Маневры неудачников - Роман Злотников

— У тебя ущербная логика, — сказал я. — В первую очередь следует уничтожать вовсе не те объекты, которые проще всего уничтожить, а те, которые имеют стратегическую ценность. Обломок астероида, на котором мы сидим, никакой стратегической ценности не имеет. Единственный космический объект, которому во время свалки что-то угрожает, — это база ВКС «Спектрум», хотя бы потому, что там ремонтируется третья часть военного флота Альянса. Все остальное никому на фиг не нужно.

— Я слышал, «Спектрум» собираются отбуксировать поближе к Солнечной системе.

— Зачем? — удивился я.

— Типа, там ее легче будет защитить.

— Но там она никому и не нужна, — сказал я. — В Солнечной системе есть марсианские верфи, справляющиеся с ремонтом кораблей куда лучше «Спектрума». Собственно, вся ценность «Спектрума» и заключается в его уникальном местоположении, которое позволяет кораблям Альянса не возвращаться в Солнечную систему для ремонта. Кроме того, буксировать космический объект такого размера слишком дорого. Дешевле демонтировать самое ценное оборудование и бросить саму базу на откуп врагу. Или взорвать ее к чертовой бабушке, чтобы она врагу не досталась.

— Я тоже так думаю, — сказал Рома. — Но проблема в том, что мое мышление кардинальным образом отличается от мышления наших вояк. Военные любят все большое и красивое, а «Спектрум» — это чертовски здоровая блестящая штуковина, чтобы они могли просто так отказаться от своей любимой игрушки.

— Это сейчас, — сказал я. — Когда начнется свалка, все изменится. Существует такое понятие, как военная необходимость.

— Есть еще такое понятие, как инерция мышления. Многие военные от него страдают.

— Меня дико раздражает идея о том, что среднестатистический штатский умнее среднестатистического военного, — сказал я. — Тебя послушать, так в армии вообще одни неандертальцы служат.

— Мой отец был военным, — сказал Рома. — Я ненавидел своего отца.

— Это твоя личная драма, — сказал я.

— И потом, я — не среднестатистический штатский. Я умнее.

— И ты думаешь, что в армии нет никого умнее тебя? Или хотя бы твоего же уровня? — уточнил я.

— Ты еще расскажи мне, что ВКС — это щит человечества, единственное, что защищает нас от угрозы уничтожения, — процитировал Рома фразу из пропагандистского ролика Альянса.

— Учитывая ситуацию в галактике, ты должен признать, что в этих словах есть смысл, — сказал я.

— Проблема только в том, что от угрозы уничтожения этот щит нас все равно не спасет, — сказал Рома. — Когда начнется свалка — это будет конец всему. Кто бы ни выиграл в этой войне, человечество получит смертельный удар, от которого мы уже никогда не оправимся.

— Давно ты примкнул к сторонникам «рагнарека»?

— Я, скорее, сторонник апокалипсиса, — сказал Рома. — Рагнаристы считают, что кому-то удастся выжить и начать новый виток развития. Я же думаю, что свалка поставит в истории человечества одну большую жирную точку.

— И как тебе живется с подобными взглядами? — поинтересовался я.

Он пожал плечами:

— Я уже не помню времен, когда у меня были другие взгляды. Так что мне не с чем сравнивать.

— И каковы твои планы на будущее?

— Сегодня с утра ты едок и язвителен, друг мой, — сказал Рома. — Но, несмотря на это, я все равно тебе отвечу. Я собираюсь накопить достаточно денег, чтобы эмигрировать на какую-нибудь захудалую планету и прикупить себе там ранчо с личным бомбоубежищем. Свалка будет долгой, так что у меня есть все шансы умереть от старости и не узнать, чем все кончилось. Хотя я уже сейчас знаю, что ничем хорошим это не кончится.

— И снова ущербная логика, — сказал я. — Свалка будет долгой, но отнюдь не повсеместной. Всегда будут существовать какие-то островки спокойствия, до которых война еще не докатилась. С другой стороны, ты никогда заранее не узнаешь, в какой очередности планеты попадут под волну атаки, следовательно, не сможешь правильно выбрать ту, которая позволит тебе дожить до естественной смерти от старости. Если ты просто хочешь прожить как можно дольше, тебе нужно покупать не ранчо с бомбоубежищем, а космический корабль, достаточно быстрый, чтобы вывести тебя из-под удара.

— По сути ты прав, но тут есть две сложности, — сказал Рома. — Во-первых, я не умею управлять космическим кораблем.

— Это несложно, — сказал я.

