Крапленая обойма - Сергей Зверев

Лаврентьев уже не смотрел на секретаршу. Он подошел к Фомину, который, не меняя положения, продолжал лежать на кушетке:

– Прошу прощения...

Вице-президент открыл глаза.

– Сегодня, к сожалению, мы не сможем продолжить.

Фомин вскинул брови и больше ничем не выразил своего неудовольствия; сел на кушетке, свесив ноги к полу.

– У меня случилось несчастье. Секретарша вас проводит.

Фомин сказал понимающе:

– Они добрались до вас. Я прав?

Лаврентьев болезненно улыбнулся:

– Не будем забегать вперед.

– Не волнуйтесь, доктор, – заговорщицки прошептал пациент. – Я знаю, как с Ними справиться. – И подмигнул.

– Давайте с вами договоримся... – Лаврентьев тяжело вздохнул; меньше всего ему сейчас хотелось думать о сидящем рядом психопате. – Вы мне верите?

– Я думаю, доктор, вы на моей стороне.

– Очень хорошо. Тогда отправляйтесь домой. И никуда не выходите. Ничего не предпринимайте. Я с вами свяжусь, и мы обсудим план наших дальнейших действий. – Психотерапевт обернулся к стоявшей у порога секретарше. – Алена, проводи Андрея Викторовича.

Затем он снял халат, бросил его прямо на стол и двинулся к шкафчику, в котором висела одежда.

В палате реанимации стоял устойчивый запах лекарств. На единственной высокой, широкой койке с закрытыми глазами лежал под капельницей человек, до подбородка накрытый одеялом. И лишь по пышным белокурым волосам можно было догадаться, что это женщина. На лицо было просто ужасно смотреть, на нем не осталось ни одного живого места – открытая сплошная рана. А кислородная маска придавала пациентке еще более удручающий вид.

– Боже мой, – едва пошевелил губами Лаврентьев; он стоял в метре от кровати, не в силах подойти к пострадавшей ближе.

– Сотрясение мозга средней тяжести, многочисленные переломы, ссадины. Она еще довольно легко отделалась, судя по тому, что мне рассказали.

Стоявший за спиной у психотерапевта Катышев устало пожал плечами. Хирургу было под сорок. Худощавый, высокий, с черной как смоль бородой клинышком, в белом халате и высоком колпаке.

– А... а что рассказали? – запинаясь, оглянулся Лаврентьев.

– Ее машина сорвалась со склона и кувыркалась до самого дна обрыва. Можешь себе представить...

– Когда ее привезли?

– Сегодня ночью. Но кто она, мы узнали только утром. Вернее, нам это передали из ГИБДД – установили по документам, которые обнаружили в машине.

– Она будет жить?

– Ты имеешь в виду, будет ли она жить в таком виде?

– И это тоже.

– Сейчас она в коме. Стопроцентной гарантии, конечно, тебе никто не даст, но я думаю, что все будет в порядке.

– В порядке? – Лицо у Лаврентьева скривилось.

– Я вызвал Галкина. Помнишь такого?

– Как же. Хирург-пластик.

– Когда мы поднимем твою супругу на ноги, он займется ее личиком. Медицина сейчас делает большие чудеса. Не переживай. Если Бог поможет ей выкарабкаться, все остальное – мелочи.

Лаврентьев, будто загипнотизированный, смотрел на изуродованное лицо жены. Она была красивой женщиной. До катастрофы. Сможет ли вернуться назад красота? Теперь остались лишь пышные белокурые волосы.

– Пойдем, – Катышев приобнял друга за плечи. – Здесь тебе пока нечего делать.

На пороге Лаврентьев задержал хирурга.

– Ты говорил, у нее сотрясение мозга...

– И не спрашивай. Последствия будут ясны, как только она придет в себя.

Они вышли в широкий коридор. Здесь их уже ждали. Среднего роста, широкоплечий, с грубыми чертами лица человек лет тридцати пяти в форме капитана полиции.

– Следователь ГИБДД Смолячков Иван Афанасьевич.

Проницательный взгляд глубоко посаженных серых глаз капитана остановился на психоаналитике. Казалось, хирург его нисколько не интересовал. А вернее, он уже перестал его интересовать.

– Вы муж потерпевшей? – Глазки-буравчики так и сверлили Лаврентьева.

Тот кивнул.

– Может, хотите поговорить у меня в кабинете? – предложил Катышев.

Смолячков покачал головой:

– Нет, спасибо. Я бы хотел побеседовать наедине.

– Понимаю, – хирург похлопал своего друга по плечу. – Я вас оставлю. И жду тебя у себя.

Катышев сунул руки в карманы халата и неторопливо двинулся прочь по широкому коридору.

