Лжепророк - Фэн Шань

Понаблюдав за собой, я сделал открытие, которое мне не понравилось: иногда кто-то или что-то словно показывало в моей голове картинки. Поначалу я принимал их за озарения и радовался всякий раз, когда «вдруг» находил ответ на какую-то ситуацию или вопрос. Позже это стало меня пугать, и я замкнулся в себе.

Несколько раз я навещал родителей в городе, но чем больше времени проводил в «глухих местах», тем более чуждым он мне казался. В итоге я сам стал дивиться тому, как раньше мог всё это любить. Теперь я чувствовал нечто необъяснимое и неприятное, когда видел по ТВ Пророков, и это пугало и злило меня. Было такое ощущение, будто от их голосов ползла и плавилась реальность.

Я просил маму выключать экраны, когда приезжал к ним в гости, потому что от Шоу у меня разрывалась голова. Но она по-прежнему была помешана на своих глупых рейтингах и всякий раз утверждала, что ей осталось совсем чуть-чуть до того момента, как она сможет стать зрителем на настоящем живом Шоу.

Я не мог объяснить ей, что ничего настоящего и живого в Шоу не было, и в ответ на свои замечания ловил снисходительно-сожалеющий взгляд, каким обычно смотрят на умалишённых. Как-то раз она даже предложила мне наведаться к врачу. Тогда мы крупно повздорили, и я вернулся в «глухие места» с твёрдым намерением больше никогда не появляться в городе.

Конечно, поостыв, я своё решение поменял и продолжал исправно навещать родителей «по праздникам», отдавая им сыновний долг, ведь это всё ещё были мои родители. Ладил я с ними или нет — но других всё равно не имел.

Лет с шестнадцати я стал примечать в городе любопытные вещи: иногда здесь можно было встретить людей, отличных от других. Нет, внешне они выглядели точно так же, как все: в брендовой одежде или попроще, с дорогим маникюром или без него, современными стрижками или не очень… Но их всегда выдавали глаза.

Их глаза были не такими, как у большинства людей. Вернее, в них вообще не было ничего человеческого — лишь чудовищно сильный голод.

Сначала я этого испугался и пытался избегать городских улиц, но позже любопытство взяло верх, и я начал специально их искать.

Спустя несколько лет я легко мог отличать «их» от «нас», а также знал, каких мест они предпочитают держаться, а какие обходят стороной. Что примечательно, в дикой местности их не было. Совсем.

Когда я пытался говорить об этом с бабушкой — единственным человеком, которому мог доверять, — она лишь отпускала шутки о моей бурной фантазии и предлагала мне вступить в литературный кружок.

Иногда мне казалось, что она готова была вот-вот в чём-то сознаться, что-то рассказать мне — но стоило об этом спросить, бабушка резко меняла тему. В другие моменты я буквально чувствовал на себе, как она о чём-то сильно сожалела. А иногда — что её одолевала невыносимая тоска. Бабушка говорила, что ей становится легче, стоит мне только её обнять. И я охотно делал это, поскольку не знал, чем ещё мог отплатить за её доброту.

Я понятия не имел, было ли это просто словами бабушки, чтобы меня утешить, или я действительно обладал какими-то способностями, которых не понимал, а спросить было не у кого. Поэтому всё что я мог — просто продолжать наблюдать.

Чем старше я становился, тем больше сомневался в мире, в котором жил. Иногда мне представлялось, что его пронизывают невидимые нити, которые ткут не иначе как ткань бытия, — и кто-то или что-то умело управляет ими, чтобы кривить пространство. В некоторые моменты меня накрывало такое явное чувство диссонанса, что хотелось кричать: «Всё должно быть не так!» и рвать на себе волосы от досады.

Возможно, мама была права, и мне действительно стоило наведаться к врачу, но я этого так боялся, что раз за разом убеждал себя в том, что со мной всё в порядке. Я старался отвлечься от самого себя как только мог, и потому с головой уходил в музыку. Вряд ли, конечно, уровень моего среднего образования позволит поступить в приличное место, и уж тем более мне никогда не попасть в Академию Нот, лучшие выпускники которой создавали композиции для ТВ. Но как-нибудь заработать на жизнь я смогу.

Годам к двадцати я стал плохо спать. Мне то и дело снились беспокойные сны — будто я как радиоприёмник ловил чьи-то кошмары. Я чувствовал, что мир кривился всё больше. В самые страшные ночи я видел мёртвые города под хмурым небом, полные застывших фигур, что распадались в пыль от одного дуновения ветра. Тогда я просыпался в холодном поту и подолгу смотрел в окно, чтобы убедить себя, что всё это лишь привиделось мне. Зелень бабушкиного сада умиротворяла и вселяла в меня немного покоя.

Медленно, слишком медленно я осознавал, что с каждым днём вокруг оставалось всё меньше людей и появлялось всё больше искажений.

Это слово само возникло в моей голове, когда я в очередной раз приехал в город, чтобы навестить родителей. Мысленно оглядываясь назад, я вдруг понял, что во времена моего отъезда в «глухие места» всё было совсем не так. Но что ужасало больше: выросло и количество природных катастроф во всех уголках страны.

Пророки объявили о создании организации Лован (кит. — «сеть»), которая будет заниматься устранением разрушений, вызванных буйством стихий, и многие волонтёры откликнулись на эту инициативу. К моему ужасу, если раньше «пузыри» обеспечивали городам большую безопасность по сравнению с дикой местностью, то теперь катастрофы с завидной частотой происходили именно вокруг них, — будто планета стремилась отторгнуть язву или нарыв.

Однако люди, вопреки здравому смыслу, не стремились покидать городов. Напротив — они всё больше сплачивались вокруг Пророков, убеждавших, что только вместе мы сможем всё преодолеть. А чтобы ещё больше поддержать тех, кто в них верил, сильные мира сего организовали лотерею, выиграв в которой, можно было стать гостем на Шоу.

Возможно, я тоже был до наивного глуп, но именно этой возможностью я решил воспользоваться, чтобы задать Пророкам несколько вопросов.

Я как одержимый стал скупать лотерейные билеты на участие в Шоу.

Много денег у меня не водилось — обычно я подрабатывал пианистом в разных забегаловках, когда приезжал в город. Этого хватало на всякие мелочи, а о будущем я не задумывался. Не потому, что был легкомысленным. Скорее, я сознательно избегал этой темы.

Всякий раз, стоило мне начать о