Рождение подвига (рассказы) - Геннадий Гончаренко

И тут лейтенант вспомнил, что немцы, атакуя вчера вокзал, черными ракетами вызывали на помощь свою авиацию. Он тут же распорядился принести ему ракетницу и стал подавать сигналы…

Немецкие бомбардировщики проходили над Волгой. Их было много, шли они к центру города. «Нет, не принимают сигналов… Все напрасно» — подумал Красночуб. И вдруг увидел, как отделилась группа из пяти самолетов и направилась в сторону вокзала.

Немецкая пехота уже выбежала из своих укрытий и устремилась за танками. Фашистские пикировщики, приняв сигналы Красночуба, с ревом обрушились на свою пехоту и танки.

Несколько авиабомб легли как раз в середину атакующих, два танка загорелись.

Красночуб знал, что это спасение временное… Но атака сорвалась. Еще один день был выигран у немцев.

Вечером в батальон пробралась пожилая женщина и рассказала, что немцы готовят утром удар с тыла. Посланные разведчики подтвердили правильность этих сведений.

Женщина сказала Красночубу и о том, что неподалеку от дома, в подвале которого скрывается она и еще несколько жителей, находится крепкое каменное здание с подвалом, имеющим подземные выходы к оврагам и Волге. Красночуб принял решение этой же ночью перенести туда тяжелораненых. Из дома будет легче эвакуировать их за Волгу.

Лейтенант собрал командиров и рассказал о своем плане. В боевых группах осталось по три-четыре человека. Были среди них и легкораненые.

Красночуб оставил с собой восемь разведчиков, заняв дежурные посты у пулеметов, а остальные, сопровождаемые женщиной, отправились переносить тяжелораненых.

До самого рассвета перебирались на новое место. Местные жители помогали, чем могли.

— Теперь мы еще продержимся, хлопцы, — подбадривал лейтенант. — С таким тылом, как сталинградские товарищи, не пропадем.

Не успели группы разойтись по позициям, как прибежал связной.

— Товарищ лейтенант, к нам пополнение пришло, целая рота!

— Давай бегом командира сюда.

Перед Красночубом появился молоденький лейтенант. «Видать, из училища недавно», — определил Красночуб.

— Так сколько у тебя в роте, лейтенант?

Тот лихо козырнул и доложил:

— Прибыл в ваше распоряжение. Личного состава тридцать один человек, товарищ комбат, один станковый и три ручных пулемета, шесть ящиков гранат и у каждого в вещмешке по двести патронов…

— О, да это не рота, а целый полк. Тогда мы еще повоюем, лейтенант, на славу. Будешь моим замом, поскольку Егоров по тяжелому ранению выбыл из строя. Величать как тебя?

— Воронин Иван Иванович.

— А меня Красночуб Игорь Владимирович. Вот, считай, мы с тобой и познакомились, а завтра нас бой подружит.

ТАНКИ НЕ ПРОЙДУТ

Утро курилось сизой дымкой тумана. Бескрайняя донская степь дышала ранней прохладой. Солнце еще не всходило, но розовел уже край горизонта. Начинался день — четвертый день в дивизии Румянцева, обороняющей подступы к Сталинграду. Что он принесет воинам его дивизии? Будет ли этот день таким же, как предыдущие дни ожесточенных сражений, или сегодня немцы откажутся от бесплодных атак и перенесут свой удар на другое направление?

Об этом сейчас думали все — от рядового бойца до командира дивизии Румянцева, который уже на рассвете начал вести наблюдение за вражескими позициями.

Вспоминая прошедшие три дня боя, Румянцев все больше и больше склонялся к тому, что немцы и сегодня, как и прежде, начнут наступление именно здесь, на стыке обороны полков. Враг упорствовал, стремясь точно выполнить задачу, предписанную ему высшим штабом. Он не искал других, более слабых участков, будто был абсолютно уверен в том, что непрерывные таранные танковые удары должны принести непременный успех именно в направлении лощины, на стыке двух наших полков.

Румянцев думал об артиллеристах в противотанковом опорном пункте. От их выдержки и упорства будет во многом зависеть судьба обороны дивизии. «Сумеют ли они, поредев почти на две трети, устоять перед нарастающими таранными ударами вражеских танков и… ни одного ящика бронебойных снарядов… А что осколочно-фугасные против танков! Но что делать, если нет?…».

На складе оставалось еще пятнадцать ящиков противотанковых гранат. Румянцев позвонил заместителю по тылу и распорядился отдать пять ящиков противотанковому опорному пункту и по три ящика раздать в полки. Мало… Очень мало это для серьезного боя. Комдив приказал послать артиллеристам старшего лейтенанта Зализного бочку воды и направить к нему медсестру с запасом медикаментов. «Надо было бы кому-либо из нас навестить их», — подумал он. Но кому? Комиссар Цветков так и не вернулся, и это тревожило комдива. А самому нельзя отлучаться ни на минуту. «Что, если послать начальника штаба?» Он держался с трудом. После контузии у него началась рвота… «Но, может, доберется как-нибудь к артиллеристам, приободрит их перед боем».

