Сапфо, или Песни Розового берега - Ольга Клюкина

Или маленькую Тимаду заранее оповестил об этом кто-то из добрых богинь?

— Нет, я была не права, что от Тимады остался лишь пепел, — вдруг светло улыбнулась Филистина. — У Фаона ведь и глаза точь-в-точь такие же, как у матери. Похожи на две воробьиные ягоды — спелые черешни. Но зато волосы почему-то другие, совсем светлые, словно в них навсегда застыла морская соль…

Но она тут же пожалела о том, что вспомнила вслух про мальчика.

— Хорошо, что ты мне напомнила, я как раз собиралась поговорить с ним об отъезде в Афины, — задумчиво, как бы мимоходом, проговорила Сапфо. — Пожалуй, я сделаю это завтра утром.

Сейчас Сапфо глядела в сторону далекой белой скалы, возвышавшейся над морем словно клык огромного чудовища, а после печального разговора про Тимаду ей вспомнилась совсем другая скала, которой никому из смертных нельзя увидеть при жизни.

Сапфо подумала: интересно, как же она выглядит?

Известно, что по пути в царство Аида душа каждого человека должна непременно пролететь мимо Белой Скалы у входа в подземные чертоги, и только после этого полета умерший окончательно теряет память о своей прежней жизни.

Существует даже старинная поговорка: «Прыгнуть с Белой Скалы», что означает — потерять память о прошлом, забыть все, что с тобой было раньше.

Странно, неужели маленькая Тимада тоже больше не вспоминает о своих оставшихся на земле подругах?

— Ах, — сразу же обмерла Филистина. — Но… почему — Афины? Какие еще Афины? Ведь этот город находится так далеко отсюда, почти что на краю света.

— Ты преувеличиваешь, Филистина, — улыбнулась Сапфо. — И потом, ты, наверное, забыла, что маленькая Тимада прибыла на Лесбос из Афин — ведь этот город является ее родиной, а значит, отчасти и родиной Фаона. И потом — там до сих пор живет и, насколько я поняла, процветает отец Тимады, которому пришла пора взглянуть на своего внука.

— Ах, я вижу, это ты обо всем позабыла, Сапфо, — с упреком посмотрела на подругу Филистина. — Но я-то прекрасно помню, что за ужасный человек — этот твой отец Тимады, который поддался на уговоры мачехи и отправил дочь на Лесбос, к каким-то своим дальним родственникам, и не слишком-то интересовался ее дальнейшей судьбой. И даже когда Тимада умерла, он не ответил на твое письмо, не захотел признавать Фаона, и все это время даже ни разу не пытался узнать, как мальчик живет, и жив ли вообще… И потом, Сапфо, я поняла, что ты передумала куда-либо отправлять Фаона. Мы все, все так считали.

— Нет, почему я должна передумать? Просто я ждала писем из Афин. И вчера наконец-то их получила.

— Каких писем? — как-то сразу заметно поникла Филистина и еще больше стала похожа на цветок, который к вечеру крепко сжимает нежные, трепетные лепестки, пряча себя от чужих глаз.

— Во-первых, от отца Тимады, старого Анафокла, за это время успевшего потерять на войне двух сыновей. Очевидно, это заставило его сделаться гораздо мудрее. Я на всякий случай написала ему еще разок, не слишком надеясь на ответ, но Анафокл ответил, что теперь живет мечтой увидеть Фаона и обещает осыпать его чистым золотом, сделать знатнейшим человеком в Афинах и оставить внуку, единственному теперь мужчине в их семье, богатое завещание.

— И ты веришь старческим бредням? — возмутилась Филистина. — Какое золото можно ожидать от человека, который за все эти годы не подарил своему родному внуку даже глиняной свистульки и, можно сказать, вовсе бросил Фаона на произвол судьбы!

— Ты права, Филистина, я тоже не слишком верю словам Анафокла, разумом которого, похоже, заправляет его вторая, а может быть, уже и третья, или пятая жена. И я вовсе не собираюсь отправлять нашего Фаона куда глаза глядят, — пояснила Сапфо. — Поэтому я написала письмо также и своим друзьям, которые обещали в случае чего радушно принять у себя мальчика, найти ему в Афинах лучших учителей, а если понадобится — то на время полностью взять на себя все заботы о сыне Тимады.

— Но почему, Сапфо, ты думаешь, что они это сделают лучше нас? — спросила Филистина дрожащим от обиды голосом. — Я почти уверена, что дед Фаона выжил из ума и зовет внука, потому что теперь сам нуждается в поддержке. И будет вполне справедливо отомстить ему за дочь тем…

— Ни ты, ни я не знаем, и не можем знать, что движет человеческими поступками, — прервала подругу Сапфо. — И потом, мальчик не может жить всю жизнь только среди женщин. Это, Филистина, не пойдет ему на пользу. Ведь Фаон не случайно родился мужчиной и должен сам как следует испытать свою судьбу. Думаю, он уже на днях, получив необходимые рекомендательные письма, отплывет с Лесбоса на попутном корабле.

— В какой-то степени я даже завидую Фаону, — откровенно призналась Дидамия. — Лично я хотела бы быть на его месте… при условии, конечно, если бы я тоже когда-то родилась мужчиной. Ведь говорят, что Афины не по дням, а по часам становятся настоящим центром наук, искусств и школой политики — недаром этому городу покровительствует богиня мудрости. Именно в Афинах можно подняться на холм Мусейдон, который считается домом, где незримо живут музы. А представь, если Фаон к тому же действительно получит громадное наследство? О, какие перед ним откроются возможности!

Сапфо только молча кивнула, а про себя подумала, что сама она навряд ли захотела бы жить в прославленном городе, названном в честь мудрой, совоокой богини Афины, которую она конечно же от всей души уважала и почитала, но…

Но Афина, похоже, все-таки была неспособна до конца понимать поэтов!

Однажды, по преданию, Афина в гневе бросила на землю флейту только потому, что при игре на этом инструменте у нее некрасиво искажалось лицо.

И почему-то в одном этом невольном жесте Сапфо видела для себя что-то чуждое и даже слегка враждебное.

Нет, Дидамия права, что Лесбос — самое лучшее место во всем мире.

— …Да, и политики, — все больше расходилась Дидамия. — Настоящие мужчины не умеют жить без политики, и наш Фаон тоже может оказаться в центре борьбы, прославиться как оратор или известный полководец. Может быть, ему даже придется воевать с иноземцами, с варварами…

— Ах, нет, только не это, — побледнела еще больше Филистина.

— Не волнуйся, как бы ни сложилось, Фаон в скором времени начнет жить в Афинах нормальной жизнью, когда официально станет эфебом, — успокоила подругу Дидамия. — Когда Фаону исполнится восемнадцать лет, его, как и всех его сверстников, внесут в гражданские списки, и два года он будет служить в военном отряде, находясь на полном государственном обеспечении. А после первого года службы принесет клятву на верность городу и станет настоящим мужчиной.