Орлы или вороны (СИ) - Мартин Дэвид

На прошлом уроке физкультуры, когда все подтягивались на оценку, Виктор подтянулся пять раз, это была оценка четыре. Мало, конечно, но некоторые парни не могли и раза подтянуться. Пять — это был его личный рекорд. Сиплый легко подтянулся десять раз и спрыгнул, получив пятерку. Наверное, мог бы и больше.

– Молодец, – крикнула Машка из параллельного класса, когда Сиплый соскочил с турника, и все посмотрели в её сторону. В Машку были влюблены, наверное, все парни его возраста, включая Виктора. Вот бы ему она так крикнула! Он бы дорого за это заплатил. Что же, вот он сейчас и платит. Подтянуться удалось не сто раз, а только восемь. Пять — и три раза по одному. Дальше дело не шло. Как он ни старался, мышцы отказывались слушаться. Про скакалку и речи быть не могло. Не было сил даже поднять руки, не только прыгать. Решил продолжить тренировки завтра.

На следующий день Виктор проснулся пораньше и направился в лес, на поляну. Для себя он назвал её лесным спортзалом. Начал со скакалки. Прыгалось очень тяжело. Как будто к ногам привязали две тяжёлые гантели, а скакалка весила килограммов десять. Решил передохнуть и перейти к отжиманиям. Отжиматься тоже было очень трудно. Удалось отжаться несколько раз по десять, и на этом силы закончились. Виктор разозлился на себя и на Юрия Ивановича, заодно на Сиплого, и даже на трудовика. К удивлению, это придало немного сил, и он смог выполнить норму по приседанию и наполовину — по отжиманию. Когда он добрался до спортзала, на подтягивание опять не осталось сил.

«Ладно, завтра как раз физкультура, там и подтянусь свою норму», — подумал он.

На следующее утро, когда Виктор проснулся, у него болело всё. От пяток до макушки. Все мышцы были одной сплошной болью, он даже полностью не мог разогнуться, так болел пресс на животе.

— Да пошло оно всё! — сказал он себе. — Не буду тренироваться. Надо отнести этому Юрию Иванычу скакалку и забыть. Это с самого начала была бредовая идея.

На обеде в школьной столовой Ярский шёл к себе за столик, неся поднос с едой. Ужасно болели мышцы. На подносе стояли тарелка борща, второе, пюре с котлетой и стакан компота. Обычный школьный обед. Тут краем глаза он увидел Сиплого, направляющегося в его сторону. Виктор поспешил за свой столик, прибавив шагу, но Сиплый опередил его. Он поднял руку, чтобы ударить Виктора по шее, и уже открыл рот, чтобы сказать: — «Кайфушка», но Виктор сделал шаг в сторону, чтобы увернуться, и ему это почти удалось. Ладонь Сиплого прошла вскользь по плечу и спине Виктора, но он всё же потерял равновесие и, чтобы не упасть, инстинктивно дёрнул руками. Всё, что было на подносе, полетело на пол. Сиплый довольный заржал и пошёл дальше, даже не остановившись. Виктор оглянулся ему вслед и увидел: о боже! — из-за своего столика прямо на него широко открытыми глазами смотрела Машка. Она всё видела и продолжала с интересом наблюдать. Виктора затрясло от ярости, и он вдруг не своим голосом заорал:

— Сиплый! Хохол, ты козёл, сюда иди!

Все, кто был в столовой, обернулись на него, и Сиплый тоже с удивлением, даже немного растерянно, посмотрел на Виктора, потом пришёл в себя, повернулся и прошипел:

— Чего ты сказал? Повтори.

За те несколько мгновений, пока он приближался, ярость Виктора успела смениться на тревогу, он почувствовал предательскую слабость в ногах, но слова уже были сказаны, отступать поздно. Он бросил поднос, сжал кулаки и поднял руки в боксёрскую стойку. Через секунду Сиплый был уже рядом. Ударить Виктор не успел — да какое там ударить, он даже не заметил удара Сиплого! С ходу, не останавливаясь, размашисто и хлёстко, тот справа влепил Виктору боковуху. Как будто граната взорвалась в голове. Виктор упал и на мгновение потерял сознание. Это был лёгкий нокдаун. Очнулся он, когда двое парней из его класса помогли ему встать. Виктор оглядывался по сторонам, приходя в себя. Сиплый довольный скалил зубы, но тут на него закричала Тамара Ивановна. Толстая повариха бросила разливать компот по стаканам и поспешила на шум. Сиплый развернулся и спокойно пошёл прочь, насвистывая, как ни в чём не бывало. Ярский бросил взгляд туда, где сидела Машка. Она ела, уткнувшись в свою тарелку, нарочито низко опустив голову, как будто ничего не случилось. Голова слегка кружилась, во рту Виктор почувствовал солёный привкус крови. Удар получился настолько сильный, что он порвал внутреннюю сторону щеки о зубы, но это сейчас меньше всего волновало Виктора. Сейчас он точно знал, что должен делать.

