Потому что я тебя люблю - Мюссо Гийом
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Взяв мужа за руку, Николь повела его в ванную и, прежде чем ускользнуть, пустила струю душа. Опьяненный дурманящим запахом шампуня, Марк около получаса стоял под струями домашнего дождя, обжигающего и возрождающего. Мокрый, завернутый в большое полотенце, он пошел по коридору, оставляя на ухоженном паркете лужицы воды. Марк оказался в комнате, которая ранее служила ему гардеробной, и заметил, что все его вещи по-прежнему там. Он даже не взглянул на свои бывшие костюмы – Армани, Босс, Зегна…
Марк спустился к Николь на кухню.
Сочетание дерева, стекла и металла – все это должно было создавать эффект прозрачности. Широкая столешница благородных очертаний скользила вдоль всей стены, а прекрасно оборудованный островок в центре приглашал занять место у плиты. Несколько лет назад эта комната излучала радостную атмосферу утренних завтраков в кругу семьи, полдников с блинчиками и ужинов влюбленных. Но уже очень давно никто больше здесь по-настоящему не готовил.
– Я сделала тебе омлет и тосты, – сказала Николь, наполняя кружку дымящимся кофе.
Марк сел перед своей тарелкой, но тут же встал. Его руки задрожали.
Прежде чем дотронуться до пищи, ему надо выпить. Алкоголь.
Под ошеломленным взглядом Николь он лихорадочно открыл первую попавшуюся под руку бутылку вина и опустошил до половины двумя долгими глотками. Успокоившись, он принялся за еду, не говоря ни слова, пока Николь не осмелилась спросить его:
– Марк, где ты был?
– В ванной, – ответил он, не глядя на нее.
– Нет, где же ты был эти два года?
– Внизу.
– Внизу?
– В туннелях метро, в сточных канавах, в канализационных трубах, с бомжами.
Со слезами на глазах его жена покачала головой в знак непонимания:
– Но почему?
– Ты прекрасно знаешь – почему, – сказал он, повышая голос.
Николь подошла к нему, взяла его за руку:
– Марк, у тебя есть жена, работа, друзья…
Он выдернул руку и встал из-за стола:
– Отстань!
– Объясни мне одну вещь, – закричала она, чтобы его удержать, – что тебе дает эта жизнь бродяги?
Он пристально на нее посмотрел:
– Я живу так, потому что по-другому жить не могу. Ты вот можешь, а я нет.
– Не нужно винить меня, Марк.
– Я тебя ни в чем не упрекаю. Строй свою жизнь, если этого хочешь. Ну а для меня это такая боль, с которой я справиться не могу.
– Ты же психоаналитик, Марк. Ты помогал людям преодолеть всякого рода катастрофы…
– С этой болью я справиться не могу, потому что это единственное, что не дает мне умереть. Это все, что у меня осталось от… нее, ты понимаешь? Не проходит ни минуты, чтобы я не думал о ней, чтобы я не спрашивал себя, что похититель мог сделать с ней и где она может быть в данный момент!..
– Она мертва, Марк, – обронила Николь отчужденно.
Этого он уже вынести не мог – поднял руку и схватил ее за горло, словно собираясь задушить:
– Как ты можешь говорить такие вещи?!
– Прошло пять лет! – выкрикнула она, освобождаясь. – Пять лет – и ни малейших признаков жизни, пять лет – и никто не потребовал выкупа!
– И все же всегда есть шанс…
– Нет, это конец, реальной надежды больше нет. Она не появится со дня на день. Этого не бывает никогда, ты понимаешь? НИКОГДА.
– Замолчи!
– Если когда-нибудь что-нибудь найдут, так только ее труп…
– НЕТ!
– Да! И не думай, что только ты один страдаешь. А как же я, потерявшая не только дочь, но и мужа?
Не отвечая, Марк поспешно вышел из кухни. Николь бросилась за ним, решительно настроенная убедить его в своей правоте.
– Ты никогда не думал, что мы можем иметь других детей? Ты когда-нибудь говорил себе, что со временем жизнь могла бы возродиться в этом доме?
– Прежде чем заводить других детей, я хочу найти свою дочь.
