Бесполезен как роза - Арнхильд Лаувенг

Из исследовательских работ в этой области также явствует, что терапевты, вступавшие с пациентом в сексуальные отношения, говорили, что делали это ради пациента, нуждавшегося в сексуальном подтверждении или страдавшего заниженной самооценкой. Между тем по данным исследования у 40 % пациентов, имевших сексуальные контакты с терапевтом, самооценка снизилась по сравнению первоначальным уровнем. 50 % страдают кошмарами и паническими страхами, а 80 % — испытывают чувство вины и мучают себя упреками. (Cordt-Hansen, Johansen 2006). Так что одно лишь мнение терапевта не является надежным показателем того, что те или иные методы оказывают на пациента благотворное действие.

У одной из моих лечащих врачей одно время были гибкие границы между частной жизнью и профессиональной деятельностью. Я бывала у нее в доме, иногда мы вместе проводили свободное время, я была знакома с членами ее семьи. Это было приятно, мне самой это нравилось, я получала от этого удовольствия, по крайней мере, на первых порах. Однако в наших отношениях не хватало определенности и ясности, и терапия смешивалась с квазидружбой. Ибо настоящей дружбы между нами никогда не было, для этого слишком велик был дисбаланс власти. Отношения между терапевтом и пациентом никогда не бывают равноправными, так как, хотим мы того или нет, у терапевта всегда будет больше власти, чем у пациента. На мой взгляд, в этом случае самое лучшее — открыто признавать, что такое неравноправие существует. Делая вид, что между врачом и пациентом существуют равноправные отношения, мы снимаем с себя формальную ответственность, в то время как неформальная власть по-прежнему сохраняется. Это часто может оборачиваться негативными последствиями, приводит к непредсказуемым последствиям, когда то, что должно было служить для положительных целей, может привести к разрушительным результатам. Вопреки первоначальному замыслу.

Кроме того, вступать в социальный контакт с психотерапевтом слишком легко, когда тебе это разрешают. Мой терапевт часто говорила: «Думая так, мы с тобой были правы». Мы вместе что-то понимали, мы вместе противопоставляли себя другим людям, которые не понимают. В глубине души я чувствовала, что это не так. Однако я принимала такую позицию, потому что так было легче всего. Ведь я так долго была отгорожена от всего мира. И, соглашаясь с ее утверждением, будто все остальные чего-то не понимают, я облегчала себе жизнь, отказываясь разобраться в своих страхах, которые не давали мне сблизиться с другими людьми. Я делала это сама, по своей доброй воле, потому что так мне было проще и удобней всего. Но я делала это, кривя душой. В перспективе это мне ничего не давало. Это не помогало мне снова вернуться в человеческий мир. Это не восстанавливало для меня сеть социальных связей и не восстанавливало моего Я. Естественно, что, в конце концов, мне пришлось порвать с психотерапевтом и самостоятельно поработать над тем, чтобы сблизиться со своим окружением. Без этого нельзя было обойтись, если я хотела двигаться вперед, и мне следовало бы решиться на это гораздо раньше. А теперь в придачу ко всему мне пришлось проделывать эту работу одной, без поддержки психотерапевта, ибо, начав рвать отношения, я должна была разорвать их до конца. Вначале я поддалась соблазну, ведь это выглядело так приятно, но из-за этого я потеряла время и не смогла усвоить важных уроков. К сожалению, так уж устроено на свете, что решения, которые поначалу кажутся легкими и удобными, со временем оказываются дурными. Читая данные исследования, я узнаю в них себя: 80 % опрошенных впоследствии упрекают сами себя. Я думаю, что нарушения предписанных границ могут вызывать впоследствии стыд, даже если они не затрагивают сексуальной сферы. В отношениях между людьми может возникать множество других проблем, а квазидружеские отношения при добровольном согласии могут заслонять от нас неравенство. В процессе психотерапии терапевт всегда обладает большей властью и потому должен нести ответственность.

Многие из моих пациентов обладают небольшой социальной сетью и ограниченным социальным общением, в этом отношении у них все обстоит так же, как и в других областях: например, у них бывают ограниченные экономические ресурсы. Однако, удовлетворение этих потребностей моих пациентов не является моей непосредственной задачей. Я не снабжаю своих пациентов денежными средствами, когда слышу от них, что они сидят на мели. Я помогаю им установить контакт с институтами страхования или с социальной конторой, где они могут получить денежное пособие или помощь в деле управлении своими финансами, если затруднения возникли на этой почве. Точно так же в мои задачи не входит удовлетворение потребности моих пациентов в дружеских связях, человеческом тепле и расширении их социальных связей. В этом деле я могу оказывать им опосредованную помощь, помогая найти контакты, а, главное, выясняя в беседах, чего им не хватает, что они желали бы найти, чего боятся и что мешает им действовать в нужном направлении. Мое дело не предлагать им готовую рыбу, а дать совет, как ее поймать.

