Преодоление - Михаил Одинцов

- Хорошо! "Аист", конец заправки. Разрешаю расцеп!

- "Аист" принял. Увеличиваю скорость.

Заправщик начал плавно удаляться от корабля Сохатого. Шланги вытянулись во всю длину. Еще миг - и они разъединились. Заправка кончилась.

- "Аист", расцеп нормальный. Спасибо за топливо.

- Счастливого полета, "Альбатрос"!

* * *

Проводив взглядом удаляющийся от него танкер, Сохатый развернул "гармошку" полетной карты. Устье реки на ней было перехвачено кружком контрольного ориентира, от которого линия пути уходила в Ледовитый океан: на голубом поле полетной карты лишь кое-где виднелись маленькие соринки острова. Иван Анисимович посмотрел на линию предстоящего пути, пересчитал расстояния: впереди у экипажа были еще тысячи километров покрытой льдами воды, ночь с новой заправкой в воздухе. И все это - для накопления опыта, приобретения необходимой психической устойчивости, которые так необходимы не только в учебном полете.

Прозрачность слоя облачности позволяла Сохатому видеть и голубую, с мазками киновари крышу земной жизни - само небо. И несмотря на то, что голубого было мало и присутствовало оно лишь как грунт на холсте художника, сейчас ему не хотелось другого неба, потому что это, согретое из-за облачных кулис солнцем, было красиво строгой определенностью.

С севера наплывали новые облака. И чем ближе подходил корабль к ним, тем выше поднимался их цветной козырек над машиной. И наконец за ними скрылось солнце. Вглядываясь в радужные оттенки облачности, Иван Анисимович пытался вначале определить оттенки цвета, но быстро убедился, что его познания и воображение слишком бедны, чтобы выдержать соревнование с природой.

Неожиданно над головой открывается чистое темно-голубое в зените небо. Облака опускаются далеко вниз.

Сохатый посмотрел вдаль: у горизонта небо обесцвечивалось облаками и теряло свою голубизну, отчего у Ивана Анисимовича создалось впечатление, что дальний обрез облаков загибается вверх подобно краям огромного блюда, над которым он представил маленькой трудолюбивой пчелкой свой самолет.

В теплой тишине рабочей кабины Сохатому кажется лишним надетый на него под парашютные лямки красный надувной жилет, лодка, притороченная к нему накрепко фалом, чтобы при прыжке не потерялась... Жилет и лодка необходимые атрибуты жизнеобеспечения, хотя никто из членов экипажа и не собирался купаться в воде, хранящей в себе не более четырех градусов тепла.

Вдали, оживив своим видом водную пустыню, показались суда. Сейнеры поднимали на борт тралы. Иван Анисимович рассматривал их молча и думал с горечью о том, что рыбаки из века в век стремятся как можно больше вычерпать рыбы, не давая морям ничего взамен.

За сейнерами - новое судно - лесовоз, потом - сухогруз. Затем сразу несколько идущих в кильватере судов. Но оживленный корабельный "проспект" исчезает под крылом, и внизу остается монотонное однообразие - тяжелая, зеленовато-серая вода.

Просторы Арктики пустынны. Даже из кабины Сохатый ощущает ее оглушающее безмолвие. Но чаще всего арктическая тишина представлялась Ивану Анисимовичу обманчивой, существующей только в понятии людей, знающих Арктику поверхностно, не умеющих или не желающих приблизиться к ней настолько, чтобы раствориться в ее просторах, превратиться из инородной в родную для нее частицу. Иногда он достигал такого единения с Севером, и тогда через штиль и дыхание ветра, через плеск воды и шелест снежинок, через запах и скрип снега для него все громче начинали звучать торжественно грозные, широко охватывающие мир басы хоралов Баха, очищающие душу от житейских мелочей, позволяющие подняться выше забот сегодняшнего дня.

Сохатый вспомнил, что тут недалеко пролегали маршруты Чкалова и Громова, которые впервые на самолете покорили Северный полюс и создали воздушный мост из Европы в Америку. Героический мост, по которому теперь преспокойно летают пассажиры, пьют чай и. читают, газеты.

Вспомнился ему и маршрут экипажа Леваневского, имевшего задание выполнить рекордный перелет через Северный полюс в США на новом самолете. Вначале все шло хорошо: полюс был взят - а через четыре часа их не стало... Несчастье пришло совершенно неожиданно, при полной уверенности в успехе. Ведь только за месяц перед этим Валерий Чкалов и Михаил Громов прошли этой трассой на одномоторных самолетах, а Сигизмунд Александрович летел на машине с четырьмя двигателями.

Девять месяцев длились розыски, но надежды найти хоть что-нибудь не оправдались. Пространство между 89-й и 83-й параллелями до сих пор хранит свою тайну. "Неудача в поиске, может быть, явилась следствием того, подумал Иван Анисимович, - что тогда не знали о существовании циркум-полярного вихря льдов в пространстве между Канадой, Аляской и географическим полюсом. Не знали, что панцирь Северного Ледовитого океана совершает свой бесконечный круговорот в направлении, обратном вращению Земли, и поэтому искали не так, как бы надо было, и не там, где могли оказаться люди".

Сохатый знал поговорку: "Семь раз отмерь, а один раз отрежь". Частенько ею пользовался, говоря с кем-нибудь о серьезных делах, когда вырабатывалось какое-либо важное решение. Но видимо, такого предостережения для Севера бывает мало, и ему захотелось вдруг известную всем поговорку сказать по-своему, не только сказать, но и взять ее за правило: "Семь раз отмерь, а потом подумай - резать ли?"

* * *

День угасал.

Пурпурный шар солнца лег на горизонт. Лучи его ударились о край земли и, отразившись, разметались по небу изогнутыми крыльями. Крылья света, дрожа и переливаясь всеми цветами радуги, старались удержать над горизонтом породивший их огонь, но, не выдерживая напряжения, ломались.

Проваливаясь за край земли, солнце начало двоиться: из-за красного диска показался изумрудный, раззеленив все вокруг. Солнце скрылось, и в небе на несколько секунд остался лишь бирюзовый горбик, посылавший Сохатому зеленый прозрачный луч как сигнал о скорой встрече.

Пламя заката разлилось по небу. Бушующее над горизонтом малиновое зарево переходило постепенно в нежнейшую лимонно-желтую акварель.

Блекли краски. Подернулись вечерней дымкой просторы, жившие сейчас только отблеском ушедшего солнца. И по мере того как иссякали силы света, радость любования переливами его волн сменялась в Сохатом задумчивостью, переходящей в легкую грусть. "Что случилось, Иван? - спросил он себя. Тебе жаль ушедшего солнца? Но ты же знаешь, что это временно. Не грусти. Придет новое утро и откроет новый день. Только молодость не возвращается".

Наступила ночь, взошла луна. От ее света небо вновь переменилось: обмелело, стало сине-холодным, в чем-то похожим на огромный спящий город: редкие звездочки живых окон, а на улицах - шуршащие обрывки цивилизации одинокие газетные астероиды в пыльных сквозняках.