Крылья распахнуть! - Ольга Голутвина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2
Там, хватив в таверне сидру,
Речь ведет болтливый дед,
Что сразить морскую гидру
Может черный арбалет.
Н. Гумилев— После треволнений прошедшего дня капитан Гайдж опустил «Портовую девчонку» на воду юго-западнее небольшого, покрытого лесом острова, почему-то не значащегося в лоции. Капитан Гайдж решил, что это одна из ошибок картографов. Все мы, небоходы, знаем, как подло могут подвести карты.
Посетители таверны «Попутный ветер» (судя по сине-белым рубахам, сплошь леташи) согласным ворчанием ответили рассказчику: мол, верно, картографы — дармоеды косорукие, всех бы их покрошить на корм для лескатов…
Невысокий щуплый старик обвел таверну спокойным, проницательным взором темных глаз и продолжил:
— Альбинец Гайдж был толковым капитаном, стоянку выбрал засветло. Хорошая нашлась стоянка: бухточка, закрытая от ветров. Капитан собирался послать четверых леташей осмотреть остров. Если там все мирно, он собирался разбить на берегу лагерь и побаловать команду горячей едой с костров…
Слушатели заулыбались. В полете они ели всухомятку — и ценили такие простые радости жизни, как миска горячей похлебки во время береговой стоянки.
— А только рано альбинец строил планы, — вздохнул рассказчик. — Не успел он шлюпку на воду спустить, как «Портовую девчонку» сотряс страшный удар. И тут же пастух закричал из «мокрого трюма», что днище пропорото наискось чем-то острым, вода прибывает, тяжело ранен один из лескатов…
— А сколько всего лескатов было у капитана Гайджа? — с джермийским выговором спросил краснолицый леташ.
Слушатели на него заворчали. Но рассказчик не рассердился.
— Пять, — пояснил он. — Четыре по бортам, один кормовой… Капитан Гайдж погнал леташей в трюм, пластырь заводить на пробоину. А сам вместе с погонщиками потянул лескатов вверх. Что за опасность ни подстерегала внизу — уходить надо было в небо.
Слушатели закивали.
Старик мягко пошел от стола к столу. Он дружелюбно глядел в глаза подвыпившим леташам, и каждому посетителю казалось, что этот седой человек рассказывает свою историю только для него.
— Поднялись быстро, но невысоко. Лескаты беду почуяли, вверх рванули, как их дикие предки делали. Но зависли почти над водой. В воздушный поток не попали — паруса, стало быть, без работы. А лескаты слышат боль раненого собрата, слышат страх пастуха. Уперлись — ни вверх, ни вниз. Тут капитан Гайдж посмотрел за борт — и ахнул…
Рассказчик замолчал, оглядел столы. Его поняли совершенно правильно: тут же старику были протянуты четыре кружки с пивом. Сказитель взял одну, неспешно промочил горло и повел речь дальше:
— Ходит кругами по бухточке гигантская рыбина. Вроде как рыба-меч, но не меньше шхуны будет. А меч — как бушприт, да зазубренный, да страшный… Ходит по поверхности, от злости подпрыгивает, в воздух взвивается.
— Ишь ты! — не удержался курносый рыжий парнишка — то ли юнга, то ли молоденький леташ. И тут же схлопотал от соседа подзатыльник… нет, точно, юнга!
— Но и та беда была бы — полбеды, — сурово заверил слушателей старик. — С небес донесся грозный клекот. Закинул капитан голову — и видит: парит над ним птица. Да такая здоровенная — ну, с двух грифонов будет, не меньше!
— Ну, уж и двух! — не удержался, влез в разговор трактирщик, протиравший за стойкой оловянные кубки. — Я видел грифона в Берхагене, когда была коронация. Наследный принц на грифоне ехать изволил…
Старик замолчал. Обернулся к трактирщику. С удивлением и недовольством воззрился на земного торгаша, который вмешался в беседу небоходов.
Трактирщик почуял общее раздражение и набросился с тряпкой на подвернувшийся под руку кубок.
Старик выдержал укоризненную паузу и вернулся к своей истории:
— С двух грифонов, не меньше. Такая в каждую лапу схватит по человеку и унесет. А на клюв глянешь — и сразу поймешь, что она этим клювом не орехи щелкает. Сразу не напала: присматривается к добыче. Южнее Кораллового Пояса не каждый день летучие корабли встречаются. Но за этой милой птичкой атака явно не пропадет… Едва капитан об этом подумал, как пташка поднялась повыше — да и ринулась сверху вниз на «Портовую девчонку». А только капитан успел уже крикнуть боцману, чтоб взвел копьемет. Сразу крикнул, как только птицу увидал.
— На купеческом судне — копьемет? — усомнился кто-то.
На придиру цыкнули. А богато одетый толстяк с капитанским шнуром вокруг объемистой талии сказал задумчиво:
— В какое время мы живем… Я тоже себе на палубу копьемет поставлю. «Поморники» так обнаглели, что хоть боевого мага в рейс нанимай… А вы рассказывайте, сударь, рассказывайте. История презанятная.
Старик учтиво поклонился.
— Боцман не подвел, выстрелил метко, под крыло угодил. Птица даже закувыркалась. Другой бы твари конец пришел, а эта вновь поймала крыльями поток и пошла вверх. Снова для нападения изготавливается. Прямо не птица, а Свен Двужильный, до того упрямая!
Слушатели посмеялись. Здесь, в уютной таверне, можно было и про знаменитого «поморника» пошутить. То ли дело в небесах, когда только того и жди, что вынырнет из облаков «Красный коготь» с четырьмя копьеметами по каждому борту…
— А только и капитан Гайдж был не дурак. Птица еще в воздухе кувыркалась, когда альбинец хлопнул себя по лбу, побежал с капитанской галереи на палубу и кинулся в свою каюту…
— Придумал что-то? — снова не удержался лопоухий юнга.
— Ну да, — охотно согласился старик, — вот этак себя ладонью по лбу шлепнул…
Он изобразил жест человека, припомнившего что-то важное, — и вдруг воскликнул:
— Ах, дурень я старый! Главное-то забыл!
Он сдернул с головы мягкую черную шляпу и протянул перед собой:
— Люди добрые, коли нравится вам рассказ, оцените его кто во что может!
И пошел со шляпой вдоль столов.
Слушатели заулыбались маленькой хитрости рассказчика, оборвавшего историю на интересном месте. В шляпу дождем посыпалась медь.
Наконец старик, держа наполнившуюся шляпу в левой руке, правую приподнял, призывая всех к молчанию.
— Капитан вынес из своей каюты кожаный мешок с таумекланским перцем. Но почему Гайдж хранил мешок не в грузовом трюме, а в своей каюте — про то меня не спрашивайте, сам удивляюсь!
Леташи расхохотались. Толстяк капитан весело всплеснул руками.
Даже тот из небоходов, кто никогда не загружал трюм контрабандой, время от времени припрятывал что-нибудь мелкое, но ценное, чтобы продать без пошлины. А мешок таумекланского перца — мелких семян дерева тхиллок, из которых изготовляли острую приправу, — мог дать неплохой заработок тому, кто провезет его мимо таможни.