Конница Бехтерева - Алексей Смирнов

Помню, один малец меня прямо довел с этой резинкой до исступления. Этот шкет просиживал в ординаторской часами, лет семь или шесть ему было. Потому что его маме некуда было девать шкета, и она брала его с собой на работу. А мама сидела за соседним со мной столом. И шкет едва ли не круглосуточно пропитывался атмосферой дерьма, гепатита, памперсов, костылей и гноеточивых пролежней.

И вот он вдруг как заверещит: «Холодненьким пахнет! Мама, холодненьким пахнет!»

Знаете, какой у меня любимый эпизод в фильме про Жеглова? Когда водитель хлебной машины идет к телефонной будке и хрипит малышу: тихо, пацан.

Тихо, пацан!

Холодненьким пахнет…

Это от маминого коллеги мятной резинкой пахнет, то бишь от меня. Потому что я десять минут назад засандалил из горла двести грамм из лимонадной бутылки с водкой, которую мне подарила благодарная больная.

А он так и вьется вокруг, вприсядку: холодненьким, холодненьким!.. И мама уже тянет носом. Павлик Морозов заработал. Мысли разбегаются, руки прыгают, паника. И костенеет условный рефлекс.

Дверь вскрывали при помощи МЧС. Внутри лежала бабка, изъеденная пролежнями.

Бабку доставили в реанимацию, начали ставить ей мочевой катетер, и сразу из половой ее щели полезли опарыши.

Сестры загалдели:

— Оставим! Оставим до утра, пусть народ посмотрит!

— Нет, — сказал доктор. — Быстро все убрать, пока мухи не налетели.

Ну, устроили фотосессию при помощи телефонов с камерами.

Наснимали, загнали в компьютер и подпись придумали: «Без окон, без дверей, полна горница червей».

Первое, что увидел шеф, когда утром явился и врубил компьютер.

Токсовская больница — странное место.

Попадешь и сойдешь с ума.

Пятнадцать человек в палате, и только тот, что на искусственной вентиляции, не бредит. А у прочих сплошная белая горячка, да психосоматика.

Так что трахеостома — лучшее средство от неправильных мыслей.

У одного вертолетчика между лопаток вырос пропеллер и он вылетел из кровати на пол, с гирями на ногах (сломаны были ноги).

Доктор успокоил его галоперидолом, и летун посетовал: эх, не долетел до Москвы — пришлось садиться в Витебске.

Его сосед по койке в это время брал Варшаву.

Можно развить тему и написать, как вообще пьют врачи.

Многим же интересно, правда — и как это они пьют?

А так, что вы им все равно ничего не сделаете и придете лечиться.

Одни прячутся, другие — не очень. Кто проще, тому больше прощается. Был у нас, например, почтенный хирург, заведующий отделением. Он напивался среди бела дня, и это оказывалось полным сюрпризом. Напивался, запирался в кабинете и жил там неделю, преимущественно спал. И никому это не мешало. Пациенты как мерли, так и мерли, а некоторые выписывались.

Конечно, желателен стаж, опыт работы, потому что молодежи таких вещей не спускают. И уж совсем опасно напиваться на дежурстве, потому что ночами по городу рыщет хищный и безжалостный ночной дозор, то есть линейный контроль. Так произошло с нашим реаниматологом, который уже на дежурство пришел, наступая себе на галстук. И лег спать. И его выгнали, потому что он еще не заработал себе права спать.

Большинство предпочитает половинить процесс. Немножко на работе и немножко после. Или побольше после.

Лично я предпочитал вообще после, потому что мучился угрызениями совести. В Писании все это оговорено: «Будешь бежать, когда никто не гонится за тобой». Полдня приходилось ужасно страдать, изображать озабоченность и говорить, что идешь в Администрацию. Вместо Администрации я шел на лестницу, восходил к чердаку, стоял на площадке и курил, пока не приходили курить мои пациенты.

Однажды, помню, я отпросился уйти пораньше, к зубному врачу. Меня нехотя отпустили. Я убежал, как лань; очутился в каком — то далеком магазине, с запасом поправил здоровье и сел в автобус, чтобы ехать на вокзал. Я за городом работал. Но я позабыл о привычке местных автобусов кружить и петлять. Через пять минут меня, разморенного и потрясенного, привезли обратно к воротам больницы, откуда уже валом валили мои сослуживцы.

Они затолкались в автобус, обрадованно увидели меня и ничего не сказали, только смотрели во все глаза и нехорошо улыбались. Я втягивал голову в плечи, кутался в шарф, и у меня торчал только нос, очень жалкий и дерзкий.

