Айронкестль - Жозеф Рони-старший

В последний раз когти впились в брюхо гориллы; вслед за тем тела зверей рухнули на землю, черные руки выпустили окровавленную глотку, оба колосса были недвижимы.

Охваченный яростью и страхом, Сидней Гютри выхватил горящую ветвь и бросил ее в направлении львов. Негры завыли. Смутный страх охватил душу хищников, потрясенных гибелью вожака, они побежали с прогалины и исчезли в глубине леса.

Удивленный сам тем, что он сделал, Гютри разразился смехом. Прочие оставались серьезными. Им казалось, что они только что были свидетелями борьбы не двух зверей, а льва с человеком. И как эхо того, что шевелилось в глубине сознания, прозвучали слова Гертона:

— Почему бы нашим предкам не иметь силы этого человекоподобного?

В это время девушка воскликнула:

— Горилла как будто шевелится…

— Посмотрим! — сказал сэр Джордж Фарнгем.

Гютри оглядел свое ружье, годное для охоты на слонов.

— Идем!

— Не забудьте взять факелы, — спокойно прибавил Айронкестль. Они взяли факелы и вышли из кольца костров.

Самки человекоподобных стали отступать перед существами, вооруженными огнем, и остановились лишь у края просеки. Оттуда со смутной тоской обезьяны смотрели на распростертое тело самца. Оно было недвижимо. Голова лежала на брюхе льва, грива которого была вся в крови, а большие желтые глаза остекленели.

— Здесь больше нечего делать! — заметил Сидней. — Да и какая надобность в этом?

— Никакой, — ответил Маранж, — но мне доставило бы удовольствие, если б он ожил.

— У меня такое чувство, точно это человек, — прошептала Мюриэль.

Гертон вынул из кармана зеркальце и приложил его ко рту гориллы.

— А ведь он еще жив, — решил он, указывая на чуть запотевшее стекло. — Но как бы он мог оправиться — ведь он потерял несколько пинт крови?

— А нельзя ли сделать попытку? — робко спросила девушка.

— Мы ее сделаем, Мюриэль… Это зверье невероятно живуче.

Три негра перенесли гориллу в огненное кольцо, и Айронкестль принялся дезинфицировать и перевязывать раны.

Самки тоже вернулись за ними, и в мерцании звезд раздавался какой-то необычайный вой, точно стон.

— Бедные созданья! — промолвила Мюриэль.

— В памяти их все так смутно, и они быстро забудут, — сказал Маранж. — Прошлое так мало значит для них!

Айронкестль продолжал осматривать раны.

— Не исключена возможность, что он оправится, — заключил он, дивясь громадному торсу человекоподобного. — Это животное по меньшей мере дальний родич наших прапрадедов.

— Дальний родич! Я не верю, чтобы наши предки были обезьянами или человекоподобными.

Айронкестль продолжал перевязывать раны. Грудь гориллы слабо трепетала, но она оставалась в бессознательном состоянии.

— Если есть для него какие-либо шансы возвратиться к жизни среди деревьев, то только при нашем уходе. Если же покинуть его…

— Мы не покинем его! — воскликнула Мюриэль.

— Нет, милая, мы не покинем его, если только этого не потребует наша безопасность. Но все-таки, это — обуза.

Его прервал короткий, глухой вскрик. Старший из негров, человек с кожей цвета земли, указывал рукой на север просеки. Рука его дрожала.

— В чем дело, Курам? — спросил Гютри.

— Коренастые! — простонал негр.

Просека казалась пустынной. Вой зверей доносился издали с разных сторон.

— Ничего не вижу! — сказал Маранж, смотря в зрительную трубу.

— Вон там Коренастые, — твердил старый африканец.

— А они страшные?

— Это люди, рожденные беспощадным лесом, хитрые и неуловимые!

— Вон они! — воскликнул сэр Джордж.

Он только что заметил двуногий силуэт среди папоротников, но тот уже исчез, и за освещенным пространством можно было разглядеть лишь черный лес да серебрящееся звездами небо.

— Бедняги должно быть еле вооружены, — сказал, пожимая плечами, Гютри…

— У них есть отравленные стрелы, каменные топоры, копья. Их много, они искусно расставляют ловушки и пожирают… — старый негр не решался продолжать.

— Пожирают? — нетерпеливо спросил Гютри.

— Побежденных, господин.

Костры шипели и трепетали, как живые существа; по временам слышался треск, как будто кто-то жаловался.

Искры взвивались кверху, как рой светляков; лес испускал тихий вздох, полный тайной ласки и кровавой тайны.

Глава II

КОРЕНАСТЫЕ

Курам рассказал легенду о Коренастых, рожденных лесом, болотом и сошедшим с туч зверем.

Может быть, это и не люди. Они видят впотьмах, и глаза их во тьме горят зеленым огнем; у них широкая грудь и короткие конечности; волосы их походят на шерсть гиен; вместо носа две черные дыры над ртом; они живут кланами, по меньшей мере в сто воинов; они неумело обращаются с огнем, употребляют почти сырую пищу и не знакомы с употреблением металлов; оружие у них деревянное и каменное. Они не умеют ни обрабатывать землю, ни ткать, ни обжигать глину. Питаются они мясом, орехами, молодыми побегами и листьями, кореньями и грибами.

Между кланами происходит ожесточенная война, причем они съедают раненых и пленных, даже женщин, и особенно детей. Коренастые Севера, рыжеволосые, питают непримиримую ненависть к Коренастым Юга, черноволосым, и к Коренастым Запада, гордящимся своей голубой грудью.

Численность их не растет, а уменьшается из поколения в поколение. Они мужественно презирают смерть и не сдаются перед пытками. Лицом они походят столько же на людей, как и на буйволов. От них пахнет горелым мясом.

— А ты их видел? — спросил Маранж, когда Курам кончил говорить.

— Да, господин. Едва возмужав, я попал к ним в плен.

Они собирались меня сожрать. Уже готов был огонь, чтобы меня изжарить. Я попал к рыжим. Они радовались и смеялись, потому что у них были еще пленные и мертвые, раны которых еще сочились кровью. Нас связали лианами. Колдуны заунывно пели, размахивая топорами и цветущими ветками… Вдруг пронесся какой-то вой, полетели острые стрелы. Пришли голубогрудые Коренастые. Начался бой.

Я высвободился из лиан и убежал на равнину.

Курам молчал, задумавшись. Воспоминания юности проносились перед его мысленным взором. Во взгляде Гертона, устремленном на блестящие волосы Мюриэль, видна была тревога. Маранж глубоко вздыхал, глядя на девушку. Только Сидней Гютри безбоязненно и беззаботно смотрел во тьму. Его молодость, физическая сила, свойственная ему жизнерадостность скрывали перед ним будущее.

А сэр Джордж Фарнгем в своих путешествиях по Востоку позаимствовал от арабов и монголов небольшую дозу фатализма.