Путешественник во времени - Генри Ченселлор

— Вот слизняк, — пробормотал дядюшка.

— В четверг и в пятницу не было вовсе никого, — продолжила тетушка и с улыбкой избавила Тома от назойливой крысы.

— Может, и так, Мелба, может, и так, но самым удачным днем для музея Скаттерхорна всегда была суббота, — парировал Джос, не желая успокаиваться. — В лучшие субботы у нас бывали тысячи посетителей, очередь растягивалась во всю улицу, словно на финал кубка.

— Но в последнюю субботу их пришло всего двое. Причем оба — из муниципалитета, с очередным требованием денег.

— Ладно, — признал дядюшка, поднимая руки. — Я знаю, предприятие не вполне прибыльное. Но, Том, все дело в том… — он прокашлялся, — все дело в том…

— Как говаривал твой отец? — тихонько подсказала Мелба.

— Пока мы здесь, — прогремел Джос и, вскочив, внезапно сгреб Тома за рубашку, — мы здесь, мой мальчик.

— Пока мы здесь, мы здесь, мы здесь, пока мы здесь, мы здесь, мы здесь, — пропела Мелба тонким гнусавым голосом, и у Джоса заметно затряслись плечи.

— Пока мы…

— Хватит! — просипел Джос.

Глаза его сузились до темных точек, а лицо ярко побагровело, и Том испугался, что он вот-вот взорвется. Мелба захихикала. Мальчик беспомощно улыбался и переводил взгляд с одного на другую. Он уже начал подозревать, что его дядя и тетя окончательно сошли с ума.

— Боже мой, боже мой, так и не разобрался, что бы это могло означать, — наконец проворчал Джос, утирая глаза. — Но всегда считал: музей нужно держать открытым, что бы вокруг ни творилось, ад или потоп.

Как для бывшего моряка, для Джоса это, несомненно, имело смысл.

После чаепития дядюшка провел Тома по шаткой лесенке в небольшую чердачную комнатку в узкой пристройке позади музея, где они с Мелбой жили сами. Потолок нависал так низко, а дверь оказалась настолько узкой, что Джос с трудом туда протиснулся.

— Прости за беспорядок, — извинился он, ногой отодвинув с дороги какие-то старые упаковочные ящики и водрузив сумку Тома на кровать. — Господи, какая тяжелая!

Джос тяжело опустился на кровать рядом с сумкой, так отчаянно отдуваясь, что изо рта повалили клубы пара, словно из закипающего чайника.

— Итак, Том, — начал он, склонив голову набок, — что скажешь о своем жилище?

Мальчик осмотрел крошечную комнатку. Она оказалась темной, сырой и холодной, и стены круто клонились внутрь вместе со скатами крыши. Небольшой письменный стол стоял у дальней стены, под окном, из которого открывался вид на мокрые кровли городка и широкую серую реку за ними. Том даже разглядел желтые огни пристаней на том берегу и силуэты огромных подъемных кранов, в сумерках похожие на динозавров.

— Все отлично, — слегка вздрогнув, ответил он. — Может, немного холодно, но я…

— С этим можно справиться, приятель, — перебил его Джос. — Не беспокойся. Здесь может быть зябковато, но, готов поспорить, куда теплее, чем в Монголии!

Со смешком он поднялся с кровати и направился к двери, лавируя между ящиками.

— Уверен, ты хочешь разобрать вещи, так что не буду мешать. Завтра хорошенько осмотрим старый дом, и ты скажешь, что о нем думаешь. Хочу знать твое мнение. В конце концов, ты — Скаттерхорн, — подмигнул дядюшка. — Возможно, однажды тебе самому доведется встать у руля.

И, махнув рукой, он ушел.

Том еще раз окинул взглядом холодную темную комнату с кипами плесневеющих книг и старых газет, испускавших чуть сладковатый запах. Внезапно он почувствовал себя очень одиноким. Подойдя к окну, мальчик посмотрел на луну, несущуюся сквозь серебристые облака, вслушался в вой ветра. Он представил, как эта же луна светит на другом краю света. Там, на опушке безбрежного леса, стоит маленькая палатка, рядом с которой потрескивает костерок. И поблизости маячат две тени, всегда две тени…

Прикусив губу, Том отвернулся от окна. Сейчас он тосковал по родителям сильнее, чем мог бы выразить словами.

«Крепись, мой милый, — сказала ему мать, когда поезд тронулся от перрона. — Я найду его. Обещаю».

Том рухнул на низкую скрипучую кровать и уставился на отставшие обои над головой. Сердито вытер рукавом слезы. Ничего подобного не должно было случиться.

Куда же уехал отец?