Поэтому к идее о том, что из психотерапевтических соображений можно нарушать правила, следует относиться скептически. В качестве альтернативного решения необходимо всячески подчеркивать главенство индивидуального подхода к человеку над требованиями той или иной системы. К счастью, креативность и гибкость можно проявлять, оставаясь в рамках дозволенного, и многие их тех, кого я вспоминаю с добрыми чувствами, не боялись поступать креативно. Те, кто меня видел. У кого находилась охота сделать немного дальше положенного. Люди, которые не просиживали весь вечер в дежурном помещении, а оставались рядом с нами. Те, кто приносил с собой из дома разные вещи: книжки, музыку, материал для лепки, игры, и делился с нами своим временем и интересами. Я помню студента с отделения острых психозов, который, заметив, что я очень интересуюсь психологией, одолжил мне свою книжку из списка обязательной литературы. Это был учебник, представлявший собой введение в психологию, в нем излагались лишь общие положения и не было ничего такого, что могло бы меня напугать или смутить. Впоследствии я прочла в журнале дежурств запись, в которой он дисциплинированно и четко докладывал о своем действии: «Она проявила интерес к моему учебнику, и я дал ей его почитать, так как мне показалось, что ей это доставит удовольствие». Никаких интерпретаций, никаких попыток найти в этом что-то болезненное, а только одна объективная информация, ставящая других в известность о том, что он сделал, почему так поступил, и к какому результату, по его мнению, это действие привело. Действуя в рамках существующих правил, он, однако, проявил гибкость. Он обратил внимание на меня и на мои потребности, и поступил так, как, на его взгляд, было лучше всего для меня, стараясь сохранить между нами отношения доверия и понимания, и в то же время давая другим возможность проверить правильность своего решения? Он выбрал тогда правильное решение. Но окажись оно даже ошибочным, это было бы обнаружено. Ибо он подстраховался за себя и за меня тем, что для верности поставил об этом в известность других людей.

Таким образом, оставаясь в рамках общепринятых правил, можно поступать творчески и доброжелательно, но точно так же возможно, не нарушая этих рамок, вести себя бездушно и высокомерно. Все зависит от того, как ты относишься к людям. Некоторое время назад наше локальное отделение Службы занятости рабочей силы Aetat пригласило нас на информационное собрание, на котором те, кто уже давно сидел без работы, должны были получить разъяснения по поводу курсов АМО[2] по пяти специальностям. На этом собрании присутствовали все ищущие работы, и после общего доклада предполагалось проведение индивидуальных собеседований с тем, чтобы наилучшим образом распределить имеющиеся на курсах места и дать всем соискателям индивидуальный совет и информацию, необходимую для того, чтобы они сделали для себя правильный выбор. Казалось бы, выбран был хороший метод, при котором общая информация сочетается с индивидуальным подходом, который должен был способствовать возвращению людей к трудовой деятельности, развить их профессиональные знания и навыки. А между тем все пошло совершенно не так, как было задумано. Консультантов оказалось слишком мало для проведения индивидуальных собеседований, поэтому люди пришлось дожидаться в приемной, пока до них дойдет очередь. Собрание началось в девять утра, а к шестнадцати часам многие так и сидели, дожидаясь, когда их вызовут для собеседования. Они просидели в очереди целый день, не смея никуда уйти. Ведь если бы они ушли, то не могли бы уже попасть на курсы, не получили бы ту помощь, которая могла дать необходимый толчок их карьере. Впоследствии местная газета потребовала от начальника конторы разъяснений случившегося, но тот ответил, что не видит в этом ничего экстраординарного: ведь участники собрания были безработными, так что они ничего не теряли оттого, что просидели какое-то время в очереди (Гломдален, 26.08.2005). Или, если выразить это иначе, их время ничего не стоило, поскольку они не имели оплачиваемой работы. Тем самым, сообщение, воспринятое этими людьми, оказалось по смыслу прямо противоположным тому, что в нем изначально содержалось. Люди, долгое время остававшиеся безработными, зачастую перестают верить в себя, и им требуется всесторонняя поддержка, для того чтобы они снова могли вступить в ряды работающих. Но у тех людей, которые просидели тогда долгие часы в тесной приемной, не имея возможности распоряжаться своим временем или хотя бы пообедать, этот день, как мне кажется, оставил в душе совершенно не то впечатление, которого все ожидали. Этот день убедив их вовсе не в том, что общество хочет помочь им снова встать на ноги, а лишь посеял в них чувство собственной неполноценности. Одна из соискательниц несколько дней спустя написала тогда письмо в газету, в котором рассказала о том, что у нее в тот день были назначены другие встречи, которые ей пришлось отменить из-за очереди в приемной. Она выразилась об этом так, что у нее было такое ощущение, словно их всех запихали «в какую-то каморку, потому что такие отбросы общества, как она, должны радоваться, что их вообще допускают в помещение Службы занятости». Хотели порадовать: «пятьдесят человек, ищущих работу, получают индивидуально подобранные места на курсах по повышению квалификации», а получилось одно огорчение. Никакие благие начинания не идут впрок, если их смысл не доводится до сознания человека соответствующим благотворным способом.