, опуская юбочку. - Сам понимаешь, как это больно. А почему я не закричал и не осрамился перед товарищами? Что меня тогда удержало? Да отцовские оплеухи, вот что. Потому что к боли привык. Тот парень, что меня проткнул, - он не успел никому похвастаться. Это был мой первый. А когда я принёс домой его голову - отец подарил мне пояс для меча, а детский мой поясок принес в жертву. И устроил пир для всей нашей родни.

Он посмотрел в тёмный коридор. Неужто никто не придёт забрать мальчонку и уложить его в постель?

- Ты моего Тюхе не видишь? - спросил малыш.

- Он где-то близко. Он же домашний, а они далеко от норы не уходят. Он придёт за своим молоком, вот увидишь. А ты молодец!... Не каждый мальчик может приручить домашнего змея. Наверно в тебе кровь Геракла, не иначе.

- а как звали его змея?

- Когда он только-только родился, ну совсем новорожденный был, к нему в колыбель заползли две змеи.

- Две? - Малыш нахмурился, сдвинув тонкие брови.

- Да. Но то были плохие змеи. Это Гера, Зевсова жена, их наслала, чтобы задушили его насмерть. Но он схватил их возле головы, по одной в каждую руку...

Агий умолк, проклиная свою болтливость. Теперь мальчишку будут мучить кошмары... Или - ещё того хуже - пойдёт душить какую-нибудь змею, что из этого получится?...

- Нет, ты послушай! Это так случилось только потому, что он был сыном бога. Понимаешь? Он считался сыном царя Амфитриона, но это Зевс зачал его на царице. Понимаешь? Вот Гера и ревновала...

Малыш разволновался.

- И ему пришлось столько работать! - сказал он. - А почему он работал так много и так трудно?

- Ну, Эврисфей, следующий царь, завидовал... Потому что сам-то он был хуже Геракла, понимаешь?... Ведь Геракл был герой, наполовину бог... А Эврисфей был смертный, понимаешь?... Это Геракл должен был стать царём. Но Гера сделала так, что Эврисфей родился первым. Потому Гераклу и пришлось совершать свои великие труды.

Мальчик кивнул, словно всё уже ясно.

- Надо было их совершить, чтобы доказать, что он лучше, да?

На эти слова Агий не ответил. Он услышал наконец шаги начальника ночной стражи, совершавшего очередной обход.

- Тут никто не появлялся, - объяснил он. - Не пойму, что нянька делает. Малый бегает по дворцу в чём мать родила, посинел от холода... Говорит, что ищет своего змея.

- Вот сука ленивая!... Ладно, я растолкаю какую-нибудь рабыню, чтобы пошла подняла её. Царицу беспокоить не время, поздно слишком.

Он зашагал прочь, звеня оружием. Агий поднял малыша на плечи и похлопал по попке.

- Сейчас пойдёшь спать, Геракл. Давно пора.

Малыш соскользнул вниз и обнял Агия за шею. Агий не сказал, как его обидели. Не выдал! Такому другу можно отдать всё... Но у него ничего не было кроме тайны, и он поделился этой тайной:

- Если мой Тюхе вернётся, скажи ему где я. Он знает, как меня зовут.

Птолемей, сын Лага (во всяком случае так полагалось думать), ехал на своём новом коне в сторону озера Пеллы. Конь гнедой, отличный конь, ему надо двигаться побольше... А там, вдоль берега, хорошее ровное место, есть где разгуляться. Коня подарил сам Лаг. В последние годы он стал получше относиться к сыну, а детство Птолемея было совсем безрадостным.

Птолемей - крупный юноша восемнадцати лет, смуглый, с сильным профилем, который с годами огрубеет. Он уже взял на копьё своего первого вепря, так что сидит теперь за столом вместе с мужчинами; и убил первого врага в одной из пограничных стычек, так что сменил мальчишечий поясной шнурок на красный кожаный пояс для меча. В прорези пояса кинжал с рукоятью из рога... Все говорят, что Лаг может гордиться таким сыном. И они прекрасно ладят друг с другом, и оба ладят с царём.

Между озером и сосняком он увидел Александра и поехал навстречу: тот махал ему рукой. Он очень любил этого странного мальчугана, так непохожего на всех остальных. Для семилетнего он слишком развит, хотя ему ещё и нет семи; а в сравнении с более старшими ребятами слишком мал... Сейчас он бежал навстречу по илистой почве, запекшейся летом в твёрдую корку вокруг чахлого тростника; а его громадный пёс раскапывал полевых мышей и время от времени догонял его, чтобы сунуть запачканный нос ему в ухо. Он мог это сделать, не отрывая передних лап от земли.

- Хоп! - Юноша подхватил мальчика и посадил перед собой на ковровый чепрак. Они ехали рысью; искали, где можно будет пустить коня в галоп. - А этот пёс твой, он ещё растёт?

- Да!... Ты посмотри, какие у него лапы громадные. Он ведь ещё не дорос до них, правда?

- Ты был прав. Он настоящий молосский с обеих сторон, точно. У него и грива отрастает...

- Как раз на этом самом месте, где мы сейчас, тот дядька собирался его утопить.

- Если не знаешь, от кого щенки, не всегда окупается их выращивать...

- Тот сказал, он никуда не годится. Уже и камень привязал!