В странную, почти необитаемую страну с лесами и широкими реками. Том перекатился на живот и попытался не думать о терзавшей его правде. В конце концов, все могло быть совсем иначе…

Глава 2

БОЖЕСТВЕННАЯ ИСКРА

Той ночью Тому приснился сон. На дворе стояло первое июля, день его рождения. Утро выдалось теплым и солнечным, и он слишком разволновался, чтобы спать, поэтому, прежде чем родители встали, прокрался вниз по лестнице посмотреть на ждущие его на кухонном столе подарки. На одном конце громоздилась высокая гора для него, а на другом, гораздо меньшая, — для отца. Так вышло, что они родились в один день, и даже во сне Том это помнил. Он осторожно брал по очереди каждый подарок и легонько сжимал, пытаясь угадать, что внутри. Потом услышал, как щелкнула крышка почтового ящика, выбежал в прихожую и увидел разбросанную по полу небольшую горку писем. «Тому Скаттерхорну, Тому Скаттерхорну, Тому Скаттерхорну…» Последнее оказалось многообещающе тяжелым, и мальчик понадеялся, что в него вложены деньги. Он отнес письма на кухню и торжественно разложил на столе. Только тогда он заметил затесавшийся среди остальных небольшой захватанный конверт с пометкой «Авиапочта».

Том поднял письмо и долго смотрел на него. Бумага пожелтела и запачкалась, как будто конверт пережил кораблекрушение, пожар и, возможно, землетрясение. Адресовано оно было «господину Сэму Скаттерхорну», и, несмотря на потрепанный вид, в нем чудилась некая официальность. Том был озадачен — отец никогда прежде не получал писем в день рождения. Одна из марок была узкой и длинной, с ярким изображением всадника с орлом и надписью на прежде не виданном им языке. Не вполне осознавая, зачем он это делает, мальчик подошел с письмом к плите, зажег конфорку и поднес желтоватый испачканный конверт к синеватому огню. Он смотрел, как бумага постепенно коричневеет, как оранжевые язычки пламени подбираются по ней к пальцам все ближе и ближе…

Ай!

Том резко сел на постели, стиснув одну ладонь другой. Опустив взгляд, он, к своему облегчению, не нашел на ней ни ожогов, ни каких-либо отметин — совсем ничего.

Просто сон.

Или нет?

Том тяжело вздохнул и рухнул обратно на постель, понимая, что это было не просто сном. Скорее, воспоминанием о его седьмом дне рождения, точным во всем, кроме одного. Он не сжег письмо, хотя ему стоило бы это сделать. И он ясно помнил, что случилось дальше.

За завтраком отец Тома вскрыл письмо и поскреб в затылке. Это, безусловно, казалось весьма странным. Затем он прочитал письмо еще раз.

— От кого оно, дорогой? — спросила мать.

— От Международного движения за защиту и развитие насекомых, — медленно ответил тот, перевернув письмо.

Том заметил жирно напечатанные сверху слова: «Лично, в собственные руки».

— А чего они хотят, пап?

— Похоже, предложить мне членство. Видимо, это весьма почетно.

— Тебе? — с улыбкой переспросила его жена. — Почему они обратились к тебе?

— Помнишь, в детстве я собирал жуков?

— Нет.

— И тем не менее. На самом деле вполне успешно. Однажды даже получил награду.

— И поэтому они тебе написали? — спросила мать Тома, не вполне уверенная, шутит он или нет. — Потому что ты собирал жуков?

— Похоже, что так, — ответил совершенно сбитый с толку отец. — Да, сюжетец в самый раз для книжки.

Сэм Скаттерхорн был высокого роста и работал бухгалтером в местном муниципалитете. Он редко улыбался, но его глаза всегда смеялись, и это была одна из тех фразочек, которые он использовал постоянно. Если бы слон сел на его машину, собака забила решающий гол в финале кубка или космический корабль пришельцев приземлился в соседнем саду, он, несомненно, встретил бы это тем же: «Да, сюжетец в самый раз для книжки».

Итак, Сэм Скаттерхорн, как всегда, накинул пиджак, как всегда, не заметил, что на нем разные носки, и вышел за порог двадцать седьмого дома по Среднему тупику. Погудев, он задним ходом вывел машину с подъездной дорожки и уехал на работу. Как всегда.

Тем вечером Том застал отца за перечитыванием письма, и снова — на следующий день. Неделей позже пришел еще один конверт от таинственного Международного движения. Тоже с пометкой «Лично, в собственные руки». Сэм Скаттерхорн внимательно изучил его и вечером вернулся домой с толстой книгой о насекомых, которую взял в библиотеке.

— Я и забыл, что каждое четвертое живое существо на планете — жук, — заметил он, краем глаза заглянув в книгу за завтраком из кукурузных хлопьев. — Знаете, некоторые из них живут здесь уже двести миллионов лет, почти живые ископаемые.