– Позволь мне позвать Коннора. Вот уже два года, как он повсюду ищет тебя. Он поможет тебе справиться с этим.
– Я не хочу! Моя дочь страдает, и я хочу страдать вместе с ней.
– Если ты будешь продолжать жить на улице, ты умрешь! Ты этого хочешь? Тогда иди! Пусти себе пулю в лоб!
– Я не хочу умирать, так как хочу быть там и в тот день, где и когда ее найдут.
Николь схватила телефон и набрала номер Коннора.
Ответь, Коннор, ответь…
Где-то в ночи, в пустоте, раздалось несколько телефонных звонков. Николь поняла, что Коннор не ответит и что она проиграла битву. Одной ей не удастся удержать мужа.
В гостиной Марк опять лег на диван и проспал еще несколько часов.
Он поднялся на рассвете, взял в гардеробной свою спортивную сумку, сунул туда одеяло, ветровку, пакеты с сухарями и несколько бутылок алкоголя.
Николь добавила ко всему этому телефон, запасной аккумулятор и зарядное устройство.
– Если ты вдруг решишь позвонить Коннору или я захочу связаться с тобой…
Когда Марк открыл дверь дома, снег уже прекратился и первые проблески дня окрашивали город голубоватым отсветом.
Как только он шагнул на снежное покрывало, из-за урны, как по мановению волшебной палочки, возник черный лабрадор, издав радостный лай. Марк почесал его за ухом в знак признательности. Он подул на замерзшие руки, повесил на плечо сумку и пошел в сторону Бруклинского моста.
На пороге своего дома Николь смотрела вслед мужчине своей жизни, который уходил от нее в раннее утро. Тогда она вышла на середину улицы и закричала:
– Ты мне нужен!
Как оглушенный, он обернулся в десяти метрах от нее, слабо пошевелился и развел в стороны руки, будто хотел сказать: «Мне жаль».
И исчез за углом.
3. Некто, похожий на меня
Жизнь – это ожерелье страхов.
Бьорк[12]Девушка, которая мечтала о канистре бензина и спичке.
Название романа Стига Ларссона[13]Кабинет доктора Коннора Мак-Коя располагался в одной из стеклянных башен престижного Тайм-Уорнер-центра на западной окраине Централ-парка.
Коннор очень гордился этим: все было задумано так, чтобы пациенты чувствовали себя комфортно и получали прекрасное обслуживание.
Благодаря рекомендациям бывших пациентов клиентура Коннора не переставала увеличиваться, хотя его не совсем традиционные методы лечения были не по душе всем его коллегам.
Этой рождественской ночью он все еще был в своем кабинете, изучал историю болезни одного пациента. Мак-Кой подавил зевок и бросил взгляд на часы.
Половина второго ночи.
Все равно его никто не ждал. Коннор жил только работой, у него не было ни подруги, ни семьи. Он организовал свой первый кабинет с Марком Хэтэуэем, другом детства. Оба страстно любили психологию, оба выросли в неблагополучном квартале Чикаго. Оба уже не понаслышке знали, что такое страдание, и решили направить всю свою энергию и знания на создание новых методов терапевтического лечения. Их успех был сногсшибательным. Но с Марком произошло несчастье. Коннор, как только мог, изо всех сил поддерживал его. Даже когда полиция опустила руки, он вместе с другом проводил расследование по поводу исчезновения его дочери. Но это не помогло – и Марк исчез, раздавленный горем. Бегство соратника повергло Коннора в полную растерянность. Он не только потерял лучшего друга – его постигла тем самым и самая крупная профессиональная неудача.
Чтобы отогнать тяжелые воспоминания, Коннор встал с кресла и налил себе остатки неразбавленного виски.
«Счастливого Рождества!» – сказал он своему отражению в зеркале, поднимая стакан.
Волшебный свет наполнял отделанную прозрачными панелями комнату, выходящую в парк. Вид из окна был потрясающим. А здесь, внутри, все строго, без излишеств. На металлической полке – две скульптуры в стиле Джакометти[14] словно устремлялись в пространство, на стене – монохромная картина Роберта Римана[15], вызывающая недоумение у тех, кто видел в ней только белый квадрат. А Коннора полотно завораживало своими почти неуловимыми колебаниями света.
