Похождения авантюриста Гуго фон Хабенихта - Мор Йокаи

А обращение с пушками в то время требовало куда больше хлопот, нежели с нынешними изделиями Круппа или Ухатиуса.

Попробуйте-ка вытащить из печи добела раскаленное ядро и вбить его в чрево фельдшланга!.. Но на этом искусство артиллериста вовсе не кончалось. Если пушка почему-либо не выстреливала, и ядро застревало в стволе, его следовало извлечь каким-нибудь огромным штопором или клещами-пеликаном; после каждого выстрела пушечный ствол досконально проверялся специальным инструментом, напоминающим кадуцею Меркурия — не оставило ли небрежное ядро впадины или дыры. Меж тем вовсе не обязательно быть гением, чтобы постигнуть все эти приемы. По ходу дела привыкали даже к «слону», а если умели использовать квадрант, то палили тяжелыми бомбами не совсем понапрасну. Куда больше ловкости и опыта требовал от констаблера «огненный щит». Здесь нелегко избежать конфуза, ведь из тридцати пяти отверстий «огненного щита» вылетало на приближающегося врага тридцать пять ядер. Еще более изощренной диковиной была «штурмовая бочка» — два набитых порохом колеса на цилиндре, утыканном острыми ножами. Предполагалось, что заряды обоих колес должны взорваться одновременно, и тогда разъяренным быком кидалась на врага «штурмовая бочка»: одному подпаливала бороду, другому выжигала глаза, а третьего кромсала ножами. Впрочем, если отскакивало лишь одно колесо, то вся механика, покуда хватало пороху в оставшемся колесе, кружилась каруселью, разгоняя чужих и своих. Если же второе колесо взрывалось моментом позднее первого, коварная штука обращалась вспять, прогоняя с поля брани самих артиллеристов.

Вряд ли стоит долго объяснять фокус с двумя сцепленными ядрами, потому что легко представить, как два цепью соединенных ядра влетают в гущу врагов: цепь обматывает шею первого солдата, ядра вращаются, разбивая тому нос, другому затылок и так далее, покуда инерция не ослабеет. Истинно жаль, что вышли из моды «поварешки». Вообразите себе две железные кухонные ложки, ручки которых скреплены между собою кольцом. Выстреленные в противника, они поражали зараз не одну живую цель, и счастлив был тот, кого угораздило попасть между двух ручек, и у него оказывалось всего лишь стиснуто горло. Зато два солдата пообок, чьи головы застревали в самих ложках, хорошенько стукнувшись лбами, не забывали этой шутки до конца дней своих. Однако подлинно революцией артиллерия (ее тогда называли аркелея) обязана двум изобретениям — немецкому и французскому.

Немецкая затея — она принадлежала как раз Гуго — это знаменитая «свинья с поросятами». Большая мортира — жерло размером с пятидесятифунтовую бомбу; а кроме того, восемь отверстий поменьше для пятифунтовых ядер. Одним зарядом посылали девять подарков. Можно себе представить настроение французов: слышался один залп, а на головы им обрушивалась не только чугунная «свинья», но и восемь «поросят». Этой шуткой забавлял Гуго осаждающих французов.

Враги не остались в долгу и также приготовили интересный сюрприз. так называемый «огненный кувшин».

По виду это обыкновенный кувшин — наши крестьяне берут такой на косьбу хранить в прохладе питьевую воду. Только французский кувшин содержал не воду, а огонь. Железный сосуд наполнялся какой-то адской смесью. Кроме того, у него было четыре ручки вместо одной, и в каждой ручке дыра, из которой хлестало шипящее пламя. Куда ни попадали капли этой раскаленной жидкости — все, что могло гореть, превращалось в пепел. У немцев тоже были зажигательные снаряды, но этот «огненный кувшин» имел еще одно прекрасное качество, так как хорошая бомба должна обладать двумя преимуществами. Во-первых, долго выплевывать негасимый огонь в целях пожарной опасности; во-вторых — взрываться, разрушать, убивать. Оба преимущества заслуженно прославили «огненный кувшин».

Вообще говоря, осажденные успешно боролись с зажигательными снарядами. Подобно Илоне Зрини, защитнице крепости Мункач, немцы знали кунстштюк: когда пламенеющий монстр приближался, его встречали, держа наготове мокрые звериные шкуры, и тушили на месте приземления, а поскольку огнедышащему снаряду, как любой живой твари, нужен воздух, его гибель казалась неизбежной.

Однако с огненным кувшином фокус не удался. Стоило немцу заткнуть четыре его ноздри звериными шкурами, чудище взрывалось и немец — здесь сапог, там голова — разлетался в разные стороны.

Так что пропало у немцев желание заигрывать с огненным кувшином. Но однажды случилось так: кувшин залетел в окоп, истек своим горючим ядом и… не взорвался.

Артиллеристы подождали, пока он остынет, и принесли к Гуго.

— Теперь-то я наконец распознаю начинку этого опасного снаряда, — сказал констаблер, — сделаю такой же и поприветствую французских куманьков.

На шейке огненного кувшина сидел колпачок, как на солдатской фляжке, и его требовалось открыть. Гуго пригласил на торжество открытия коменданта крепости, обер-капитана, князя, губернатора, начальника артиллерии, городского старшину, синдика[2] и княжеского алхимика. Каждый сказал себе примерно так: «Хватит присутствия остальных, я там не нужен. Вдруг проклятый кувшин взорвется!» Вот и пришлось Гуго заглянуть в кувшин в полном одиночестве.

Раскрыв тайну огненного кувшина, Гуго со всей поспешностью велел изготовить аналогичное чудо артиллерийского искусства и в присутствии князя и коменданта переслал во французский лагерь. Именитые господа наблюдали в подзорную трубу, как огненный кувшин, подобно дракону с огненным хвостом, полетел к предвиденной цели, и немало радовались: снаряд предал огню все, что встретилось у него на пути, а затем взорвался.

Изделия Гуго тоже не всегда взрывались. Неудачи бывали и с той, и с другой стороны. Французы теряли ежедневно по одному-два кувшина, Гуго их подбирал, заряжал и отправлял законным владельцам. О да, в тогдашнюю эпоху артиллерийские баталии проходили спокойно и добродушно, противники дружески обменивались ядрами. Славные, бережливые были времена. Еще в 1809 году в битве при Ваграме Наполеон собрал двадцать восемь тысяч вражеских ядер и переслал их австрийцам обратно. Продолжись битва еще два дня, и те же самые ядра трижды побывали бы в деле.

Князь похвалил бравого констаблера за перехваченное у врага изобретение, повысил его жалованье с шестнадцати до двадцати талеров и наградил сверх того бочкой двойного ячменного пива. По сей причине надулся начальник артиллерии, которому пришлось довольствоваться светлым пивом.

Многие завидовали Гуго, но никто не решался его задевать.

Гуго был атлетического сложения. Его голова в рыжеватой пышности волос напоминала львиную. Он всегда улыбался и никогда не приходил в замешательство. Никто не видел его испуганным или разгневанным. Заботы и горести не отразились в его чертах. Лет ему было под сорок, лицо чуть рябоватое; однако стоило на горизонте появиться соответственно его вкусу особе женского пола, и он, как правило, завоевывал ее симпатии. Любил хорошо поесть и хорошо выпить, а потому в карманах у него было пусто. Тем не менее Гуго во всем предпочитал отменное качество.