Стиснув зубы, он с остервенением прыгал и прыгал на грёбаной скакалке, потом, не обращая внимания на боль, отжимался и снова отжимался. Подтягиваться в зал не пошёл, не хотел, чтобы кто-нибудь заметил его за этим занятием. «Позже наверстаю», — думал он. И снова прыгал и прыгал. Боковым зрением Виктор заметил какое-то движение в лесу. Он остановился и резко повернул голову. На краю поляны, метрах в тридцати от него, на задних лапках стоял енот и внимательно за ним наблюдал. Виктор не мог отвести взгляда от мохнатого зверька, такой классный он был. Прикольная острая мордашка с чёрными глазами-бусинками, передние лапки — словно руки у человека, большой пушистый хвост. Виктор никогда в жизни не видел енотов, только на картинке. Он как заворожённый долго смотрел на животное, а енот с таким же интересом наблюдал за человеком. Наконец Виктор позвал его, присев на корточки и похлопав рукой по коленке:

— Шарик, Шарик, иди сюда.

Енот повёл носом, опустился на четыре лапки, развернулся и, виляя шикарным пушистым хвостом, учапал прочь. Виктору показалось, что зверёк даже кивнул ему головой на прощание.

«Бывает же такое, — подумал он. — Прямо как будто дрессированный».

На следующий день боль в мышцах стала ещё сильнее, и Виктор уже подумал: а не повредил ли он чего своими упорными тренировками. Но после школы, когда он опять пришёл на поляну и начал прыгать, боль стала как будто бы меньше. Нет, не меньше, просто привычнее. Он попросту перестал обращать на неё внимания. Приседать было на удивление легко, ноги хоть и побаливали, но не так сильно, как руки и живот. Виктор решил увеличить нагрузку на ноги и вместо отжиманий целый день приседал. Он присел около тысячи раз. Сначала считал, потом сбился со счёту. Как он раньше сам до этого не додумался? Ведь тренироваться — это так просто и так интересно!

Через три дня боль полностью прошла. Виктор с радостью отметил, что, отжимаясь по двадцать раз, он почти не теряет силы, и, отдохнув,попробовал отжаться на рекорд. Получилось аж пятьдесят. Прыгать тоже стало намного легче. Уже не так сбивалось дыхание, как вначале. Он попробовал прыгать на одной ноге — получилось. На другой — тоже получилось. Через две недели на уроке физкультуры бегали стометровку, Виктор пробежал неплохо. Потом пошли на турник. Все по очереди начали подтягиваться — кто пять раз, кто семь. Сиплый в этот раз подтянулся двенадцать. Было видно, что он хотел больше, но не хватило силы. Даже двенадцатый вышел не до конца, с натягом.

— Молодец, Сипелко! – Физрук что-то записывал в своём журнале, где Ярский по алфавиту находился в конце списка и подтягивался одним из последних. Когда он запрыгнул и начал, то с удивлением почувствовал необычную легкость, как будто вес тела уменьшился наполовину. Он на одном дыхании подтянулся восемь раз, что вызвало одобрительный ропот в зале. Повисел пару секунд — потом ещё два раза. Ещё повисел — потом ещё раз.

— Э-э, так нельзя, — вдруг ни с того ни с сего сказал Сиплый. — Он отдыхает.

— Отдыхать не воспрещается, — заметил физрук, — если ты продолжаешь висеть на турнике. Давай, Витёк, ещё разик.

Виктор напрягся изо всех сил, собрал всю силу воли, но не смог. Подтянулся, но не до конца.

— Одиннадцать с половиной, — крикнул кто-то из строя.

— Половина не считается, одиннадцать. Молодец, Ярский, — сказал физрук, ставя пятёрку.

— Слабак, — выкрикнул Сиплый, но в голосе его слышались нотки досады. Он явно не ожидал такого от Виктора.

Теперь Виктор тренировался намного интенсивнее — он сам себе поднял планку во всех трёх заданиях, что дал ему тренер. Единственное, что не получалось сделать, это проскакать тысячу раз. Не хватало дыхалки. Как и почти все парни, Виктор, конечно же, курил. Это казалось настолько обычным, что бросить даже мысли не возникало. Первый раз он попробовал в десять лет и уже третий год дымил как паровоз, стреляя сигареты у прохожих мужиков. И тут вдруг, ни с того ни с сего, отдышавшись в очередной раз, он подумал: «А зачем? Ведь это же абсолютно противоестественно — вдыхать в себя дым».