Мне удалось освоить сие нехитрое искусство всего за полгода усиленных тренировок на Леванте. Конечно, любовь к космическим симуляторам, в которые я играл в своей «прошлой» жизни, здорово мне в этом помогла, но я полагаю, что пилотировать современные космические корабли гораздо проще, чем управлять самолетами в двадцатом веке. Хотя самолетами в двадцатом веке я и не управлял.

— Поверю тебе на слово, — сказал Рома. — Вторая сложность заключается в том, что приличный космический корабль стоит раз в десять дороже, чем ранчо с личным бомбоубежищем на какой-нибудь захудалой планете, и если на ранчо я и смогу накопить до начала свалки, то мои шансы за этот же срок накопить на космический корабль стремятся к нулю. Хотя теперь я понимаю, почему ты такой спокойный. Ты-то уверен, что в случае опасности сможешь свалить отсюда в несколько минут, да?

— Если что, я возьму тебя с собой, — пообещал я.

— Что человек, у которого есть собственный космический корабль, вообще делает в службе безопасности этой помойки? — тоскливо поинтересовался Рома.

— То же, что и ты. Зарабатывает себе на жизнь, — сказал я.

— То есть на корабль ты заработать смог, а на жизнь — нет?

— Я на корабль не зарабатывал, это подарок, от которого неудобно было отказываться, — сказал я. — Кроме того, он старый и списанный.

— Некислый подарок, — вздохнул Рома. — Кто бы мне космический корабль подарил? Пусть даже старый и списанный.

— Попытайся вспомнить, нет ли у тебя богатых родственников или друзей, у которых завалялся лишний космический корабль, — посоветовал я.

— Есть, — сказал Рома. — Ты.

— Он у меня не лишний.

— Жаль, — сказал Рома. — Впрочем, ты обещал взять меня с собой, если что. Это уже хоть что-то, и я собираюсь поймать тебя на слове.

— Не думаю, что в ближайшее время станции будет угрожать какая-то опасность, — заметил я.

И тут, словно издеваясь, у меня запищал служебный коммуникатор.

Мистер Реймондс, встретивший нас в опорном пункте охраны на третьем ярусе, оказался неопределенного возраста лысым толстячком, нервно комкающим в руках носовой платок. В опорном пункте охраны привыкли к нервничающим людям, поэтому персонал не обращал на него особого внимания, дожидаясь старшего по смене. То есть меня.

Рома, которому катастрофически не хотелось проводить плановый осмотр нижних ярусов, увязался за мной следом.

— Малыш Гарри пропал, — выпалил мистер Реймондс, едва мы переступили порог служебного помещения.

— Сколько лет малышу?

— Пять. Черт побери.

Понятия не имею, куда смотрел этот идиот, потерявший пятилетнего ребенка на космической станции. Тут есть масса мест, в которых может спрятаться непоседливый пацан, и масса мест, прятаться в которых чрезвычайно опасно и взрослому. Те же нижние ярусы, которые требуют ежедневного планового осмотра…

— Давно это произошло?

— Не знаю. Я отлучился из своего номера, а когда вернулся, его уже не было… Он каким-то образом умудрился открыть дверь и…

— Когда вы заметили, что его нет?

— Минут двадцать назад.

Я попытался представить, как далеко может забраться на нашей станции оставленный без присмотра ребенок за двадцать минут. А скорее всего, времени прошло больше, так что очертить зону поисков можно только примерно…

— Как долго вас не было в номере?

— Около двух часов…

Нет, ну что за идиот? О чем он вообще думал, оставив пятилетнего ребенка на два часа? И где он эти два часа разгуливал, позабыв о родительской ответственности? Если ребенок покинул номер хотя бы полтора часа назад, теоретически его можно искать в любой точке станции, открытой для свободного доступа.

— А малыш Гарри… Вы понимаете, он обожает везде лазить… Попав в новую для себя обстановку, он наверняка нервничает и… словом, я боюсь, он может залезть куда-нибудь…

— Я тоже этого боюсь, — сказал я. — А вам не кажется, что, попав в новую для себя обстановку, малыш Гарри нуждался в более пристальном внимании?

— Э-э-э… это моя ошибка, я признаю…

Я махнул рукой. Сейчас не время признавать ошибки и искать виноватых. Космические станции — это довольно опасное для детей место, и чем раньше мы найдем малыша Гарри, тем спокойнее нам всем будет.

За пультом диспетчера сидел молодой парень по имени Фил. Наши смены совпадали нечасто, поэтому, кроме имени, я почти ничего о нем и не знал.