Врач УШЕЛ.

Нет, не так. Все намного тоньше и толще.

Врач УШЛА.

Я сидел пятым в очереди, и дверь открылась, и врач УШЛА. Куда — никто не знал; она выплыла не то дебаркадером, не то дирижаблем. Мерно покачивая задубелыми жировыми напластованиями, она удалилась в страну вечно закипающего чайника.

Я попытался подсчитать изменения, случившиеся в детской поликлинике в эпоху национального проекта здравоохранения. Насчитал три штуки.

Во — первых, зачем — то сняли древний плакат с коровой и стихами: «Кады — мады, неси воды, корове — пить, тебе — водить».

Во — вторых, в регистратуре установили компьютер. Теперь — то уж прежнему распиздяйству не бывать. Раньше подходил и получал свою Клинопись, а теперь хрен. Сначала ты покажешь документы, потом регистраторша набьет все в компьютер, вылезет распечаточка — талон, а уж потом она пойдет за Клинописью.

Регистраторша одна, тут уж или — или. Фонды не резиновые: либо талон, либо напарница. Сидит с лицом непроницаемого дятла, ее пальцы в деловитой судороге дрожат и зависают над каждой буквой, потом тюкают.

В третьих, конечно, бахилы. Пять рублей. На что бахилы, если с утра идет чудовище, в шубе — пальто, без бахил, на работу? Распространяет тлен самим фактом своего появления, топочет уличными тумбообразными ножищами — сапожищами? С порога торгует солями из Мертвого моря, с порога же советует пить при гнойном отите абстрактную траву?

Я сильно подозреваю, что Больница Володарского — гиблое место, истребительное лечебно — карательное учреждение. Я точно не знаю, но первое впечатление составилось именно такое. Однажды я зашел туда в поисках трудоустройства и сразу вышел.

И расположена она в неприятном соседстве: там баня, травматологический пункт, какой — то магазин — короче, все очень страшные места.

И вот я увидел душераздирающую картину.

По ступеням аптеки медленно поднимался каторжанин, временно эту больницу покинувший. Он проделал длинный путь. Он передвигался на костылях, одна его нога была изогнута примерно в коленном суставе, но в обратную сторону, и завязана стопою в тряпочку. Пациент был одет в огородном стиле и страдал запущенной асфальтовой болезнью. На лице его главенствовал фиолетовый цвет. Коленками назад, он поднимался в аптеку подстреленным кузнечиком. Костыли мягко стучали с интервалом в полторы минуты.

Едва он начал протискиваться в двери, аптека взорвалась.

— Вчера! Вчера сидел до одиннадцати! — завопили из — за стекла. — Нельзя входить!

Но он протиснулся, делая вид, что это не ему говорят, а может быть, даже мне.

Побежали за несуществующей охраной. Кузнечик добрался до центра зала и закричал в ответ:

— Меня ребята, ребята послали!

Я сразу ему поверил, что это он не себе, потому что он достал тридцать рублей, сумму немыслимую в данной инкарнации.

Ему быстро дали три бутылочки боярышника и велели не сидеть, а уйти навсегда, иначе боярышника ему больше не отпустят. Понимающе кивая, он взмахнул костылями и двинулся к выходу. Мыслями он был уже не в аптеке.

Вот я о чем думаю: что происходит с теми, кто его послал? Какие они?

Гинекология.

Доктор вразвалочку колесит по коридору и встречает каталку. На каталке — знакомое лицо.

И доктором овладела задумчивость.

Куда и зачем?

Вроде бы влагалище уже ремонтировали, и совсем недавно.

Ему отвечают:

— Снова! Теперь жопу разрезала!

Любопытство достигает солнечного градуса. Дело было так. Женщине действительно отремонтировали влагалище, и она попросила у медсестры зеркальце, чтобы посмотреть, как там у нее и что.

Какая на это бывает реакция? Естественная. Нет!

Нечего там смотреть.

И зеркальца не дали.

Тогда клиентка, вернувшись в палату, сняла со стены огромное круглое зеркало. Положила его на две табуретки и взгромоздилась толстой жопой.

Ну и…

Мне прочитали отрывки из официального документа, вывешенного в больнице, где я когда — то работал.

Некоторые моменты запомнились. Вообще, марксизм — ленинизм не стоит на месте, ибо все, что развивается, это он и есть.

Первым делом выяснилось существование ВОЗМЕЗДНЫХ услуг.

Так отныне называются услуги платные.