– Давайте выйдем на свежий воздух. Не знаю, как на вас, а на меня больничные запахи не очень хорошо действуют.

Не дожидаясь ответа, капитан развернулся и поспешил к выходу. Лаврентьев двинулся следом.

Они прошли через довольно шумный от посетителей вестибюль и, минуя стеклянные двери, выбрались на свежий воздух. После ночной грозы в небе ласково светило солнце. Лаврентьев скинул с себя халат и перебросил его через локоть.

Смолячков спустился по ступенькам крыльца, уселся на свободную скамейку прибольничной аллеи. Психотерапевт постоял в нерешительности пару секунд, а затем последовал примеру капитана.

Смолячков вытащил из кармана форменных брюк пачку сигарет, протянул собеседнику. Лаврентьев отказался:

– Спасибо, не курю.

– Похвально, – буркнул Смолячков, засовывая сигарету в зубы. – А у меня как-то не получается.

– Запишитесь ко мне на прием, – сухо посоветовал Лаврентьев. – Думаю, с вашей пагубной привычкой мы справимся.

Капитан коротко засмеялся. Видимо, такая перспектива показалась ему удачной шуткой.

– Я знаю, где вы работаете, – прикуривая, сказал он. – Психов лечите, да?

– Не только.

Смолячков нахмурился, словно соотнося последнюю фразу психотерапевта с собственной персоной. Он глубоко затянулся, выпустил струю табачного дыма и произнес:

– Ладно. Давайте поговорим о вашей жене.

– А что о ней говорить! Она едва осталась жива.

– Я знаю. Вам врач сообщил уже, что произошло?

– Она падала в машине с крутого склона.

– Совершенно верно. Ночью шел ливень. Было скользко. Она ехала по опасному участку дороги с большой скоростью.

– К чему вы клоните?

– Дело в том, что она не просто скатилась по склону.

Лаврентьев изумленно посмотрел на собеседника. Что-то в тоне капитана ему не понравилось.

– Что значит – не просто?

– Прежде чем сорваться, она столкнулась с машиной, которая ехала навстречу.

– О боже!

– Именно. Две машины столкнулись. И если ваша жена осталась жива, то...

– То?!

– То водителю другой не так повезло.

Этого еще не хватало! Лаврентьев почувствовал, что у него помимо воли нарастает неприязнь к сидящему рядом человеку. Хотя тот как будто ничем его не обидел.

– Погиб? – психотерапевт вздрогнул от собственного вопроса.

– Точно. Моментальная смерть. Так констатировали медэксперты. Слава богу, что других пассажиров не было.

Лаврентьев задумался, а затем, неожиданно решив, что понимает, куда клонит следователь ГИБДД, выдал свое умозаключение:

– Вы вините в аварии мою жену?

– Мы разбираемся в этом, – уклончиво ответил Смолячков. – Дело в том, что и вторая машина двигалась с нарушением скоростного режима.

– То есть в столкновении виновата не только моя жена?

– Вопрос в другом.

– В чем?

– Отчего произошло столкновение, – Смолячков проговорил это, как бы напуская на себя загадочность.

– Что значит – отчего? Вы же говорили, шел ливень и дорога была скользкой.

– Да, конечно, – как ни в чем не бывало усмехнулся капитан.

– Вы можете говорить без неуместных намеков? – не выдержал Лаврентьев.

– Скажите, ваша жена хорошо водит машину? – капитан словно не замечал неудовольствия собеседника.

– Довольно неплохо. Она уже восемь лет за рулем.

– Да, я просмотрел ее личную карточку водителя. Просто хотелось услышать от вас. А то ведь как бывает: права выданы десять лет назад, а человек за руль эти годы даже не садился, а если и сел, то проездил едва несколько месяцев, а там – и забыл, что такое машина.

– Права моя жена получила сама. Я ей их не покупал, если вы это имеете в виду.

– Нет, я о другом, – капитан покачал головой. – Она хорошо разбирается в машинах?

– В смысле марок или ремонта?

– Последнее.

– Как и все женщины, – отрезал психотерапевт.

– Понятно. Значит, слабенько. А если точнее – никак.

– Для ремонта машин у нас существуют профессиональные мастера.

– Согласен.

– Послушайте, к чему вы клоните? У меня выдался сегодня не лучший день. Моя жена в тяжелом состоянии. На работе не слишком хорошо...

– О вашей работе я не собираюсь ничего расспрашивать, – перебил капитан. – Меня интересует лишь дорожно-транспортное происшествие и его причины.

– А мне уже кажется, что вас интересует не только это.

– Могу вас заверить, только это. Лишней работы мне не нужно... Так вернемся к машине, на которой ехала ваша жена. «Фольксваген Пассат» две тысячи шестого года выпуска, правильно?