Румянцев послал адъютанта за начальником штаба и продолжал наблюдать за противником. Он улавливал далекий гул моторов. Но сразу нельзя было разобрать, самолеты это, танки или просто машины.

…Командир противотанковой батареи старший лейтенант Зализный этой ночью тоже не спал. Болела раненая рука, беспокойно было на сердце, тревожила мысль о предстоящем бое. Он обошел огневые позиции каждого орудия. Бойцы тоже не спали. Они сидели, прижавшись друг к другу, курили или разговаривали вполголоса. Одно волновало всех: «Что сделать, чтобы выстоять, если немцы снова перейдут в атаку?».

Зализный обошел противотанковый опорный пункт и остался доволен тем, как удачно вчера расставили на ложных позициях выведенные из строя орудия. Он осмотрел «заграждения» из соломы и приказал облить жгуты керосином. Потом снова вернулся к расчету первого орудия, с которым решил находиться сам, управляя огнем батареи. Ему не понравилась одна огневая позиция, и он переместил орудие на запасную. Там был лучший обзор и обстрел. Рядом находилось надежное укрытие — вырытые в отвесной стене оврага ниши и норы. Он проверил связь с двумя другими орудиями и приказал связистам сделать запасную линию связи, но провода не хватило. Зализный хотел было сходить к командиру роты, обороняющейся впереди противотанкового опорного пункта, но нарастающий в небе гул немецких бомбардировщиков заставил его вернуться на наблюдательный пункт. И надо сказать, что сделал он это вовремя: немецкие самолеты стали пикировать на ложные позиции с разбитыми орудиями, сделали два захода, сбросили бомбы и улетели.

Румянцев, наблюдая за налетом гитлеровских бомбардировщиков, старался предугадать, как же в дальнейшем сложится бой. Опыт подсказывал ему, что и в этот раз немцы будут действовать по излюбленному ими тактическому шаблону: удары авиации, артиллерийский налет, атака танков, а за ними пойдет пехота.

И Румянцев не ошибся. Как только отбомбились немецкие самолеты, в бой вступила артиллерия. По множеству разрывов в лощине комдив понял, что немцы будут наносить главный удар снова сюда. Немецкая артиллерия еще вела огонь, когда на дороге, огибающей высоту, показалась колонна грузовых автомашин с пехотой.

«Что же это такое? — подумал комдив. — Где же танки? Или немцы совершенно уверены, что полностью уничтожили нашу артиллерию?…».

Он приказал оставшейся в хуторе батарее открыть огонь, но командир дивизиона доложил, что у него осталось всего по два снаряда на батарею. Делать было нечего, и комдив, чтобы не дать немецкой пехоте развернуться в боевые порядки, приказал Заливному открыть огонь.

На немецкие автомашины обрушился огневой удар. И разом несколько из них загорелись, а остальные повернули назад и скрылись за высотой. Тем временем из-за высоты показались танки и, построившись в боевой порядок, пошли в атаку. Их было пятнадцать и шли они углом, острие которого было нацелено в лощину. «Да, они не отказались от мысли и сегодня пробиться там, где пытались это сделать три дня назад», — думал Румянцев. И с беспокойством посмотрел в сторону батареи Зализного: «Выдержат ли?…»

На наблюдательный пункт пришел Цветков.

— Все в порядке, Михаил Алексеевич. Только что был на батарее Зализного. Как раз перед налетом немецкой авиации. Артиллеристы хорошо подготовили и замаскировали свои позиции.

Румянцев молча пожал ему руку.

— Очень правильно сделал. Вовремя…

Немецкие танки легко прорвали оборону стрелковой роты на стыке и устремились в лощину. Зализный видел, как они подходили к рубежу соломенного «заграждения» и, боязливо замедляя ход, останавливались, не решаясь его перейти. «Догадались, что здесь скрыта какая-то ловушка. Вот бы где надо бронебойных, — думал Зализный. — Такие мишени, черт возьми!» И приказал открыть огонь по танкам. Немцы дали ответный огонь по батарее. Два танка осторожно подошли к соломенным «заграждениям» и перешли их. За ними двинулись остальные. Зализный подал команду поджечь жгуты и спустя две-три минуты танки очутились в огненном кольце. Немецкие танкисты, ошеломленные случившимся, остановили машины. Это и привело многих из них к гибели. Танки тотчас же загорелись. Только шести машинам удалось вырваться из бушующего в лощине пламени. Два головных танка избежали участи своих товарищей. Зализный увидел, что против трех его орудий, не имеющих снарядов, идут два танка. В одном из них мог быть командир подразделения, на глазах у которого несколько минут назад сгорели его танки. Он, по-видимому, понимал, что орудия русских беззащитны, и поэтому шел уверенно, вел частый огонь по нашим позициям, не жалея снарядов.