Однажды в Карабахе - Ильгар Ахадов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я был в растерянности. Не знал, говорить об Ашоте или нет. Неприятна была мне эта тема… Короче, решил пока молчать и ждать, что будет.
Командир после некоторой паузы как бы неуверенно продолжил:
– Тебе-то я смогу довериться, Ганмурад. Есть у меня среди местных армян свой человек. Когда-то в райцентре вместе работали. Помнишь, где-то около месяца назад я молодого армянина отпустил. Того, который от страха чуть не умер, когда попал в плен.
– Да, помню, – ответил я, припоминая, – совсем безусый был, молодой…
Он молчаливо кивнул.
– Мы, конечно, сначала тебя не поняли, командир. Ведь ты среди нас самый злой на них… – я прикусил губу. Но было поздно. Намек он понял и помрачнел. Я нехотя продолжил. – Спорить мы с тобой не привыкли, кто-то сказал, что он тебе напоминает погибшего сына…
– Он мне напомнил попавшего в капкан трусливого шакала!.. – гневно произнес он, но после усилием воли взял себя в руки, тихо прошептал. – Хотя, внешне был такой же, как мой Орхан. Светленький, худенький… Я тогда послал его отцу весточку. Когда мы встретились с Нерсесом в лесу, он обнял мои ноги, бился головой об землю и рыдал как сумасшедший. Умолял, чтобы я отпустил его Карена, что он единственный сын. Говорил, парня принудительно забрали на фронт, не успели его вывести за пределы, денег не хватило. Мать сойдет с ума, если с ним что-то случится. Себя предлагал в обмен…
Я ответил, что благодаря его соплеменникам, вообще один остался на всем белом свете. И где-то час слушал, как он в отчаянии выл…
Короче, он мне все рассказал, после поклялся своим Аствацом4 и могилами усопших, что и впредь будет предупреждать меня о передвижении армянских частей и о прочем. Продаст последнюю корову, но сумеет отправить сына в Армавир, к его дяде. Мне тогда показалось, что он где-то с удовольствием закладывает своих. И это понятно. До войны он, будучи прекрасным каменщиком, неплохо зарабатывал, в том числе и в азербайджанских селах. Мы друг к другу в гости ходили. А теперь превратился в нищего.
Я планирую тебя свести с ним, сам не всегда располагаю временем для встреч. Последние наши удачные вылазки – результат его информаций. И я дал деньги, чтобы он отправил Карена в Россию…
Ганмурат налил себе остаток водки и выпил одним залпом. Надо сказать, мужик он был крепкий. В отличие от нас, выпитая водка не была у него ни в одном глазу.
– А как вы обращались с пленными? – спросила вдруг Аталай.
Девка она была с закидонами и, видимо, воображала себя этакой неподкупной журналисткой, борющейся со всяким злом, начиная с несовершенной правовой системы Соединенных Штатов, заканчивая колумбийской и азербайджанской мафиями.
– Вежливо, как с женщинами, – мерзко хихикнул Бакинец.
– То есть как? Я серьезно… – невинно захлопала накладными ресницами Аталай.
– Ну, вам же сказали, вежливо, – невозмутимо добавил Арзуман, смакуя остатки жидкости в стакане. – Мы их кормили, поили, одевали, обували, иногда даже отмечали их дни рождения… Всем коллэктивом…
– И обязательно проводили воспитательную работу! – агрессивно заорал Ветеран в тельняшке. Видимо, он дошел уже до кондиции и дико таращился на пустую бутылку на столе.
– В смысле, учтиво просили, чтобы они с радостью, с проснувшимся самосознанием признали Нагорный Карабах суверенной территорией Азербайджанской республики, – подытожил его мысль политически подкованный Бакинец.
Я усмехнулся, пожав плечами. Аталай обиженно надула чувственные губки и отвернулась.
– Однако, у нас лимит времени, – заворчал Прилизанный, протирая салфеткой стекла очков. – А вы, товарищ… как вас там? – обратился он к рассказчику.
– Ганмуратбек Хаджи Абдуррахманбек оглы, – услужливо подсказал Кахраман Зопаев, как профессиональная секретарша.
– Не надо так много беков, это не политкорректно, – блеснув сверкающими стеклами очков, в упор посмотрел на него Прилизанный.
– Да-а… – проблеял Зопаев.
– И действия вашего командира-тракториста, позвольте заметить, были неправомерными, – обратился он вновь к Ганмурату. – Надо было разработать совместно с разведывательной службой вашего подразделения оперативный план мероприятий, аргументировать их, отослать к вышестоящей инстанции и дождаться ответа. А пленного надобно было отправить в штаб специальных служб военного ведомства, чтобы они подробно и, в отличие от вас, профессионально допросили в соответствующих целях. Так что поступки вашего командира, я считаю, должны быть предметом основательных разбирательств правоохранительных органов, – страшно закончил речь Прилизанный, как мне показалось, упиваясь своей компетентностью.
– Что он сказал? – озадаченно обратился Древний Огуз к аудитории.
– Сказал, что сдаст тебя и твоего командира ментам. Его за то, что отпустил хачика, а тебя – что знал и не донес, – “перевел” Бакинец.
После некоторой паузы зловещую тишину нарушил рык Ганмурата:
– Пусть только попробует! Я его дохлую городскую шею откупорю как бутылку!
– А ведь сделает!.. – зловеще прошипел Бакинец- провокатор.
– Да как вы смеете! – закричал в бешенстве Прилизанный. – Я вас арестую! Вы слышали, мне угрожали! – обратился он к своей свите.
Бывший полицейский угрюмо молчал, пряча бегающие глаза, а Гюлечка нервно затараторила:
– Что вы говорите? Я не могу слышать такое! И перестаньте их провоцировать. Сначала понюхайте воздух.
– У них у всех карабахский синдром, – с испугом прошептал ему в ухо Зопаев, – они все чокнутые, контуженные, – жалобно простонал он.
– Черт, действительно, спиртом воняет! Как я не догадался… – прошептал Прилизанный. – Мне надо… Короче, прекратите съемки, – обратился он к телевизионщикам, суетливо собирая бумаги.
– Сядь на место, сучонок! – вдруг заорал на него Ветеран в тельняшке и начал поигрывать жилистыми бицепсами. – Пусть снимают! Я тоже хочу излить душу и никакие решетки мне не страшны!
– Он уже сидел до войны. У него на груди наколка – “Не забуду мать родную”, а на спине – “Не буди спящего зверя”, – доверительно сообщил Бакинец.
– Неправда! – опять заревел Ветеран в тельняшке. – Ты меня с кем-то спутал, гаденыш. На спине – “Уважаю порядок, но ненавижу ментов”!
– Это же одно и то же, дорогой, – вежливо возразил Бакинец. – Все мы знаем, что ты отлупил до кондиции участкового, который в твой дом без стука ворвался.
– И меня сажали… – печально произнес Длинный ветеран. – Но это моя история…
– Несомненно, тоже очень кровавая, – страшно прошипел Бакинец, выпучив глаза.
– Господи, что здесь происходит? – со страхом воскликнул Прилизанный. – Кто эти люди? Я вас спрашиваю!.. – взяв за воротник и так доходягу Зопаева, он начал трясти его. – Это же сплошной
